Я.М.
Сноп мерцающих частиц, силуэт сутул и шаток –
он уже на этом свете сам почти что воздух, свет.
Человек в пустынном сквере тонет в омуте заката,
и подслушивает время, шелестящее в листве.
Он выуживает весть, бросив сеть под старым вязом,
словно книжник лукоморья, будто кто-то из волхвов,
ждет улова он, и вскоре прочь от тени долговязой
ускользнет навек, и ветер вопрошает: ты… готов?
Этот вешний шепоток слышен и сквозь гвалт скворечий:
назови себя язычник – кто ты? с чем шагнешь во тьму?
Время в сумерках подробно, и сама природа речи,
сиречь, речь самой природы, открывается ему.
Он на выцветшей скамье ждёт и ждёт – лучист и чуток,
как у Господа в приемной, у невидимых дверей.
Человек в закате тает, улыбаясь почему-то,
глубже кутаясь в прозрачный саван ветхости своей.