* * *
Сэн шел по узкому тротуару под самыми окнами. После почти бессонной от боли ночи и от голода он был в таком состоянии, что легко мог бы вызвать галлюцинации, пожелай только этого. Он и так почти грезил наяву, пытаясь отвлечь себя то на птичью трель, то на запах цветов за окном, то на чей-нибудь голос. Он бы заглядывал в окна, но ему был виден только край потолка, а это было скучно. Шторы были, правда, разные, да кое-где вывески говорили Сэну о профессиях жильцов, которые в данный момент были ему совершенно безразличны. Вдруг из одного окна, распахнутого так, что занавески парусом выгнулись наружу, вкусно пахнуло тушеными овощами, и слабый голос дальновидно заметил, вздыхая:
- Хорошо зимой…
- Почему? – спросил кто-то недогадливый.
- Кабачков нет… - мечтательно протянул голосок.
Шторы опали – видно, прислуга, войдя, закрыла дверь, - Сэн поддался искушению и влез на подвальный выступ в стене, держась за наличник.
За столом сидела семья из пяти человек, прислуга подавала второе блюдо, под столом и вокруг вертелась большая серая охотничья собака, делая печальные глаза и практически не дыша.
Ее, как и Сэна, искушали запахи.
На столе были соусы, рагу, фарш, колбаски, паштеты и много чего еще, что интересно не только собакам. Поэтому Сэна никто не заметил. Ни прислуга, ни собака, ни важная матрона во главе стола, ни дочь – взрослая девица, ни сын – жидкоусый задира, ни дедушка с колючими бровями. И только один человек, обладатель слабого голосенка, как вычислил Сэн, не заметил его по другой причине. Этот маленький худенький мальчишечка сидел, надувшись как воробей, над своей порцией, едва не роняя туда слез.
- Ты чего не едишь, Над? – спросила его служанка, убирая едва початый суп.
- Я ел, - возразил Над.
- Он все скормил Северу, я видел, - доложил старший, бросая собаке кусок колбаски, - иди отсюда, попрошайка.
Пес отошел, виляя хвостом.
- Эмс, убери Севера. Выведи его, - приказала матрона, - а то там же и кабачки окажутся, и каша, и все остальное.
- Не-ет, - счел нужным возразить Над, но прислуга взяла собаку за ошейник и вывела за дверь. Занавески толкнули Сэна в лицо, он отклонился, чтобы не просунуть между ними головы прямо в комнату. Что-то его держало здесь. То ли чутье, то ли отсутствие силы воли.
- И, кстати, какой пример ты подаешь ему, - продолжала матрона, обращаясь к старшему сыну.
- Северу? – вполголоса фыркнул тот.
- Не корми за столом собаку…
- Я ему на пол бросаю…
- …Что за разбойничьи замашки! И еще требовать, чтобы подавали вино!
- Мать, везде так делают, - снисходительно сказал юноша, закинув руку за спинку стула и небрежно держа в другой стакан с напитком. – Скажи еще, что столица – притон, а Дан Зорек – грабитель. Они просто держут больше прислуги.
- Которая тем избалованнее, - сказала матрона. – Тут Эмс – вышла, а косточки оставила! С ней одной нет сладу, а если их будет больше – у семи нянек дитя без глаза.
Юноша давился смехом, воображая, как служанка уползла без костей.
- Дан Зорек – бретер, - продолжала матрона, - и если я услышу, что тебя в Нилите что-либо связывает с такой молодежью… Над! Я понимаю, суп - тебе, положим, не нравится приправа, но теперь-то ты почему не ешь?
- Каша горячая, - проскрипел мальчишка, дуя в тарелку как на угли костра.
- Дан уже давно не бретерствует, ваши сведения устарели лет на десять, - сказал юноша, вызвав улыбку деда, - но я имел в виду не только его дом.
- Вино горячит кровь и отнимает разум. Если я услышу, что ты где-то дерешься на дуэли…
- Я умею поставить на место любого, не прибегая к крайним мерам, - отрезал юноша, потом усмехнулся, потом хохотнул и добавил, - недавно Лусар после моего ответа так откинул голову, что, наверное, шишку набил себе меж лопаток. Ко мне вряд ли кто полезет. И дело даже не в том, что я в бою не последний.
- Ты еще мальчик, - сказал дед, и обернулся к матроне. – А вино не мешало бы подавать к столу к обеду. Не для него – для меня, немного согреться, да и девочка наша что-то бледна и худа, ей надо полбокала красного наливать для веселости. И аппетит подстегнуть.
