Ты прости меня, мама.
Но я кажется скоро умру.
Я не вынесла терпкий траур.
Видно
Долго несу.
И под тяжестью сна
Гнусь бессонными сутками
К черствой земле,
Стоптанной под подошвами.
Той, что не синеветь незабудками
Под обшарканной ношей моей.
Только ей смею выреветь стон по петле
подо швами стенок сердечных.
Исцелую все сгибы платьев ее,
Зарываясь лицом в ее складки.
Так, как жмется ребенок к груди матери.
Даже если все платья в заплатках…
Мама, не ты ли учила меня
Вставать,
Даже если по пояс в грязи,
Даже когда ранен?
Знаю, каждый из вас
Протянул бы мне руку помощи.
Только мне руки не поднять,
Не согнуть в коленях ноженьки.
Видно сломаны
Расстоянием.
Между пальцев дорогой изломанной выцветит
Твоих глаз
Моросящий взгляд.
И откуда же знать тебе, как в эту засуху
Солоно выживать?
Ты-разряд. Ты рубеж
Ноты «до» слова «ты»
И что сталось после.
Было что-то похоже на вечную жизнь
До тебя.
И плевать, что с тобой
Было мне не до жизни.
Я смешался с землей,
Той, что горше и горче
Самой засохшей, самой степной
Горечавки.
Мама, что если не встать мне с зарей,
С той что была
Началом конца
И явилась концом начала?
Я- наживка творца,
Жертвенней палача
И тупее тонкой булавки.
и кому как не мне погибать
В острой жажде, с рождения данной?
Проходите же все по мне,
Сердце мне
Вытоптать!
Удивительна, правда, лиричность хлопка,
Что рождается в хрусте ребер?
Я не знаю давно ли
Ради глотка
Самой пресной, самой живительной-
Той, что в утробе у матери
Той
Что немерено томному берегу-
Я стал скатертью.
Нате же, нате же!
Рвите, топчите, я все равно
Стисну зубы в пустынной ордалии.
Дали же люди
Коню-пальто.
Точно также-
Утопии рваной-перо,
Смерте-косу, палачу-топор.
Я кричу! Слышите?!
Да куда же вам…
26.03.13