А на спине моей решётки,
стоящего под задом кресла.
Удрав из рук, бутылка водки
об пОл свои разбила чресла,
летя извивами кошмара
(видать, суставы, как каменья
в моей руке). И от удара
бутылочного приземленья
стал кафель омерзеньем стёкол
и водки мокрого позора,
где по останкам водки ёкал
мой стыд, как не любитель сора.
Каменья в пальцах – не суставы…
Из оскорбленья острых пальцев
бутылка вырвалась. Как прАвы,
изображая постояльцев,
амбиций вычурные трупы,
орущих о любви – до жути,
а в нервах – мысли, вроде ступы,
толкущей так, что не вздремнУть им,
ведь дефилирует не гордо
моя порядочность по вене,
и от того, на горле – морда
валялась рыхлых измождений
каких-то старцев. Ах, как жалась
сопливость глаз ко мне нагая,
что я повинно раздражалась,
маразм внимания вдыхая.
* * *
Слезливость станет деревянней
сидящего под задом кресла,
как только в губы, – из рыданий
все состоящие, – не тесно
заправить фаллос из бутыли
с кричащим ядом в тельце гладком
её стеклянном… "Водка, ты ли
сняла с мозгов порватых латки?"
Амбициозность ли спустила
мой мир в опущенность фантазий
мужицкой моды на подстилок
под беспределом старой мрази!?
* * *
…когда насмешкой моложавой
прикончил алкоголь мой ступор,
под оглушенье грусти ржавой,
не оглушающее в рупор, –
то кресло вышвынуло кости
с – на них нависшей – жижей мяса
на пОл, зовущий пьяниц в гости
шершавой кафельностью глаза.
***********
Стих не автобиографичный