По итогам международного конкурса "Согласование времён - Русский Автобан" в Германии 2010 г
«ГРАНЬ ВРЕМЕНИ
СКВОЗЬ БЕЛЫЕ БУТОНЫ ТИШИНЫ»
(Предисловие к поэтическому сборнику)
Поэзия современности столь сильна, ранима, больна и проникновенна, что я не хочу говорить о ней языком коньюктуры и штампа. Поэзия тех, кто осмелился рождать свои строки вслух в нашем третьем тысячелетии, и куда-то отправлять вымученные переживания в надежде на пониманье – это своеобразный подвиг. Все, что я прочитала, и как поэт не в ранге поэта, и как судья конкурса, хочу обозначить по-своему. С точки зрения одинокой, не принятой современным миром поэтической души. Сложное понятие - смелость. Зарабатывать деньги, пренебрегая ближними и приспосабливаясь к сегодняшним ценностям, и быть на плаву, или, понимая, что твоя тихая музыка боли почти никому не доступна, но всё равно её писать, нести куда-то… Нести, не собирая стадионов. В надежде хоть на чей-то единственный отклик. И замереть от счастья, услышав этот отклик хоть от кого-то одного… Это уже подарок за отчаянный порыв.
Настоящая поэзия всегда нестандартна. И потому, прежде чем писать это эссе, я совсем неосознанно отсканировала в отдельный файл тронувшие душу строки. И уже, исходя из отобранного, стала выражать свои мысли, чувства, ассоциации.
… Так что там, за гранью времени? Словно и не строки вовсе, а белые бутоны тишины, сквозь которые проглядывает мир поэтических душ. Где-то там брезжит просвет мечты о прекрасном и справедливом, о желании жить… Но это где-то там, не здесь, и не сейчас. Там, где поэзия подобна божеству, где слово твоё равносильно музыке сфер, где слово твоё будут слушать и внимать. И огромное население земли соберётся на склоне лет и пойдёт за уходящими деревьями и опадающими в никуда листьями… И просто будет слушать и внимать не тому, что говорят олигархи, не владельцам богатств земных недр, а владельцам тихой, почти не слышной музыки метафор и аллитераций.
«Я возвращаю небу – солнце, я возвращаю птицам – голос,
я возвращаю зайцам – поле, а барсам – горную тропу…»
- Это всё «Я», в своем высоком смысле, в отличие от лиц с евро-долларовым эквивалентом, - случайно вздохнет статуя роденовского Мыслителя, проглядывая сквозь дожди и листья, и века… - ТЕ ничего не возвращают людям. Они даже смысла не поймут, что значит «возвращаю птицам голос». Каждый из нас чувствует, что мир другой. Он совсем не похож на мечту. Чувствует, но не соглашается. Не соглашается с тем, что на земле, сегодня и сейчас, не принято, прискорбно и смешно быть поэтом. Поэтом, а не поп-звездой, не депутатом, не бизнесменом… Не принято и всё. Жизнь ушла в одну сторону, а поэзия – в другую. Кажется, смещены все понятия человечности, дружбы. А из каждого шага по земле сегодня должны расти не белые бутоны тишины, а кроваво-пурпурные «бутоны выгоды». И просто люди понимают, что жизнь такая, какая есть. С ней надо смириться. Надо принять условия её игры, чтобы не стать изгоем. И принимают, и понимают, и загоняют собственную душу, куда подальше от «общепринятой» реальности, чтобы не мешала жить «здесь и сейчас». А она, душа, эта согбенная душа всё равно просится, просится к поиску людей себе подобных. И начинается череда вопросов:
«Где же всех вас, друзья, я теперь соберу?
Не "ВКонтакте", не на "Одноклассниках.ру" –
вы устали играть с пустотою в игру,
вам тесны социальные сети!
В иностранном посольстве один, а другой
то рукой в облаках, то в могиле ногой,
ну, а третий золу ворошит кочергой,
ожидая явления чуда».
