БУДУЩЕЕ В ПРОШЕДШЕМ
№№№№№
Предутренние строки пахнут ветром,
И той особой, дивной тишиной,
Которая в слиянии с рассветом,
Готова вспыхнуть музыкой шальной
Притихший город кажется пустыней,
Я одинока в этом мире сна.
И как перед застывшею картиной.
Смотрю на мир тихонько из окна.
Пишу слова любви тебе и ветру.
А тополь так отчаянно шуршит.
Он словно тоже говорит с рассветом,
О чем- то очень важном говорит.
Тепло и величаво и красиво,
В предутренней прозрачной тишине.
И кажется во мне такая силы.
И кажется, что все доступно мне.
№№№№
Ночь крадется неслышно
И сереет неспешно оно.
Я люблю этот мир,
Где ни разу ты не был,
Но куда ты придешь все равно.
Я люблю этот мир,
Не заполненный снами,
Не забитый чужою молвой,
Где проносится детство
Пустыми дворами,
По залитой дождем мостовой.
СТРАННЫЙ СОН
Поэт не похож на свои стихи,
Как правило, это так.
И зря мы пытались его найти
В любимых своих стихах.
Он был грубоват и немного зол.
Он не был влюблен совсем.
Он тихо поставил стакан на стол
И улыбнулся всем.
И женщина- дрянь прильнула к нему,
И в ночь его увела.
А мы все думали: «Почему
Душа его с ней ушла?»
А мы все еще пытались понять,
Откуда из этой тьмы,
Он мог Незнакомок своих узнавать
И сказочные миры.
Он только тихо взглянул в ответ
И рассмеялся вдруг.
Потом, среди сотен его побед
Все виделся мне испуг.
Я знала, что он и бог и пророк
Со слабостями земными.
Но в ночь эту странную он не смог
Возвыситься над остальными
И кто- то кричал ему вслед: «Гу-гу»,
А кто- то сквозь слезы пел.
Я видеть его таким не могу,
НО быть он другим не хотел.
Поэт не похож на свои стихи,
Тем паче – большой поэт.
Но что все падения и грехи
Пред блеском его побед.
ЕЛАБУГА
Елабуга - безмолвная пустыня.
Ее лесов далеких мирный шум.
Последний вздох, он навсегда отныне
Хранит и скрип шагов, и шорох дум.
Война грохочет где-то в отдаленье,
Еще рифмуя странные слова,
Уже решенье принимает гений,
А грезится все неба синева.
И дальних звезд последнее сиянье,
И тихих снов внезапное звучанье.
О, как она взглянула на прощанье,
И навсегда ушла.
Елабуга – безумная пустыня.
Сегодня ты расскажешь, не спеша.
Сегодня ты расскажешь о Марине.
И снова буду слушать, не дыша.
№№№№
Все рухнуло в один короткий миг.
Погасло солнце.
Звезды не сияли.
И лишь Старик.
Один седой старик.
Сидел, клонясь, как мертвый у рояля.
№№№№
Сны бесшумно по городу бродят.
Проникают, замерзнув, в дома.
В этом странном ночном хороводе
Заблудилась однажды сама.
И витала в просторах метели,
И смотрела те странные сны.
А они все летели, летели.
Как снежинки в преддверье весны.
ПАЛАЧ
О Мандельштаме плачу в тишине,
Смотрю на мир безумными глазами
Старик приходит сгорбленный ко мне.
Мы снова говорим о Мандельштаме.
Да как же вы могли служить тогда?
Как это зверство нынче вам сошло?
А он о чем- то: « Общая беда..»
И долго путая добро и зло
Старается себя не очернить.
Старик – палач пытается шутить.
И видится ему сквозь эту тьму
Поэт убитый видится ему.
Сутулится и прячет взгляд пустой.
-Куда же ты теперь, Старик, постой.
ОШИБКА
-Марина, - окликнул мужчина
Высокий, красивый, седой.
-Вы мне? Только я не Марина.
