Шлейфы платьев пурпурных, черное кружево и туманы,
Вы, заброшенные усадьбы под Петербургом.
В обручах и в исподних юбках мои раны,
Вы целуете их и шлете меня к хирургам.
Блок, предчувствия и горящие горизонты,
И шепчет Господь, и падают ниц ротонды,
И целует казак коня между глаз и плачет,
И к лампасам его жмется черноволосый мальчик.
Я смотрю Вам глаза. Я вижу, как в них сгорают
Карфагенские амфитеатры от грусти Бога.
Прах Помпеи летит ко вратам моего рая.
Обращается в тлен все, в чем нет ничего святого.
И горит ваше сердце синим огнем Данко,
И летит его пепел демоном вдоль Ганга,
И так хочется вас обнимать, укрывать метелями,
И стихи хоронить под вековыми елями.
Я смотрю Вам в глаза. Звенит серебро рассвета,
Опьяневший от алой зари ковыль обнимает степь.
Мир, в котором нет ничего, кроме любви и света.
И мне хочется в нем на груди твоей умереть.