- Чуда! – откликается крохотный звоночек, вырастая в колокол. - Человеку изначально хочется чуда! И потому, в тайне от всех своих нелицеприятных дел, он идет в Церковь и ищет там икону Николы Чудотворца и молится там самозабвенно. И тот, кто не принят жизнью, молится, и с ним рядом тот, чьи руки испачканы кровью, молится. Молится за искупление грехов своих. А за вратами церкви – новое созвездие грехов. И для кого-то – прежний монстр со своими законами и правилами – Город – вбивает свои железные сваи в нежное звучание струн, в интуитивное осознание бытия и своего места в нем: растением, пылинкой, пёрышком птицы… А город, как горло, как цветок, который сохнет без воды. Без воды и чистейшей правды о горле, городе, цветке, или бутоне нарождающегося сознанья…
«Город сжимает горло
Голым проводом правды
Срывает голос с карниза
Цветком, абрикосовой косточкой,
Пылающим голубем
Господи,
Что было не помню,
Не справлюсь
С разрывами струн - что будет»
А неведомый Создатель снов укажет перстом в разрывы облаков и шепотом станет расширять твое случайно обрубленное и ограниченное сознание:
- Там, за спешащими по разным параллелям неба поездами, за обрывками заштрихованного леса исчезает гул...
И вот ты сам чувствуешь, следом за шепотом, чувствуешь, как за исчезающим гулом нарождается вагнеровское звучание поэтов третьего тысячелетья. Поэтов, обожженных мечтой и болью... Откуда-то из глубины сознанья, от упавших и вязнущих в песке радуг исходит этот единый лейтмотив композиции, зыбкая ткань голосового портала современности...Солнечное несогласие с общепринятой воинствующей и торжествующей тьмой.
«Это не слепок - сплетение солнечных улиц
В город без сердца, где все ощущенья свернулись
Черною кровью звонков по пустым коридорам».
Однажды я видела такой сон: где-то вверху есть еще одна Земля, словно парусами, покрытая крыльями прозрачных синих мотыльков. И я, маленькая девочка, несусь по ней. И так легко так хорошо витать… И такая сладкая музыка в душе. Но в эту музыку вторгается тревожный гул. И взгляд на Землю внизу. Там мое умирающее тело, обнесенное крыльями мотыльков. Я понеслась к нему… Я словно уходила с верхней Земли на нижнюю. Гул тоже уходил. Была высокая платформа, и внизу крохотные люди, к которым нельзя спуститься, к которым можно только упасть… Или просто посмотреть на всё с высоты чужого самолёта….
«Мелок самолета ведет линию от горизонта до горизонта.
Я, глаза заслоняю ладонью от яркого солнца…»
Разъединённость одного человека и множества, неизвестно куда спешащих людей. Единства и множества. И еще желание – хоть кому-нибудь стать ближе. И мечта о недосягаемом. Ну, представьте себе Бродского в сегодняшнем книжном магазине, не в Туманном Альбионе, а у нас в России, где на просьбу отыскать «Путешествие из Петербурга в Москву» отправят в раздел путеводителей. А того, кто бы стал читать свои стихи в любом нашем книжном магазине, наверняка, забрали бы в « психушку». И не случайно Анна Ахматова, в тот момент, когда Бродского исключали из Союза писателей и отправляли за пределы страны в одних тапочках и с апельсином в руке, удивилась, как ему повезло. Да представьте сегодня хоть Бродского, хоть Чичибабина со своими строками на тему, что коль пришлось в империи родиться, лучше жить в провинции у моря. Но тогда была другая провинция. Там, в любой провинции, не существовало мощных административных препон, и люди ценили своих поэтов, и у поэтов была возможность выступать и находить близких по духу. Да, старшее поколение знает, что тогда существовало бюро пропаганды, когда поэтов, писателей куда-то направляли выступать, да еще и платили за это деньги. И благодаря этому, писатели, поэты могли соединяться с публикой, творить и выживать. Поэту невозможно жить без близости с богами и людьми.
«Может, когда-нибудь повторим, станем ещё раз ближе.
Чувствуешь - стало болеть внутри? Значит, ты снова выжил.