- Марина, Марина, постой.
Стоял он, и сквер золотился.
И падали листья гурьбой.
- Ошибся. Простите, ошибся.
Но как вы похожи, Бог мой!
И он растворился, смущенный,
А я продолжала стоять.
Стояла под золотом кленов
В след повторяя опять:
- Марина, Марина, Марина!
Кого же во мне он узнал?
Любимую, шедшую мимо,
А может быть свой идеал.
А может он тоже – наивно,
Фантазия, глупости, бред.
-Марина, Марина, Марина
Легко уходила в рассвет.
ПОЭТЕССА
Читает стихи отрешенно.
И смотрит куда- то в окно.
Цветы принимает смущенно
И пьет дорогое вино.
Молчит в наших спорах вечерних,
На мужа глядит удивленно.
И просит у Музы прощенья,
Вздыхая уже отрешенно.
За боль принимая удачу.
Проводить меня за порог.
И вдруг обречено заплачет
О том, кто красив и далек.
О, как я тебя понимаю,
Мне так и себя не понять.
Ну, все. Ну, пока, улетаю,
А ты? - Я об этом писать
ИЗГНАННИК
Он шептал отчаянно: « Россия»
С француженкой по-русски говорил.
Не понимала. Как его бесила.
Но деньги оставлял и уходил.
А в кабаке и плакали и пели.
И стала жизнь похожа на игру.
И офицер в прокуренной шинели
Кричал им: « Я за Родину умру»
И этому безумию внимания,
Он плакал, не скрывая горьких слез.
И тихо пела женщина чужая
Про красоту рассветов и берез.
ГОСТЬ
Вдруг унылая пороша
За окошком закружится.
И придет старик, не прошен.
В кресло сядет. Засидится.
Руку молча поцелует.
Пожелает не сдаваться.
И уйдет. И долго будет
Пламя свечки бесноваться.
РОЗЫ
Как долго еще на могиле алели
Прекрасные розы в тиши.
Старушка безмолвно брела по аллее.
Несла на могилу цветы.
Шаги становились ее тяжелее,
Слезились на солнце глаза.
Но снова упрямо брела по аллее
Опять приходила сюда.
И помнился ей тот отчаянный танец.
Тот дерзкий, загадочный смех,
Который поймет лишь влюбленный испанец
И русский великий поэт.
Смотрел и не видел он эти морщины,
И рыжих кудрей седину.
На розы смотрел – молодой и красивый.,
На слезы с усмешкой взглянул.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Моя тоска необъяснима.
И словно гиря тяжела.
И жизнь, и смерть, все как-то мимо.
Все мимо света и тепла.
Смотрю на сына возвращенье,
Смотрю в глаза его отца.
А может, будет нам прощенье,
Хотя б в преддверии конца.
А может нам еще простится
Нелепой жизни суета.
И одинокая синица –
Пустых мечтаний высота?
О, не суди меня сурово,
Я так хотела быть другой.
Отец благословляет снова.
И нам подарит Он покой.
№№№№
Мы были с тобой далеки от земли,
Но неба еще не достали.
Мы были с тобой далеки от любви
И ненависть не испытали.
Мы были с тобою нежны и дружны,
Но чуяли сердцем и взглядом.
Что нам не уйти от вражды и войны,
И что не остаться нам рядом.
Мы были с тобой далеки от земли,
Познавшие небо Икары.
Но вороны нас на земле стерегли.
И голод, и мор, и пожары.
РОССИЯ
Как же надо тебя любить
Чтоб остаться с тобой навек.
Будет вновь над землей парить
Это чудо – вчерашний снег.
Как же надо тебя любить,
Чтобы выжить в твоем аду.
И не просто выжить, а жить.
И приветствовать зло беду.
Провожать и встречать на свет
Тех, кто сменит меня потом.
И безумье твоих побед,
Все простив, осенить крестом
№№№№
СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ
Дед моложе отца, а ты мамы моложе,
Но уже до конца только миг, только шаг.
