Пошел в родной магаз за луком. Купил по 800 сум за кило парочку отборных килограммов. На обратном пути увидел между домов в нашей махалле-деревне старую раздолбанную «Жигули», забитую мешками лука. Вокруг нее ходил колхозник и зычно кричал: «Пиёз арзон!» («Лук дёшево!»). Подхожу, спрашиваю, почём. Получается по 200 сум за кило. Ну, давай, говорю мешок, только до дома довези со мной. «Хоп-хоп, брат, садитесь, за такси не возьмем!»
Доехали по нашим ухабам до дома (давно я на такой раздолбанной машине не ездил), донес мне до калитки дядька мешок, отсчитал я ему за него 7000 сум (а это чуть больше 2-х долларов штатовских) и с тысячами благодарностей стали расставаться. Но вижу по грустному лицу, что совсем мужик в отчаянии со своим луком (там еще мешков 15 впихано у него и он еще перед каждым домом почти останавливался и орал по пути), и говорю, что, подожди, у соседей спрошу.
Зашел к одному, посаламалейкались, пояхшимисизничали (то есть поздоровались и спросили, как дела). Пиёз, говорю, надо дешевый? Он говорит, что деньги кончились пока, но пиёза у меня еще все равно до фига мешков в подвале. Ладно, «Саломат булинг!» («Будь здоров!»)
Пошел к другому соседу. Ворота открыты, захожу – садик уже зацветает, перепелки поют – и никого нет. Ору: «Мархабо-о-о!» (это жена соседа). Тишина и перепелки. Опять ору, и опять. На пятый мой крик, уже «Ким бор?» («Кто есть?») выползает сыночек Мархабо лет 3-х и смотрит на меня, русского почти блондина, с испугом. «Ойенг чакиринг!» - говорю («Маму позови!»). Тут же за ним выходит заспанная Мархабо. Правило гостеприимства и «хурмата» (уважения) заставляет улыбаться. Посаламалейклись и говорю, что лук дешевый привезли целую машину. Надо? Надо, говорит, «коньчилься». Но у меня, говорит, денег нет, все у «хужаИна» (хозяина-мужа) на работе, он «не разрешает сама покупать». Я говорю, позвони. Нет, говорит, извиняясь, телефон дети разбили. Давай, говорю, я со своего позвоню. Стали звонить, но там было «вне зоны». А у дверей водитель этой героической машины с пиёзом ждет. Давай, говорю, тащи мешок сестре (у меня было еще заплатить). А Мархабо сказал, что это подарок по-соседски к Наврузу. Смущалась, отнекивалась, но когда я сказал, что сосед-ака («ака» - приставка «брат») брат хужаина и ему перечить нельзя, согласилась.
Мама-мия, что было потом! Дети Мархабо какие-то калядки у нас под окном пели, собака разрывалась, я вышел с «хурматом» на лице и русским матом в мыслях, потому что папа уже заснул – и получил громадное блюдо с пловом и касушкой сумаляка. Папу разбудили не зря. Ели все это, и я ему рассказывал про лук. А он сказал: «Поэтому я отсюда не уехал».