Братск! Для меня в этом слове-образе сошлось всё! В том числе и прощальный миг юности, время вступления в молодость.
Братск – город-символ, память о массовой эйфории от ощущения собственной значимости десятков тысяч молодых людей. Многим из них казалось, нет главнее людей на Земле, а Братск - главный город и главное дело Земли.
И где те мечты и надежды? Как в той песне: «И всё сбылось, и не сбылось, венцом сомнений и надежд переплелось…» Песня - о другом, но слова эти очень подходят к такому общественно-историческому феномену, как «строительство коммунизма». По нашему твердому тогдашнему убеждению, именно, это мы и строили.
…В памяти – деревянные бараки… Всё деревянное: магазины, школы, клубы… До поры, конечно. Потом отстроили большой город. Но ту «деревянную» пору, пору затопления окрестностей Ангары мне удалось застать. Заполнялось Братское море. Проезжая через много лет поездом по Иркутской области, видел я многочисленные «разливы» этого рукотворного «моря». Сколько утонуло и тайги, и лугов, и… вековых сибирских деревень. Сколько заболочено, загублено первозданных земель...
В те далёкие дни, встречаясь в Братске с рабочими старшего поколения, я удивлялся их немногословному, но выразительному скепсису относительно перспектив «эпохи величайших преобразований». Не понимал я этих людей. Полтора-два десятилетия разницы в возрасте развели нас - мы говорили на разных языках. Правильнее сказать, мы - молодые восторженно щебетали, а они - умудрённые смотрели на нас «глазами больной собаки» и… «молчали в тряпочку», прихлёбывая горький «чифир» и покуривая крутую махорочку…
Позднее, читая «Прощание с Матёрой» Валентина Распутина, вспомнил я маленький эпизод из моего «братского» прошлого.
…Началось заполнение «Братского моря» - для нас, пацанов это событие было окутано сладким романтическим флёром. Мы ощущали себя свидетелями и даже участниками грандиозного переустройства природы. Небольшой компанией неженатых, в меру хулиганистых «стиляжных» юношей будними вечерами и по выходным слонялись мы улочками посёлка Братского ЛПК, задавали тон на танцплощадке и, вообще, были нормальными, невредными парнями. «Стоячие» воротнички перекрахмаленных белых рубашек, шелковые шарфики вместо галстуков – «последний писк»…
Один в нашей компании оказался местным, совсем местным. Лешкой, по-моему, его звали.
- Пацаны! Приглашаю вас на проводы родительского дома!
- Непонятно. Объясни…
- Деревню нашу затопляют.
- А вы? А семья?
- Да, какая семья! Предки уже давно переселились… я в общаге… Поехали!
Сказано – сделано. Набрали, чего положено, и – вперед! Кто-то из наших рулил на грузовике, на нём и поехали. Молодым – море по колено.
Существует представление, что затопить – это быстро. Нет, это долго, днями, неделями и дольше… Там свои графики. Подъезжая к окраинной улице, на которой жил Лёшка, мы увидели сюрреалистическую картину. На огромной, уже покрытой водой территории, прямо «по водной глади» «плыли» дома. Нет, конечно, они стояли на месте, на своих фундаментах – там, где их когда-то построили и не успели сегодня еще разрушить, или разобрать. Но гонимая ветром рябь создавала этот обманный эффект движения.
Вода едва покрывала первую ступеньку крылечка небольшого рубленного домика. Ограда представляла собою редко воткнутые колья, к которым лыком подвязаны были тонкие слеги. Непривычно было видеть «водяной двор», огороженный легким, «плывущим» заборчиком. Вода прибывала, почти, незаметно для глаза, или же вовсе стояла на месте – не поймёшь. Сели мы за столик…
Я заметил: комнат в доме было всего две. Одна для хозяев, объяснил Лешка, другая – для живности. Пока выкладывали на стол закуску, выпили по одной. Сели за стол и опомнились: как же без тоста! Мы же не пьяницы какие. Хозяин поднял стакан.
- Говорить я не мастер. Родился я здесь. И батя мой - тоже. Дед с бабкой приехали сюда после высылки, они родом с Прикамья. Бабка ещё жива – с родителями… в город переехали. Плакала. Вот, видите, и мебель оставили всю. Батя ничего не взял - Лешка показал на старинный буфет, очень красивый, с резьбой. Сундук - бабка уговаривала - тоже не взял. У неё там приданое лежало когда-то. Нет там места для мебели. Квартиру дали двухкомнатную. Если бы я не выписался… Ладно, что-то я разговорился… Предлагаю тост: за упокой моего родового гнезда!
Все встали, очень серьёзно так, в унисон опрокинули по полстакана "неразведённого" питьевого спирта. Да… Крякнули по-мужицки, закусили лучком зелёным, который едва только успел скрыться под водой, но уплыть еще не успел. Лёшка его весь и повыдёргивал. За околицей спела жимолость – тоже обобрали. Но ещё горьковата.
Сидим, а солнце на вторую половину неба перебирается. Гитара гремит всеми струнами. Горланим, надрываем наши патриотические души. «… Напрасно старушка ждёт сына домой...»
Вдруг, что-то случилось с полами – плахи тихо поплыли под нашими ногами, причём все сразу, вместе с лагами, как плот… Мгновение, и всех пронзило: срочно "линять"! Побросали и бутылки, и колбасу – бегом, бегом, скорее…
Как же это мы успели! Едва выскочили, домик тут же сложился. Лёшка стоял и ревел, глядя на эту груду своего прошлого. Может спирт повлиял, а может сердце у него сжалось. Он как раз перед этим рассказывал о том, как они с отцом на охоту в тайгу ходили…
Сегодня, слушая разговоры о "переделах собственности", о "расхищении природных богатств", я опять вернулся памятью к тем дням: как же всё было и легко, и понятно, и весело... А если и случались причины для грусти - всё быстро забывалось. Не «заморачивались» мы, как сейчас говорят. Впереди была вся жизнь… и, возможно, даже коммунизм.
Кубань,апрель 2013
Фото из архива автора: на этом самосвале мы и "плыли" по Братскому морю...