Эта публикация - ярчайший образец шаржированной стихотворной стилизации. Автор - известный советский поэт-фронтовик Илья Львович ФРЕНКЕЛЬ (1903-1994) был необычайно остроумным человеком. В строках его самого знаменитого стихотворения, ставшего песней, - беспафосный "бытовой" лиризм воина-освободителя, улыбка боевого друга:
...Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах
Где-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить.
Вспомню я пехоту и родную роту,
И тебя за то, что ты дал мне закурить.
Давай закурим, товарищ, по одной,
Давай закурим, товарищ мой!
"Я больше всего боялся, - писал И. Френкель, - чтобы герои моих стихов не заговорили нормативно-грамматическим языком, принятым в беллетристике и далёком от живой речи. Не проповедники, не ораторы, они используют провинциализмы и диалектизмы, такие, например, как с у р ж и к - сплав средне и южнороссийского говора. Яркие краски матросских сказов, выразительный юмор народной речи не нуждались в специальном переводе... Я люблю острое слово, улыбку и смех. Как всегда, я ценю иронию, весёлую пародию. Даже когда мне грустно, и, наверно, тогда чаще всего. Недаром для моего последнего сборника "Причал" (1976) я отобрал фрагменты в шуточном плане, навеянные поездками на юг, в Одесщину, к тамошнему племени рыбаков с их красочным бытом, выразительным говором. На их жаргоне я сочинил несколько былей".
Быль "Маячник" при жизни автора не печаталась. Но, думается, сохранённая среди множества забавных, жизнерадостных посланий Френкеля к поэту-другу Марку Лисянскому, рукопись маленькой поэмы достойна внимания читателей, воистину не нуждаясь в "переводе с шуточного"!
__________________________________________
Лежал человек на причале,
Не думал себе ни об чём,
А волны на пляж налягали
Своим изумрудным плечом.
И нашую грешную землю
Стремились назад отпихнуть,
А сами по голому месту
Пуститься в далёкую путь.
- Братухи, не можу я больше терпеть, -
Сказал человек рыболовам, -
Не в силах я той сепаратор вертеть, -
И флотским обмолвился словом.
И с горькой обидой побачивши в даль,
Поник головой неудачник,
И стало ему до последнего жаль,
Шо он не матрос, а маячник,
Шо должен у каждой вечерней заре
Не рому рвануть у каюте,
А якобы грешник коптеть в фонаре,
Мечтая о дальнем маршруте,
Дышать керосином в зелёном стекле,
Як той мотылёк заблукавший,
Сыздетства привычный не этой земле,
А лишь через бабу застрявший...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Коль скоро у барышни полный фасон
И кофточка ей облегала,
То сделался парень до страсти влюблён:
Красотка его завлекала,
Шо стал в самовольном бывать отпуску
И драить гальюн в наказанье,
И стал чересчур походить на треску,
Забыв за матросское званье.
Чего ж он добился? Увы, ничего:
Над ним надсмехался начальник,
Пока скрозь матросскую душу его
Не начал просвечивать сальник...
Шкилет обсмотрел гарнизонный еврей
Под сильным своим микроскопом,
Стучал молоточком промежду грудей,
Линейкой по заднице хлопал,
Исследовал кал на мигрень головы,
Общупал от краю до краю,
Велел наложить на подштанники швы
И грубо воскликнул: - Я знаю?
Я знаю и с чем он имеет болеть? -
Печёнка и кишки в порядке.
Его б на недельку в гальюн запереть
Заместо культурной зарядки...
Начальство не знало - чи надо списать,
Чи можно лечить у еврея,
Но флотский закон предлагает спасать,
И выбрали якорь скорее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Кораблик пошёл колесить по волне
С ничтожным воды измещеньем.
Влюблённый качался в своём гальюне,
И начал роптать с возмущеньем.
Влюблённый качался в своём гальюне,
И начал роптать с возмущеньем:
- За шо оторвали от Клавы мине?
Я к ей относюсь с восхищеньем...
Их шторм в Дарданеллах як щепку мотал,
Аж вахте тошнить стало нечем,
Но каждый терпел, а влюблённый роптал
Свои богохульные речи...
Успев только четверть состава побрить,
Включился в аврал паликмахтер,
Но вышел приказ, шо "гальюн отменить,
Учтя аварийный характер".
Влюблённый с подъёмом включился в борьбу
Всего судового состава,
Но мысленно думал: "На этом зыбу
Подохну, и... бог с тобой, Клава..."