Все исчезло во тьме, морозом по коже,
Я стихов не писала, – было трудно дышать.
Я смотрела на лица и себя узнавала,
В этой странной улыбке, в этой дикой тоске.
Он тебя караулил.
И вернулась ты с бала.
В этой легкой накидке, и с перчаткой в руке.
В офицерском мундире дед мой юный прекрасен,
Как вам мало осталось в этом мире шальном.
Впереди только будни, и закончился праздник,
Ты об этом не знаешь, ты грустишь об ином.
№№№№№№№
А было то всего одно мгновенье.
От встречи до разлуки, только миг.
Всего одна строка стихотворенья
И откровенье самых мудрый книг.
А было - то всего – одна улыбка.
И обещанье многого потом.
Все тайна, все неверно, глухо, зыбко
И мой пустой и одинокий дом.
Я комкала стихи свои устало.
Я чуда, сумасшедшая, ждала.
А было - то всего – судьба пустая.
И лишь мгновенье света и тепла.
№№№№№№
В ГОСТЯХ
Мне имя твое назвали
Сегодня чужие люди.
О нас они знали едва ли.
Под звуки забытой лютни
Как странно оно звучало.
Далекое, но родное.
И я, не узнав сначала,
Подумала, что чужое.
Мне имя твое назвали,
И было пусто и больно.
И я предалась печали,
Прошлой печали невольно.
Хозяин это заметил.
Все понял, скрывая суть.
Он что- то потом отметил,
Тем дальним, а ветер дуть
Уставший, играл с листвою
Стояли мы с ним вдвоем,
Совсем как тогда с тобою
С забытом доме твоем.
№№№№№№№
Я отстала в пути.
Я осталась во тьме бездорожья.
И туда не пройти,
И уже не вернуться назад.
А в глазах у отца и укор и прощение тоже.
И рисует во мраке
Мое возвращенье Рембрандт.
Он рисует. лучина уже догорела и краски
На исходе и некому больше огня запалить.
Сколько нежности вечной и той нерастраченной
ласки
В этих скорбных глазах и руке, опускающей кисть.
Снова вижу отца. О, какая нежданная встреча.
Не понять до конца.
Но почувствовать клетками лба,
Что зажгут эти руки во тьме
эти тонкие свечи,
Что ко мне благосклонный простивший отец и судьба.
№№№№№№№
А там, в раю, где вечен этот бал.
Взлетают души в музыке забытой.
И Штраус, позабыв про все, играл,
В пылу тревог, отчаянья, событий.
И не стареет белый их наряд.
Не знают про усталость эти лица.
И пианист, когда раскрыт рояль,
Играет, словно бес в него вселился.
№№№№№№
ЯРОСЛАВНА
Лица стирались. А буквицы грозно пророча.
Все восклицали : предательству будет конец.
Страшная ночь. Мне уже не заснуть это ночью.
Странная тень - к изголовью подходит Отец.
- Игорь! Скажи мне, о Отче, где муж мой любимый,
Плен или смерть? Не молчи, я должна это знать.
Снова летит к Кончаку белый клин лебединый.
Мало любви. Значит, много придется страдать.
Снова Отец. Он взирает во тьму виновато.
Я не сужу его. Мне ли , греховной, судить?
Муж не вернтся. И страшною будет расплата.
-Он не погиб, и не надо его хоронить.
Он не погиб. Он по полю отважно несется.
Он не поверит притворным речам Кончака.
Черт иль отец безрассудно и дико смеется.
"Слово" во тьме все сжимает бессильно рука.
№№№№№№
А Моцарт уходит к Сальери опять.
Метаться, играть, может быть умирать
И медлит еще у порога..
А ветер косматый пророчит напрасно.
Деревья скрипят: «Там опасно, опасно»
Не хочет понять.
Но музыкой, радостью с кем поделиться?
Случится лишь то, что должно бы случиться
Как это понять?
Помедлил опять и на миг оглянулся.