Значит, держи меня на руках. Знаешь, давно когда-то
жил далеко-далеко в веках сказочный император.
В светлом заоблачном терему, в царстве хмельного лета
Двух дочерей принесли ему боги огня и света».
А это опять, отбросив шелуху и мертвые крылья мотыльков, сквозь бутоны тишины, мечта о своем пристанище под краешком заката. Иногда выходить из этого пристанища, приподнимая свой краешек неба и преподавать кому-то азбучный урок жизни совсем не азбучными словами.
«Ибо ты научился быть безупречным, ты умеешь любому сказать "держись",
чтоб потом обнаружить - ничто не вечно, и твердить этот чертов урок всю жизнь».
Урок уроком. Истина истиной, а любому живому человеку безумно хочется хоть кого-нибудь любить. Хоть кому-нибудь запечатать и послать в конвертике письмо. Хоть в инетовском конвертике. Хоть в бумажном, хоть на сайт знакомств – просто послать. Человеку с богатым внутренним миром и не занявшему свою нишу в этой жизни, как правило, - послать свои мысли и чувства, без страха быть осмеянным, - не кому. Некому сказать, послать, некем восхититься, никто не позволит подарить даже минуты иллюзорного счастья, хотя бы переписки… Хотя бы надежды на возможный проникновенный диалог.
«Это имя твое на пустом конверте. Эти рваные клочья гадальных карт.
Я нашла выключатель зимы и смерти.
Распахнула все двери.
И грянул март».
И вот именно так разрываются стереотипы привычного: «выключатель зимы и смерти». Или вдруг – «Распахнула все двери – и грянул март». Сопряжение отдаленных понятий, соединение в несоединимом. И только в поэзии это несоединимое становится возможным. И не просто возможным, а вообще напрочь смещает примитивное сознание и выплескивает гротеск чувств. Ощутить прекрасное – это всегда своеобразный азарт. Это таинственное - в обыденном. И даже некая дьявольщина - в прекрасном. У поэта всегда остается право рассмотреть две стороны за одной гранью.
«Ты смеёшься, как бес, приручил свечу, научился спускать курок. Эти шрамы идут твоему плечу, как отметины ста дорог. Ты бежишь, как собака, вперёд и прочь (был бы кто-то, кто мог позвать!), но тебя обожает любая дочь и боится любая мать.
И, куда б ни пошёл, узнают давно залихватский бездомный свист.
Это всё так заманчиво, так смешно, но бессмысленно – да, флейтист?»
Но флейтист, как творец своей музыки, всегда в праве ответить словами Пушкина: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца». Только глупцы сбиваются в кучу и совместно борются «против». И только созидатели, не сбиваясь в кучу, каждый сам по себе, борются «ЗА». ЗА – что-то позитивное, личностное, полезное, светлое. ЗА – потому что все, кто борются ЗА, приверженцы воинства света. Вспомните «Листы сада Мори» Елены Рерих, или прочитайте. Это будет полезнейшее чтиво, смещающее рамки привычного сознания и открывающее область эзотерики. Именно в этой области, любой, воинствующе спорящий на тему «ПРОТИВ», окажется глупцом. Ведь истинное поле битвы не в распашонках примитива…
«все, начиная с камеры-обскура
поймать его пытались, обмануть.
тяжелых рам, железных корпусов
и черных дыр неясные границы -
над временем не смогут поглумиться,
оставив поле битвы для глупцов».
И вот здесь, каждый поэт, у виска которого стучит чеховский молоточек, а в ушах которого застревает муновский «Крик» - потрясающая картина с искривленным ртом – объяснит, почему время от времени ему приходится вместо пропаганды манны небесной вдруг искривлять рот:
«я пишу потому, что гиеной во мне орет
тот, кого ты никак не захочешь слушать» .
