Однако, за делами да заботами, захватившими жизнь, опять поутихла, присмирела душа. А забот и впрямь теперь хватало: не успела Антонина поставить Иринку на учёт в опеке да устроить в садик – хорошо, ещё в Мурманске всех врачей прошли и справки Иринке взяли, как заболела она.
Сходила два дня в садик, а на третий головы с подушки поднять не может. И Тоня на всей беде: только на работу вышла, а пришлось больничный брать. И до того кое-кто из жёнок косился, а сейчас и начальница фыркнула: «И так чуть не три месяца не работала, какие ещё больничные?» Понятно, что недовольна – опять замену искать. Пусть и не ахти какая сложная работа у Антонины, да и, кроме неё, две поварихи в школьной столовой есть да посудомойка, но что неладно, то неладно…
А куда Иринку денешь? Одну не оставишь с температурой лежать. Была бы мама жива… Хоть и высказала бы, что одна бестолковая замуж за кого попало без материна спроса вышла – мотает теперь слёзы на кулак, а у другой мужик и вовсе никуда не гож, только водку глотать да языком чесать, а всё-таки внучку бы не отпихнула.
Может, не пролежит долго? – Едва ли… Вон какая горячая… Правда, на приём когда ходили в медпункт, сказала фершалица, что это акклиматизация у Иринки идёт, на новое место реакция, но кто знает… А вдруг серьёзное что?..
Надо морсика сварить, чтобы пить давать, проснётся когда. Не успела ягоды занести – в дверь кулаком застучали, да громко так. Отворила Тоня – вот гость дак гость! – Ванька Копосов пришатался, пьянее вина.
- Тоня, а я к тебе. Пройти-то можно?
- Пройти можно, конечно, Ваня, но лучше бы в другой раз зашёл. Иринка у меня заболела.
- Да я тихонечко, - громко зашептал Ванька. - Мы разговор-то тогда не договорили.
- Какой разговор?
- Ты не помнишь что ли? Замуж-то я тебя звал!
- А-а-а, это… Какое там замужество, Ваня? Мне теперь вон её подымать надо…
- А я решил: хоть ты теперь не одна, а я тебя всё равно беру. И не спорь!
Ванька прибавил голосу – вино заговорило.
- Жить будем в твоей матери доме, там места много… Ты не смотри, что я выпил. Я брошу. Вот отметим сейчас начало нашей совместной жизни, а завтра и брошу…
Ванька вытащил из-за пазухи бутылку красного вина и поставил её на стол.
- Собери давай чего закусить.
Тоня поднялась, собираясь выгонять незваного гостя, но дверь заскрипела и распахнулась без стука. Ванька медленно оглянулся на скрип и оторопел: на пороге стоял Семён.
Попытался Ванька что-то сказать, да губы не слушаются. Наконец, выдавил:
- А этот чего тут делат?
Тоня чуть помолчала, а потом спокойно ответила:
- А этот отсюда вообще-то не выписан и со мной ещё не разведён, так что, Ваня, домой тебе идти пора.
- А чего сразу-то не сказала? Не знал я, что он… - Ванька, бурча, сгрёб бутылку со стола и, сунув её за пазуху, поплёлся к выходу.
У порога качнулся, но выправился и даже махнул рукой:
- Прощай тогда, Антонина, пошёл я.
- Иди-иди, Ваня, только не пей сегодня больше.
Когда Ванькины неуверенные шаги и бормотание затихли, Тоня кивнула Семёну:
- Проходи, садись. Ты чего приехал-то?
- Погоди. Иринка-то нездорова что ли?
- Да, застудилась в дороге, видно.
- А я конфет ей привёз. Обещал ведь.
- Ну, из-за конфет ехать сюда не стоило. Не голодом сидит.
- Да я не только из-за конфет. Деньги-то есть у вас? Давно ведь не работаешь.
- Нет, дак будут. Ничего, ладно всё.
- Может, помогу я?
- Не надо, Сёма. Нехорошо это. Знаешь ведь, что не возьму.
- Знаю… Но и мне, ты пойми, нехорошо, что тяжело тебе.
- Ты о своём думай. А мы с Иринкой сами…
- Гордая ты… И вот ещё. Я решил сказать, ведь всё равно люди узнают и доведут. Лучше уж я сам. У меня ребёнок будет. Срок, правда, ещё маленький – два месяца всего.
Семён виновато посмотрел на Тоню. А она улыбнулась:
- Счастлив, поди? Хотел ведь? Ну, и ладно. У тебя счастье, у меня счастье… - она протянула руку в сторону спящей Иринки. – Всё хорошо. Дай Бог тебе счастья... А теперь ступай. Поправится она – сразу разведёмся. Негоже ребёнку без отца родиться. Иди, Сёма. Не до тебя сейчас мне, прости…