Решил возвратиться, но нет, не вернулся,
И как же понять?
И тень от окна отшатнулась зловеще.
Случайные встречи, смертельные встречи.
не думай, не верь..
И кто там за домом беззвучно хохочет?
Понять и услышать не может, не хочет.
И съежился зверь.
Конечно, все в мире и все быстротечно.
А Моцарт уходит, уходит навечно.
Как скрипнула дверь...
№№№№№№
Как странно красив умирающий лес.
Как смешаны краски во мгле упованья.
Он словно на миг, обреченный, воскрес.
Для боли извечной в минуты прощанья.
Так долго художник трудился над ним.
И гений. Познавший в пылу совершенство,
Вдруг серость небес нарисует и дым
Тоски об ушедшем в минуту блаженства.
Так только Ортега умеет подать
И вечность. И миг уловимый едва ли
И золото осени, и благодать.
Смешения с вечностью лжи и печали.
ПОЭТ
Бокал разбит. В нем больше нет вина.
От страсти роза так теперь черна,
Что страшно к ней внезапно прикоснуться.
Ушел поэт. Но обещал вернуться.
А если он придет – подарит бред.
Тоску и боль, и пусть. Ведь он поэт.
Что смертные? Куда уж им тягаться?
Бокал разбит. Поклонники теснятся.
Запомнят все. Опишут все сполна.
Поделится неведомым жена.
Но я молчанья не нарушу, нет.
Ушел в изгнанье, в никуда поэт.
И только музы, все, забыв, рыдала,
О теле, что одно в гробу лежало.
ПАН
Природа дремлет, хохочет Пан,
Ушедший в землю, упрям уродец.
Он о любви, глупец, возмечтал,
Потом все понял, смирился вроде.
И только где-то во тьме, в тиши,
Живет надежда. На что? Не ясно.
Но сделай дудку и запляши.
Пусть ты уродлив, но жизнь прекрасна.
№№№№№№
Мне хочется в сад, где играли свирели,
Где дивные птицы над нами кружили,
Там пух тополиный - подобье метели.
Там были сильны мы и счастливы были.
Там свет твой и грезы, там светлые слезы,
И в августе, как в феврале - там метели.
Но как мне забыть эти сны, эти розы.
Там пчелы жужжали и птицы летели.
И не было дело до тех, кто далека,
До тех, кто внезапно растаял в метели,
И там, в пустоте в безрассудстве порока,
Мне хочется в сад, где играли свирели.
№№№№№
В нашем городе бродят тени,
Тех любовий и тех сомнений,
Что решили преследовать нас.
В нашем городе, в зареве вьюге,
Мы с тобой говорили о друге,
Он не выдаст и не предаст.
Мы с тобою были упрямы.
Не скрывали боль телеграммы,
Но не ждали дурных вестей,
А когда становилось плохо,
Между нами была эпоха,
Я ничья, да и ты ничей.
А куда нас вела дорога?
В пекло ада, в объятья бога,
Нам узнать о том не дано.
И о чем завывала вьюга,
Горечь близкого. Слезы друга,
И врагини оскал шальной.
Мне порой становилось плохо,
Но насмешка, нет ужас Блока.
Вновь нависли там надо мной.
И порою бывало больно.
Я прошу тебя, нет довольно.
Не со мною ты. Не со мной.
И в бессилье моей печали,
Только звезды молча сгорали,
И черней становилась тьма.
Одолеть не хватило силы,
Но звонок, там вернулся милый.
Нет. Пришла я к нему сама.
Я пришла к нему в час урочный,
Может утром, а может ночью
И смиренной такой была.
Не блудница. Не поэтесса.
Не отчаянная принцесса,
Заменить меня не могла.
Мне так плохо и мне так больно.
Провожаю тебя, довольно,
И над нами сгустилась мгла.
Не окончить мне песни этой.
От заката и до рассвета.
Этот бред от себя гнала.
ЧУЖОЙ
Звездной ночью во тьме туманной.