Может, и захотели бы слышать, но структура современного человека выхолощена настолько, что в ней не осталось места для восприятия тонкой материи. Самого механизма восприятия не осталось. Лет двадцать назад я дала свой сборник суггистивной поэзии одному современному, очень доброжелательному писателю. При следующей встрече он растерянно улыбнулся: « Не понимаю, что здесь написано. Просто мозг не может прорваться к смыслу метафор»… Наверное, такое не раз приходило и с автором строк, которые я приведу чуть ниже. Строки, особенно созвучные моему восприятию. Это суггистика, заговор, молитва, интонация, устремляющаяся в запредельное пространство, хорошая аллитерация, гармония компонентов эзотерики. И свободный полёт потока сознания. По жизни было бы счастьем общаться с людьми такого уровня таланта. Но… Чем совершеннее, тем невозможнее.
«и пока ты вот так вот гоняешься за хвостом,
наступаешь себе на горло, расплющивая кадык,
твой хранитель кладет на коленку двойной листок
и старательным почерком записывает ходы.
и когда ты уже совсем собьешься и с ног, и с сил,
и поймешь, что по всем подсчетам прошел лишь треть,
подойди к нему спящему и тихонечко попроси,
чтоб он дал тебе на свое творение посмотреть.
и под низким дурманящим небом, на стыке ветров,
и в изгибах мостов, и в плену бесконечного полдня -
заворожено слушал стеной нарастающий рев -
здесь на все наплевать, здесь существенно только "сегодня"».
Резонный вопрос: «А что есть это СЕГОДНЯ?» Что есть для поэтов, обитающих в городах? Для поэтов, кому вообще неловко и НИКАК хоть где-то, хоть кому-то почитать свои стихи? Конечно, в обществе еще сохранилась прослойка интеллигентов, готовых прийти на концерт кого-то из поэтов-шестидесятников, чьи имена на слуху, чей концерт где-то организуют в Кремлевском дворце или провинциальном городе, где и гонорар за выступление будет в миллион рублей. Своеобразная магия имени. Поэты-шестидесятники собирали стадионы. Вернее, им эти стадионы организовывали. Поэзия была в чести. И в память о них, в чести, тоже собрать где-то в городке России зал. И придут… Те поэты, которые пришли в мир позже – магии залов не заслужили. Имени своего не успели на слуху обрести. И любые города России для них, как не прискорбно заметить, не концертные залы, не стадионы, не общение с любителями поэзии, а просто:
«Башни, дома и мосты
мрачно мослами торчат
В смоге и белом тумановом студне
Дымные в небе хвосты
Фабрик удушливый чад –
Будни…»
Ну, да. И как в таких буднях выжить мятущейся душе? Даже если душа изначально не поэтична, но ей «обрыдла» реальность примитива. Здоровые особи с животными наклонностями находят свое отдохновение в просмотре телевизионных каналов. Где опять двойной листок у Бога на коленях: судить за порнографию… или ночью включай – это порно во всех подробностях по телевидению. Двойной листок у Бога на коленях: кого за это судить, а кому за это хорошо платить. И совращать, и показывать пути жизненного «отдохновения» и «особого смысла». Кто-то, посмотрев, сядет на наркотики, кто-то, прежде возьмет бутылку… Реализации личности нет… И получается… Это только поэт заметит:
«Чего ж ей ждать, с бутылкой коньяка,
постукивая по стеклу перстнями?
И силуэт руки, а не рука,
поблескивает тусклыми камнями.
В минуту – по глотку; и за спиной,
помешивая воздух, точно веер,
разгуливает маятник стенной:
левее – сумрак, тишина – правее».
На самом деле никакой алкоголь и никакой наркотик не уносят в другие миры так легко и воздушно, как это умеет делать поэзия. И если бы каждый сумел приобщиться к тайном творчества, наверняка, миллионам молодых людей была бы сохранена жизнь. Ведь словом разрушается пустота…
«И за снами планет, за остывшей золой,
ничего, видишь, нет: там не страшно, не зло,
лишь одна пустота, словно тень от небес,
замыкает уста – слышишь – голос исчез».
И другой поэт. Может, на другую тему, но я слышу тему, мною обозначенную:
«слетая сгустком пара изо рта,
драконом смысла, что давно утрачен...
На перекрестке пляшет пустота,
чтобы согреться так или иначе».