Небритый, с гальюнным угаром в башке,
Як лев, суетился влюблённый.
Но ветер упал, и уже вдалеке
Наметился берег зелёный.
То был древнегреческий город Пырей,
И он на глазах экипажа
Раскрыл посреди средиземных морей
Свою панораму пейзажа:
Довольно приличную гавань и мол,
Трактир и биллярдную с краю,
И, если взглянуть в семикратный бинокль, -
Пыреевских барышен стаю.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Причалив до мола, швартовы отдав,
Построилась по два команда,
Пошли до Пырея - покушать пилав,
В числе их узбек из Коканда.
Он ушлый за всех был, той самый узбек:
По-гречески мог он отчасти.
Чернявая личность - ну, в точности грек! -
Усы древнегреческой масти.
Так он до Пырея был первый знаток
По всех погребках и кофейнях -
Глаза завяжи, и завязанный мог.
При том баянист и затейник.
Дивчата-гречата - культурный народ:
Щипать не даются ни грамма!
Узбек на баяне им жизни даёт -
"Одесса, ты мамочка-мама!"
И тут наш влюблённый за Клаву забыл -
Нацелил ноздрю на гречанку,
Загнул бескозырку и с треском хватил
С ей вдвох под баян "сербиянку"!
Потом, уж совсем ни с того ни с сего,
В портовый трактир закатился.
Оттуда пять раз выводили его,
Шесть раз он обратно просился.
Всю ночку шукал его флотский дозор,
И только - спасибо узбеку! -
Нашли, где он спал, обнимая топор,
Которым рубал он аптеку.
В биллярдной маркёра киём отлупил,
А после лишился сознанья...
____________________
Так бедный маячник когда-то любил
И так добивался признанья.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Однажды я роман читал перед сном:
Як жили там фоны-бароны, -
За ихнюю жизню прописано в ём,
За ихи стражданья и стоны.
Те фоны так само страждали, як мы,
Горилкой, як мы, завлекались:
Одни через бабу дошли до тюрьмы,
Которые в дым промотались.
Не помню фамилие, был там герцог, -
Так той занимался в картишки:
Засядут, бывало, с герцогшей удвох,
Аж пот прошибает в подмышки.
И мало-помалу втянулся герцог,
Она же всю банку сорвала:
Берёт у его и чертог, и замок,
Двуколку и на зиму сала...
Писали ж когда-то за ихнюю власть,
За ихи стражданья и муки
Намного правдийше, як пишуть за нас
Деятели нашей науки!
Понятно, герцогов теперь не найдёшь -
Прикрыли всю ихнюю брашку,
А всё ж у газетах песочат вельмож
И жизни дают за промашку.
Недавно мой сродственник роман привёз
За факты житухи вельможной:
Прописано там за колхоз чи совхоз, -
Без смеху читать невозможно.
Один академик свалял дурака -
Подался с Москвы до колхоза...
Усё называется "Волга-река",
И без никакого сурьёза.
Прочтя половину - нема терпежу.
Да ну их, деятелей, к богу!
Так я ж за маячника вам расскажу,
Бо он подходящий герцогу.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
По первому разу сошло за Пырей,
Тем более в шторм отличился,
И вот, возвернувши в Одессу скорей,
Обратно он с Клавой зашился.
Чуть вечер, обратно гвоздит до её:
Весь в усиках, пахнет духами,
Культурное ей предлагает житьё -
Шоб вдвох, бессостиркой, с харчами.
И шо ж? Бессостиркой согласна она,
Однако должна убедиться,
Обратно креплёного треба вина
И шоб через загсу жениться!
_____________________
Возможно, людям интересу нема
Читать за того идиота:
Завкадрам, видать, не хватило ума
Списать новобрачного с флота.
Но кадров отделы на том и стоят,
Шоб дурням давать назначенье -
Даёшь ему точно коленом под зад, -
Ан, ждёт дурака повышенье.
Ведь с точки завкадров нема дураков:
"Анкета имеется в деле?
Фамилие - имя? Откуда таков?
Заполнил? Зайди на неделе..."
От, был бы герой наш герцогских кровей, -
И амба ему по анкете.
А шо за причина, шо он дуралей -
Хай служит себе аж в балете.
Тем более, нашего взять жениха:
Потомственный был морячина.
Не слишком толковый, - так то чепуха,
И пол подходящий: мужчина...