Я была для тебя желанной,
Поэтессой, женой, сестрой,
Я была для тебя любимой
Не печальною, не гонимой,
Ну а стала чужой и злой.
Снегопад. Эта вьюга ночная,
Я не помню тебя, не знаю,
И стою я у двери рая.
О впусти меня, о, открой.
Здесь, зачем я, хлебнувши ада.
О, не надо, мой друг не надо,
Этот город и этот строй.
И мелодии запоздалой
Как-то странно она звучала,
Что со мною и кто со мной.
СМЕРТЬ В МЕТЕЛИ
Зима была уже бессильна,
Но не готова отступить
И в жутком стоне замогильном,
Она еще пыталась жить.
Зима в тот год была жестока,
В своем отчаянье немом,
И нет в отечестве пророка,
Поэта замела с трудом.
Пурга, как дева голосила,
У угаре дивного стиха,
И вдруг взметнулась злая сила,
И так душа его легка.
-Отмучился, -шепнула Анна,
И отвернулась от окна.
И саван белый и туманный,
Метель все шила, как жена.
ВЕНЕЦИЯ
Памяти И.Бродского
Когда душа Венецией полна,
Она для нас изгнанника спасает.
Стихи глотает темная волна
Он где-то за туманом исчезает.
Но знаю я, он жив еще, он жив.
И в то, что гений, обреченно верю,
Своею некрасивостью красив,
В жестокости своей еще нежнее.
В Венеции такая тишина,
Такая боль в душе его усталой,
Что содрогнется грозная страна,
Которая когда-то проклинала.
Он где-то за туманами парит.
Стихи волна холодная глотает.
Когда душа усталая болит,
Его для нас Венеция спасает.
ЖУРАВЛЬ
И растаяла боль, и в стихии забытого дня,
Я теперь не с тобой.
Ты забыл, ты оставил меня.
Я не стала прощаться.
Я вполне откровенна была.
Мне хватило участья.
Суматохи, свиданий, тепла.
Мне хватило синицы.
Пусть журавль обреченно летит.
Мне хотелось ужиться.
И писать, задыхаясь, стихи.
Не прошу о прощении.
Понимание мне не к чему,
Только легкою тенью
Припаду к журавлю моему.
А.А.
Ты растение дивного сада.
Пусть тебя изучает другой,
О не надо, не надо, не надо,
Не буди во мне больше любовь.
Это слишком большая награда,
Не хочу я подобных наград.
Ты растение дивного сада.
Недоступен теперь этот сад.
Я бывала и жестче и проще,
Но сумел ты меня удивить.
Я береза зеленая в роще.
И устала я тайны любить.
Мне экзотики больше не надо.
Не мила иноземная речь.
Ты - растение дивного сада.
Не смогу я тебя уберечь.
УЧЕНИК
Боже мой, какая пустота
И жара готова растворить.
Наши души. Где-то у креста
Левий твой Матвей рыдал навзрыд.
Нерадивый, вздорный ученик.
Что поделать - не было других.
Он все понял и главной поник.
Опоздал он -дальше остальных.
Но восстанет, и дрожит Пилат,
Что за сила дерзкому подвластна?
Посмотри, какой там звездопад.
О, прости. Молю его напрасно.
Вздорный и лукавый ученик.
Этому поверить не хотела.
В миг раскаянья опять возник.
И витали души в час предела.
СОН О ПРОШЛОМ
Сидели в полумраке у камина,
Печальные и взрослые мужчины.
К ним женщина неслышно подошла,
И одного в порыве обняла.
Другому что-то тихо говорила,
И растворилась и про них забыла.
И странный свет внезапного пожара.
Их души сладострастно опалил
Звучала музыка. Она играла.
-Кто это был? Ты у меня спросил.
-Прабабушка. Она ушла до срока.
Жена того высокого, жестокого,
К которому теперь не подошла,
Всю жизнь свою она любила Блока,
Но деспоту всегда верна была.