Человек равнодушный и занятый своим карьерным ростом, никогда не будет касаться высоких тем. Он скорее темы под себя подгребет и сделает на этом деньги, и купит домик где-нибудь на Мальдивах. Человек с честной душой никогда не пойдет в структуру чиновников, а если даже и осмелится пойти, его там все равно не примут: разные понятия о бизнесе и чести. И переживаниях за родную страну разные. Не та кинолента получается.
«в затяжной киноленте, погрязшей в призах и капризах
лихорадочной гонки за тем, что зовётся судьбой.
Но коснёшься руки – и поймёшь: ведь она – только призрак,
отголосок мечты, что могла бы остаться с тобой»
Поэт – это человек, особенно чувствующий время. Человек, владеющий интуицией. Человек, для которого себе солгать – страшнее, чем другим, даже за миллионы долларов.
«Они так хотят перемен – ну, давай, солги им!
Не то мне самой придётся открыть им правду.
Что боги – совсем как они, но немножко выше:
лишь память острее скребёт, и смертельны раны.
Смотри: эти люди от страха почти не дышат,
и бьют в барабаны, и режут своих баранов».
В своем предсмертном интервью поэт Владимир Соколов сказал мне в Переделкино: «Не тешь себя иллюзией, что наше слово через какое-то время будет кем-то понимаемым…» А я все равно тешу себя иллюзией, потому что читаю строки стихов незнакомых мне людей из этого сборника. И чувствую сопереживание…
«Я улетаю в небо бездонно-синее
выдохом осени, звонкой стрелой из лука.
Если ещё возможно – Боже, спаси меня!
Если ещё не поздно – подай мне руку».
Не поздно! Не поздно! Слава Богу, что сегодняшние наши правители – люди образованные и разумные. Но как донести до них мысль о том, чтобы избежать демографического вымирания и дебилизации населения страны, надо с раннего возраста детей учить получать наслаждение от творческого процесса. Ассоциативное, парадоксальное, творческое мышление, неожиданная система взглядов и образов, самостоятельное открытие всего этого в себе – вот наполнение духовного сосуда. А если еще суметь почувствовать себя изнутри иного существа. Такое «остраненное» понятие ( термин Шкловского) – посмотреть на мир изнутри божьей коровки, муравья, мотылька, пчелы…
«В коробочке спичечном майский жук печалится,
поскребёт по донышку: мягкий плен у дна!
В этом и отличие, я ему начальница.
он надеждой тешится, я – тоской больна.
В коробочке города, в закуточке случая
не найти начальников, не связать концов.
То тоска падучая, то доска скрипучая,
то дома высотные – склепы мертвецов».
Так кто этот майский жук в коробочке? Ты? Я? Или тот человек, у которого давно уже смысл бытия на донышке бутылки? Или вообще на не обозначенном жизнью каком-то метафорическом «донышке», откуда выбраться - просто НИКАК! Духовность – не церковь. Духовность – талант. Талант, который необходимо открывать в людях с самого раннего возраста, пока он не угас никем не замеченный. Только ребенок с незаангажированным сознанием или поэт, сохранивший в себе эту светлую душу ребенка, может создать совершенно неожиданную метафору. Метафору, которая в последствие преобразит жизнь.
«День обходя по периметру поля,
цапля мечты примеряет: не жмут-
жмут башмаки журавлиной доли»
«Цапля мечты примеряет» - всего три слова, где отрицание сущего не отменяет самого сущего, ибо иррациональное, запредельное - и есть часть сущего. С точки зрения плоско мыслящего человека, данные строки не имеют смысла: мечты вообще невозможно примерить, тем более какой-то цапле, которая вообще не мечтает. Да и не могут мечты «жать», как какие-нибудь ботинки… Но тем и пленяет метафора созданного образа, в котором каждый тонко чувствующий читатель услышит поток собственного душевного состояния. Если обозначить это состояние просто словами – «как всё безвыходно» - получится кисточка без красок, картина без изобразительного ряда. Это привычно. Не всколыхнет бурю потаенных золотых пылинок в самых дальних комнатах человеческого сознания.