Дают жениху грузовой катерок:
- Води!
...с испытательным стажем.
А Клава мечтала иметь хуторок,
И мы вам за это расскажем.
В хозяйстве коза, огород и супруг,
А моря не треба ни грамма,
Заместо штурвала - каблук и утюг:
Такая у Клавы программа...
Ещё новобрачный не чуял грозу
Своим неразборчивым носом,
А на борт грузили жену и козу, -
Не нравилось это матросам.
Ещё муженёк не вкусил утюга,
Неся на плече этажерку, -
Не думал, несчастный, шо лапка врага
Сняла со спины его мерку.
Назавтра, лишь чуть закраснела заря
И сладостно звякнули склянки,
Уж выбрал безумец свои якоря
И снялся в поход со стоянки.
Попутный зюйд-вест дружелюбно качал
На мачте супружнюю юбку,
И, глядя на волны, товарищ молчал,
Блаженно сосал свою трубку.
Ещё он не знает, имея азарт
(Ослеп через тую дешёвку!),
За той исторический липовый фарт,
За тую на шее верёвку.
И в радужном свете он видит козу
И слухает звуки с каюты,
Но вдруг благородную пролил слезу:
"Она ж создаёт мне уюты!.."
Коза же, наивно тряся бородой,
Скрывая под маской июду,
Надежду даёт на возможный удой,
Роняя орешки повсюду...
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Тем временем Клава лягала сама
В полутораспальной кровати, -
Портвейного трошки хлебнула вина,
Уся в разноцветном халате.
И мысли клубились у ей в голове
Чернее, чем рой муравьиный,
И слишком тошнило её от халве,
Пожрав два кила с половиной.
На палубу выйшла, - сознанья уж нет,
В глазах же от злости двоилось:
- На дьявола сдался мне твой драндулет...
И тут же с супругом сцепилась.
Даёт при людях ему в спину раза
Обратно приличную плюху,
А сзади бедняжку бодала коза,
Включивши в тую заваруху.
Едва потерпевший уйдёт от рогов,
Обратно по морде схлопочет,
А Клава вдали от родных берегов
По-матушке кроет, як хочет.
Легонько загнула - механик упал:
Как видно, не те перепонки,
Она же открыла огонь наповал
В святителей, крест и печёнки...
Страждал коллектив по причине потерь,
Но враг перейшёл в наступленье.
Коза бушевала, як бешеный зверь,
Загадивши поле сраженья.
Но тут, закричав: - Допоможет нам бог!..
И матом для ровного счёта,
С камбуза на палубу выгребся кок
В защиту страждавшего флота.
Махая чумичкой, сработал вперёд,
Схлестнулся с рогатым животным,
И с криком:
- Товарищи! Наша берёт!..
Он сделал момент поворотным...
Той кок оказался той самый узбек,
Участник пырейского рейса, -
Чумичкой в бою развивая успех,
На Клаву ударил, як крейсер!
Мелькнул и пропал разноцветный халат,
И Клава корму показала, -
Вдогонку ей нёсся классический мат,
А в трюме
бюро заседало.
Там критику снизу развёл секретарь:
Начальство долбал он открыто.
Молчал, охлаждая слюнями "фонарь",
Виновник морального быта.
И что ему проку - болтать языком?
Случился скандал принародно,
Нарушила дамочка флотский закон,
Себе содержала свободно,
Нарушила правила в части козы,
Манкируя должностью мужа,
При том, по причине поднявшей бузы,
Могло получиться и хуже.
Ввиду потому что и в силу того, -
Упадок и срыв дистиплины,
Людям надлежит разъяснять существо
Такой ненормальной причины.
А так же послать до министра сигнал,
Признав упущение факта...
____________________
От тут бы и точки конечный финал:
Мол, "так-то и так-то и так-то..."
Но в жизни бывает не то и не так,
Як хочут Софронов и Жаров:
Списали козу и семью на маяк
Плюс дали земли полгектара.
И прочий у Клаве имеется скот
В лице лошадей и коровы,
И ейная мама при Клаве живёт,
И все они слишком здоровы!..
Кругом процветает советская власть,
А Клава, як той император,
Над бедным маячником тешится всласть:
Он вертит у ей сепаратор...
Шумит сепаратор.
Журчит молоко.
Маячник вращает, и вянет...
А море раскинулось вдаль широко
И манит, и манит, и манит...
1970-е гг.