Не отпустил он, хохотал устало.
В какую высь душа ее взлетала
И не вернулась в этот миг назад.
Он отшатнулся - тело бездыханно,
В порыве обнял, простонал он: «Анна»
И что-то тихо, вроде: «Виноват»
-А что она?
-Она его простила.
Но на прощанье улыбнулась: «Мило»
И навсегда в иную даль ушла.
Они сидят, забывшись, у камина,
Отчаянные, взрослые мужчины,
В такую ночь, муж, сын ее внук,
И говорят, что тень ее нежданно,
Они ее все помнят неустанно,
Приходит к ним из эмпирей и мук.
Я знаю. Дед, ты поступил жестоко,
Всю жизнь свою она любила Блока,
И до сих пор она ему верна.
Я родилась с любовью этой странной,
И только он, и юный и желанный,
И сознаю, что это я - она.
Поэт взирает дерзко у камина,
И кажется он юный и невинный,
И отсвет этих чародейских глаз.
И фраз его заклятье принимая,
И словно дар, грустя и уплывая,
Он вечно с нами, прорастает в нас.
Отец не дал мне это имя - АННА
Назвал Любовь, чтоб я была желанна.
Любима, только властвует поэт.
И отступают в суете живые,
И мы далекие, и мы родные,
И оправданья этой страсти нет.
СОММЕРСБИ
Как было странно возвращаться,
Туда, где никогда не жил.
И с кем-то призрачным встречаться.
Бродя во тьме среди могил
Твоя жена, хотя твоя ли,
Накрыла стол и ждет гостей.
А гости пели и плясали,
На вечеринке не твоей.
Ты так боялся ошибиться,
Но не могли разоблачить.
И в новом мире поселился,
Другую жизнь пытался жить.
О, как манит судьба иная,
У самой бездны на краю,
И ты идешь, идешь по краю,
Отторгнувший судьбу свою.
Она черна, она нелепа,
Там столько сделано ошибок,
И хмурое нависло небо.
И не семьи, и нет улыбок.
А здесь все будто поправимо,
Чужие гости на пиру,
Чужая говорит: «Любимый»
И сын чужой тебя встречает,
С улыбкой словно бы отца,
И так пронзительно сияет,
Звезда у самого лица,
Все перепутано навеки,
Ты так поверил в этот бред.
Она мертва, она померкнет,
Но ярок, ярок мертвый свет.
ДАНИИЛ, КНЯЗЬ ГАЛИЦКИЙ
И слушал его, и пытался понять
И снились татарские рожи.
И ржанье коня или отблеск огня,
Усталые души тревожат.
Корона твою увенчает главу,
С усмешкою он произносит.
И видит во мгле рубежи, татарву,
Кровавую дикую осень.
Что горше, корона, татарских ярлык,
Какое страшит наказанье?
Душа умирает, и яростный крик,
Во сне, как проклятье, вниманье.
И мечутся кони в тиши гробовой,
И хочется в детство вернуться.
Там мама смеется, отец там живой,
И девы, как бабочки вьются.
И снова изводит татарская честь,
И жжет, словно пламя, корона,
И слышится плач, как похож он на песнь.
И песнь, словно плач похоронный.
№№№№№№
Мой Афраний жесток, и капризен Пилат,
Пес рычит в пустоте у роскошных палат.
Ухожу в темноту Гефсиманского сада,
Ничего не хочу. Никого мне не надо.
Тот, кто будет распят, изнывает от мук.
Он вернулся назад, о несчастный мой муж.
Мы повинны во всем и не ждем мы прощенья.
И к распятью бредем в этот полдень осенний.
А Афраний смеется, ему не понять,
Пусть отвергнет красавец, мне страсти унять,
Отступить мне придется, не стоит гадать.
Там Пилат отпускает покорно глаза.
И собаку зовет, и уносится прочь.
Я осталась. Никто мне не может помочь.
Облака. Вижу лик незабвенный отца.
Он на муки на наши глядит до конца.