«И каждый здесь Растрелли или Росси,
Когда в блаженстве пьяном, от души,
На белом расписаться пиво просит
И золотом историю прошить».
"Боже мой! Боже мой!- воскликнули бы тысячи людей обыкновенных. -
Мы - маленькие люди. И вокруг каждого из нас есть свой заборчик. Он огора-
живает пространство нашей жизни. Что дорого есть в этом пространстве - Се-
мья. Мебель дома. Богатство дома. Люди, нужные для семьи и для дома , и -
никого других. И пусть в твои ворота сквозь стужу и дождь постучится хоть
один посторонний! Пусть у него будут руки музыканта, озябшие от первых за-
морозков. Пусть у неё будет нежная кожа принцессы, брошенная спать на
еловых разлапьях и щебне - какое дело твоим дворцовым воротам до чьих-то
тонких рук и чьей-то нежной кожи. Услышав стук в ворота среди бурана или
дикого дождя, ты лишь повернёшься с боку на бок. Услышав крик о помощи,
ты закроешь уши берушами. Услышав, что кто-то умирает, ты пробормочешь
сквозь сон: "Пусть умирает, а я-то тут при чём?". И Муновский крик, крик лица
с обескураженным ртом никогда не будет тебя преследовать. Главное, что это
не тебе пришлось кричать у чьих-то царственных ворот. Но однажды странно
поменяется время. И твои утонченные руки, и твоя изнеженная кожа окажутся
на перепятии стихий, во власти снега и дождя, И ТЫ постучишь в чьи-то во-
рота и скажешь: "Я был царём и потому не переживу лишений! Впустите!". А
в прошлом раб и в нынешнем хозяин ворот скажет : "А мне-то что! Иди даль-
ше! Меня тоже когда-то не впустили".
«Мы вечно снимся миру: ты и я,
Безвременьем невинно обожжёны.
Кольцо на пальце наша протяжённость,
А спящий камень – форма бытия».
… И всхлипнет радуга, ползущая по песку: «Меня скинули с неба. Я не вижу своих цветов и своего Бога. Ползти - это теперь и есть моя форма бытия»…
«На две ночи: взглянуть на камней человеческий профиль —
Безмятежно, без мыслей, в цикадном оркестре уснуть,
Крымских звёзд подмешав в кем-то наспех заваренный кофе
В чаше пенного неба, где капля рассвета — как ртуть».
Такая ассоциативно суггестивная поэзия напрочь разбивает сложившееся представление о «формах бытия». Сама поэтика пленяет и завораживает. Именно так бесцветным радугам возвращаются яркие полоски разноцветья. И уже не мелок в небе, обозначающий след и путь, а целые созвездия метафор, смещающих привычно-скучный взгляд.
«Куда летят собаки осенью?
А бог их ведает — куда...
Листочки мимо них проносятся,
Дворы, вокзалы, поезда».
Да, конечно, какому стандартно устроенному человеку придет в голову вопрос: «Куда летят собаки осенью?» Да никому не придет. Тут же скажут, что собаки не летают. Это у Шагала там что-то летает. Но не собаки же. И снова щелкнут запоры на воротах оскуделого сознания. И мир перевоплощается, превращаясь в кукольный домик. Но опять границы «формы бытия» разрываются. Малое становится подобным бесконечному:
«Такая игра в театр - кукольный домик, волшебный зонт.
Я говорю, что занавес опускается прямо за горизонт».
Это о каком же занавесе идет речь? Где такой гигантский занавес, который от кукольного домика, и вдруг – «опускается прямо за горизонт»? Гротеск, ни с чем не сопоставимый. Метафора обрела волю, радуга – крылья. Бутоны тишины раскрылись в свою чарующую, неосознанно волнующую бездну. Бездну сомнений и переживаний. Переживаний, путь которых от кукольного домика до занавеса, открывающего или закрывающего обнаженные грани вечности.
«Мир хорош, но бесцветен. И осень глядит в упор.
О растерзанном лете напомнит лишь светофор.