- Вы бы еще Наду предложили, - сказала матрона. – Каша остыла, Над, в чем дело?
- Ложка тяжелая, - промямлил мальчишка, насупившись.
- Если так будет продолжаться, - пожала плечами матрона под смешок юноши, - ты будешь падать под тяжестью шляпы. Эмс, принеси деревянную ложку! – тон ее голоса выражал: «Ну ладно, посмотрим». – Это невыносимо. Ни вчера, ни позавчера, ни два дня назад - ты что, решил голодать?
- Я ел! – пропищал мальчишка с возмущением, что на него возводят такой поклеп, поднял брови и сделал большие глаза. – Мы ели с ребятами!
- Что вы ели!
- Птичек жареных!
- Боже…
Служанка внесла чай и сладкое, Над получил деревянную ложку и теперь шлепал ею в тарелке.
- Учти, пока не будет все съедено, сладкого ты не получишь. Эмс, опять здесь собака? Уведи этого обжору!
- Гав, гауу..
Север был выдворен вовремя – его нос уже нацелился в Сэна.
Минуты три за столом было тихо, пока прихлебывали чай. Потом матрона перевела взгляд на Нада, совсем повесившего нос, и спросила почти мягким голосом:
- Ну, в чем дело? Почему ты не ешь?
- Каша холодная…
Через несколько минут мальчишка остался в комнате один на один с кучей яств, среди которых не было ни одного пряника и ни одной конфеты.
Нога Сэна соскользнула с выступа, и, чтобы не упасть, он выбросил руку вперед и схватился за комнатный подоконник.
- Кто там, - оборачиваясь, воскликнул Над и увидел в окне курносого крепыша, скривившегося от боли.
Уже привыкший к своему присутствию в окне Сэн сморгнул, оглянулся через плечо и пробасил удивленно:
- Не знаю!..
- Ты давно тут… висишь? – догадался Над. – Ты кто такой?
- Сэн Лай Нико, - сказал Сэн и выпалил неожиданно для себя, - слушай, ты не дашь мне поесть, а то какая-то тоска в животе…
Мальчишка просиял и отодвинул от себя тарелку по направлению к Сэну:
- Поедай!
Сэн влез в окно и, не успев присесть, начал пропихивать в себя ложку за ложкой. Еда столпилась во рту, и он глотал ее не разжевывая.
- Ты не торопись, - посоветовал Над, - сюда раньше чем через два часа никто не явится.
- Умгу… - отвечал Сэн, налегая на фаршированные овощи. Для него – и он сознавал это – было бы полезно, если бы его неожиданным стуком ключа вынудили к бегству раньше, чем он лопнет.
Над, видимо, это почувствовал.
- Ты что, бродяга?
Сэн замотал головой, лишенный возможности возмущаться. Справившись с куском именно ради этого, он вынужден был ответить на следующий вопрос:
- Что у тебя с рукой?
- Вывихнул. Наверное.
- Кто?
- Разве здесь еще кто-то есть? – покраснел Сэн, не желая делиться с этим младенцем своими печалями.
- Я хочу сказать: кто тебе ее вывихнул?
- Что, не знаешь, как руки вывихиваются? – удивился Сэн. – Ну, ты весь в брата. Не бродяга я. Просто есть хочу.
- Это бывает, - согласился Над.
- Мне показалось, с тобой этого никогда не бывает, - заметил Сэн.
- Нет, почему. Я люблю пряников, горбушек, сухариков и прочих орехов… И поэтому я тебе не могу предложить дождаться мамы, - продолжал Над, снова выказывая себя стратегом.
- Зачем мне ее дожидаться!
- Болит же, наверное.
- Что болит? А! Ну да.
- Врач здесь, за поворотом направо, там вывеска есть. А чуть подальше, за городом, костоправ есть хороший.
- Откуда знаешь?
- Ты нахальный! – сказал Над, скромно потупившись. - Отец – охотник, вот и знаю. Что же ты бродяжничаешь?
- Я не бродяжничаю, - снисходительно объяснил Сэн, - я ищу одного человека.
- Кого?
- Ола Риша.
- Менестреля? Зачем его искать. Ты пишешь приглашение и отсылаешь своим знакомым, те – своим, и письмо само его находит. И он приезжает к вам к назначенному времени. Все так делают, не знаешь разве? За это почте платят.
Сэн отмахнулся:
- Ты не поймешь.
Потом с помощью разговора, не пропустив момента, когда он объелся, встал и сказал:
- Спасибо, Над.
- Взаимно, Сэн. К костоправу лучше зайди. Этот, за углом – он вредный.