Я вчера совсем испортил нервы,
Был тяжелый и трескучий день,
расплевавшись с мерзкой жизнью
-стервой,
Дома сел и выпивал портвейн.
И одновременно на бумагу
Сыпал кучу мысленной трухи,
Проливалась алкоголя влага,
На мои бессмертные стихи.
На мои рифмованные строки
Капало портвейна забытье,
И лились сознания потоки
на святое, чистое, мое...
А осилив третью бутылку,
Буквиц - крошек собирая рать,
"Кровь-Любовь" писал довольно пылко,
И души визжала перемать.
Тело, оно тоже не машина,
Подустав от этой чепухи,
Головой упало на перину -
В лужицу портвейна и стихи.
Чу!
То правда?
Или показалось?
Или размозжила маета?
Из портвейна зыркают устало,
Глаза два,
Больших, как у кита.
Чу!
А вот теперь не показалось,
На стиховный, шедевральный бред,
Из портвейна шествует устало
Крохотный и серый человек.
И скажу я в тысяче агоний,
Он достойно вышел на причал,
Я немало видел бибигонов,
Но такого, братцы, не встречал!
Он сказал спокойно и со смаком,
Без натужных и ненужных прений:
"О, поэт, рожден я рогуаком,
Рогуаки, друг, живут в портвейне!
Дом ты выпил, я теперь бездомен,
Я бездомен, ты уж мне поверь,
Вместо изб, овинов, колоколен,
Буду жить в твоих стихах теперь!
И вот мы всю ночь,
вдвоем,
со смаком,
Два красавца, громки и лихи,
С лучшим моим другом, рогуаком,
Сочиняли новые стихи!
Чтобы, значит, в домике просторном,
Было все - хозяйка и кровать,
Чтобы рогуакиха проворно,
Крестиком могла бы вышивать.
Чтобы был и стул и телевизор,
И колбаска чтобы не с гнильцой,
Чтобы в холодильнике, как вызов,
Охлаждалось вкусное винцо....
До утра я не дожил, однако,
А проснувшийся, почти без сил,
Все искал по дому рогуака,
Может быть его я раздавил?
Но, как стих пишу - из каждой строчки,
Из кусочков простоватых фраз,
Мне теперь всегда мигает сочный,
Рогуака дорогого глаз.
И когда беру я рифмы рифы,
И когда в стихах кошмар и брак,
Мне подскажет дорогую рифму,
Ласковый дружок мой, рогуак!
И в пылу забот и устремлений,
Плавится душевная руда,
Я теперь не буду пить портвейна,
разве только с водкой иногда.