Я привык уже к боли в запястьях,
Там, где были следы от оков.
В наших глупых, нелепых несчастьях
Нет вины ни богов, ни врагов,
Просто, так, видно, выпали карты.
Стены давят, и больно вздохнуть...
Вот о чём не поют даже барды:
Что начнётся, где кончится путь?
Паутиной сплетались дороги,
Нас ловили, как ловит капкан,
Подгибались усталые ноги,
Ветер нёс с собой пыль и дурман,
Но мы шли, этот путь продолжался
Сотни лиг, сотни жизней и лет...
Ты ко мне как-то робко прижался,
И спросил: «Может, выхода нет?»
Я вгляделся в слепяще дали,
Я позвал всех известных богов,
Но ответа они мне не дали,
Только пенье далёких рогов.
Мы пошли на зовущий нас голос,
В ту страну, где горела война.
И ты падал, как скошенный колос,
Выпив крови, как раньше вина.
Я смотрел, понимать не желая:
Нити наших дорог разошлись,
Мне осталась дорога былая,
А тебе — путь в бескрайнюю высь.
Мне сковали ослабшие руки,
В башню древнюю прочь увели,
Где, устав от безвременной муки,
Я лежал в горько-серой пыли.
Поднимался, ходил по темнице,
Пленник тела и каменных стен,
Замерев на открытой странице,
Ждал чего-то, любых перемен.
У дорог ведь бывает начало,
Но, конечно, не будет конца.
Сердце долго и больно стучало,
Но и сердцу хватило свинца.
Жизнь закончится, будет другая:
Круговерть из оборванных дней.
Снова в путь, лиг уже не считая,
Всё равно не бывает больней.
Я привык уже к боли в запястьях,
И к слепому молчанью в груди.
В наших глупых, нелепых несчастьях
Обвиняю себя и дожди.
Только так, видно, выпали карты,
Память снова мешает уснуть...
Но, быть может, поведают барды,
Что начнётся, где кончится путь?