Сквозь большие глаза его видно, что там внутри.
И до зеркала заднего вида сузился крик.
Мир хорош, но безвкусен. И вряд ли тому виной
Улетевшие гуси и выпитое вино.
Регулярные сводки разводят сплошной поток.
А любви, словно водки, всегда на один глоток».
________
«Осень бьётся туманом в расчищенный горизонт.
Послезавтра зима нас козырным побьёт тузом...»
________
«Я.
собираю.
тебя.
по граням.
С каждого моря.
С каждой дороги.
Бойко по руслам пускаю "вани".
Падаю полем.
Падаю в ноги...
… - Ну, падай, падай мне в ноги! - шепчет поэту Время. – Изголяйся, ухитряйся, лги! Куда бы ты ни шел, ты все равно не свернешь с моего направления, с моих хлипких перекладин над пропастью, с моих шатких мосточков над болотом, с моих гранитных постаментов и мелких камушков острой щебенки у их подножья. А когда искренность станет рваться из тебя потоком, и ты вбежишь в какой-нибудь подземный переход, встанешь рядом с вдохновенным скрипачом или флейтистом и станешь кричать людям накопившуюся боль, время устроит тебе блистательный цирк неприятия и отторжения!
«В этом цирке уродов, где сплюснуты лбы,
где глаза вынимают скоморохам и зодчим,
в этом мире расхристанном стоило быть
беспощадней и зорче.
Это мы - неживой застывающий воск,
простецы-гордецы-подлецы-человеки -
трудно бредим Тобой, нерассказанный, сквозь
крепко сшитые веки».
- И как всё это воспринимать? И как со всем этим жить? – прошепчет обескураженный поэт, опускаясь по стене отторжения и невнимания. И не найдет ответа.
«В такие дни - выпрыгивать из окон
и небо лить в фаянсовые блюдца.
И быть дождем - и от дождя промокнуть.
и камнем быть - и камнем же вернуться».
- Куда и как можно уйти от всех этих тревожных импульсов жизни? От унижающих ситуаций и унизительных картин? – спросит себя читатель. И тоже не найдет ответа.
«На поезд, на самолет - по локти, по плечи снега.
Настолько святее дух - куда до него линять!
Встречается человек - рождается ломтик неба.
Прощается человек - и больно его прощать».
Так, может, стоит упасть на колени перед Владыкой Вселенной и спросить его. Просто спросить: « А есть ли у тебя запасная светлая дорога, по которой расплескивая фонтаны перьев, со скоростью смеха несутся страусы; со скоростью безоглядного счастья, заливисто и безмятежно радуются дети?».
… На гигантской пощади воцарится гигантская свеча молчания.
И, прорываясь сквозь молчание, снова воскликнет душа поэта, сжавшаяся в пружинку:
- Всесильный! Пусти меня на эту дорогу! Пусти меня к солнцу, страусам, детям! И я буду прославлять волшебное сиянье мира и восхищать сердца боем золотых секунд на метрономе человеческого сознанья. И не порежусь об острые края ракушки и не раздавлю даже самого крохотного моллюска, случайно упавшего мне под ноги. А когда жизнь отмерит мне последние мгновенья, я соберу в ладони сиреневые ветра, гул моря, полеты птиц, пыльцу от радуг – и унесу все это со склона Земли. Унесу, но… предварительно раскрою ладони…
«И мне хорошо с вами жить полтора часа.
В среднем выходит
где-то
неделю в год.
За эту неделю
вырастут небеса,
а гордость,
как и положено,
заживет».
…Строки, абрисы ассоциаций, армады сотворенных метафор, пущенных по волнам времени. Множество… Множество захлёбывающихся в едином крике. Но тому, кто умеет слышать, за каждым криком откроется тихая мольба:
- Господи! Я не плачусь в твою рубашку, не сминаю свою распашонку с задержавшимся в ней детским криком… Я просто прошу, открой мне твои небесные врата, через которые мне должно пройти и наполнить сердце сияньем сотворенного тобой мира. Скажи, где… где можно найти все то, что НЕ больно? Где крик нарождающейся жизни не заглушает тихий беспомощный стон её завершенья… Где? Пожалуйста, скажи мне! Скажи!