Он страданья, как жертву во тьме принимает,
И я знаю. Порой он жестоким бывает.
Но его мы не в силах за это судить.
И Иосиф Каифа выходит сердит.
Эта странная боль, это дикая спесь.
Что с тобой? Боже мой, он повсюду, он здесь.
Никого. Пустота. Тишина. Неуют.
Я одна у креста. Больно. Нервы сдают.
Повторится не раз эта сцена во мгле.
Мой Афраний придет после казни ко мне.
Будет грустен и нем, и испуган чуть- чуть.
И в объятьях его попытаюсь заснуть.
И забыть о недавнем, о страшной грозе
Только мечутся души и тени везде.
МОНОЛОГ
Памяти А.Б.М.
Это было в разгаре лета.
В час заката я помню это,
И в холодной ненастной мгле.
Ты пригрезился мне, любимый.
Незнакомый, почти незримый.
По сожженной ты шел земле.
И тебя окружали тени,
Тех печалей и тех сомнений,
От которых сплошная боль.
И во мраке мелькали лица,
- Вот убитый, а вот убийца,
О слияние душ и воль.
И во мраке слова звучали,
Так бессильной и так печально,
Что хотелось понять в тот миг,
Все сомненья твои и тайны,
И веселие в час печальный,
Делим мы опять на двоих.
В этом мире ничто не вечно.
Как жестоко и как беспечно.
Мы транжирили наши дни.
Наши чувства на миг угасли.
И звала я тебя напрасно.
-Оглянись. Прошу, оглянись.
Но ушел ты, лицо скрывая.
И осталась совсем чужая,
И хотелось мне камнем вниз.
В темном доме витали тени,
Тех страстей и утрат весенних,
Но никто не вспомнил о нас.
Мой Пегас улетел куда-то
За сомненья мои расплата
Только тихая горечь фраз.
Рифмовать их уже не в силах
Я прошу тебя снова: «Милый»
Вспомни полночь и вместе нас.
Этой страсти угар зловещий,
Даже сотни и тыщи женщин,
Не осилят. О, гибкость фраз.
Упованье во мраке ночи,
Никогда забывать не хочет,
Прорывается горесть в нас.
Только все еще поправимо,
И прошу я тебя: «Любимый»
Этот ужас в душах у нас.
Сокруши. Мне так пусто снова
В тишине бытия земного.
Тихий голос. Нет, громкий глас.
Замолкает. И нет ответа.
Только полночь. Финал сонета.
Только трепет внезапных фраз
ДВА КНЯЗЯ
Княжий плащ - это страшная честь.
И уходит до срока Бренок.
И проносится грозная весть.
Он от мира далек, одинок.
Княжий полк до зари поредел,
И рычит в забытьи татарва,
Властелином быть в битве хотел,
И упал, и скорбела Москва.
Долго Дмитрий хоронит своих,
Отступил грозный князь, уцелел.
Как печален, задумчив и тих.
Проиграл, но он выжить сумел.
Пусть укрыла жестокая тьма.
Это смерти внезапной страшней,
И победного пира обман,
Он с дружиною молча своей
Продолжает. Как страшен итог,
Только тень в светлой гридне парит.
Новый князь - победивший Бренок,
Пьет за воинов храбрых своих.
№№№№№
И в сиянии дня, и в кружении ночи усталой,
Я забылась на миг, И стихи свои снова писала.
И какой-то старик выходил из ночного тумана,
И какой-то двойник врачевал мои старые раны.
Где он мальчик любимый,В конце моего лихолетья,
Он проносится мимо,Он мне обещает бессмертье.
Лишь красавец- китаец владеет душою усталой,
Но я помню тот миг И взлетаю, как листья взлетают.
Я ищу оправданья, былые грехи умножая,
Я признала страданья, И с усмешкой его провожала,
Боль утихнет до срокаА тот, кто проносится мимо,
Будет зло и жестоко восклицать: « Это вздорно и мило»