«Вот и брожу в интернетах, как хоббит вольный.
Печатаю тексты, не проверяю "мыло".
Ты видел Испанию...
Это совсем не больно.
Было когда-то больно, но я забыла».
------------------
«Уходить погулять - как девчонка с моста,
На прогулку с зонтом, а вернуться - не знаю...
шерстяные снега намотавши до рта,
улизнуть за котом на минутку - до мая...»
… И никто ничего не скажет. Просто по ручейку сомнений куда-то в май поплывет маленький кораблик с парусом из тонкого льда… И глядя на него, ты вдруг ощутишь, как всё это и светло и трагично. Ты неожиданно для себя удивишься, сделав открытие, что можно вот так просто «улизнуть за котом на минутку - до мая». От снега к весне – всего минутка. И морозные бутоны превратятся в весенние, живые. «Так устроена жизнь, - заметит маленький мудрец, оставляя в песочнице недостроенный замок. – уже темнеет, и пора домой».
Да. Не каждому бутону суждено раскрыться в свою человеческую полночь. Не каждой радуге выпало продержаться на своем небе дольше отмеренных секунд и сохранить все блики цветовых оттенков… Не каждому поэту удается докричаться до Бога. Где-то с вершины своего неприступного вулкана чувств и эмоций творец срисовывает «форму бытия» суетящихся внизу людей. Он пытается пробудить их сознание, призвать к совершенству: «Слышите, время ускоряет и смех и плач. Не пренебрегайте друг другом! Будьте бережными и берегите доброе настроение! И взгляните на свои руки! Они даны вам для дружеских объятий, а не для отмашек и ударов»… - Но с вершины вулканического жерла до человечества долетают лишь чистые белые листы – лепестки тишины, обломки обесцвеченных радуг… И кусочки неба, покрытые пеплом невниманья…
«длинные-длинные воды морские,
чёрные-чёрные души людские.-
- Белым листом у высокой кровати
пусть отдохнут, кто всегда виноватей.
Лягут в свою тишину - нету тише...-
- Мягче. Темнее.
Роднее и
и выше».
… Как будто кто-то осмелился прошивать ниточками истины груду ватных одеял. Кричать, зная, что не будут ни услышанными, ни понятыми… И все равно острием метафор разрезать простуженный воздух оглохшего больного пространства. И вопреки логике здравого смысла все равно верить, что у пространства однажды прорежется слух. И каждому ищущему Господь откроет запасную дорогу света, по которой со скоростью счастливого смеха, в безмятежном наслаждении жизнью озорно несутся страусы и дети…
И еще хочу напомнить высказывание Ричарда Баха: «Нравственность творца всегда опережала мораль общества. Но со временем…»
И еще вспомним слова маленького мудреца, оставляющего свой недостроенный замок в песочнице: «Так устроена жизнь».
Так устроена жизнь, что в каждом отрезке времени поколение поэтов переживает свою трагедийную участь. Трагедию нашего поколения 80-ых и 90-ых могу выразить одной фразой: «Мы готовились жить в одной эпохе, а оказались в другой».
Поколению сегодняшнему хочу лишь пожелать: «Да минует вас чаша сия!»
На этом заканчиваю свое эссе-сопереживание. В завершение хочу отметить уникальную особенность данного сборника. Особенность, доказывающую, что мысли и чувства всех поэтов нарождающегося третьего тысячелетия созвучны читателю. По порядку в отдельный файл отсканируйте приведенные в статье поэтические строки. Получится своеобразная поэма времени. Можете проделать тот же опыт самостоятельно, отсканировав именно те строки сборника, которые тронули именно Вашу душу. И, уверяю ,тоже получится одна поэма, как сотворчество всех авторов и одного читателя. Какой она получится, зависит уже от вашего вкуса и умения чувствовать. Но в любом случае, это будет открытая вами грань времени.
Вера ЛИНЬКОВА