Отец щенка мне дал защитой,
Что не по службе, по любви,
Людей, нечестностью укрытых,
Собачьей чуткостью ловил.
Словно учил быть осторожной,
Души не открывать дверИ,
Среди "своих" наткнуться можно
На хуже зверя изнутри.
Не верила, и пёс стал жертвой,
Ударом сзади, по спине
Трус ранил, увидала первой…
Застыли слёзы в глубине.
С тех пор я подлость чую кожей…
Прости, мой друг, что не смогла
Стать на зверьё нутром похожей,
Прошли уж годы, в сердце - мгла.
Охраны нет в жилье домашнем,
В сердечный - каждый проходи...
Быть без тебя, порою, страшно,
Поможет ль вера впереди?
В самом деле, Боб (помесь ройтвейлера с русской борзой), воспитанный отцом, был особой собакой. Даже не оборачиваясь, вслед лающим мелкопородным, смело вступал в бой
с равными себе и превышающими размером и агрессивностью. Не обижал, даже частенько мучивших его детей, осторожно играл с бельчатами, нянчил котят (до сих пор с нами, найденная им пищавшим котёнком, чёрная кошечка - мать семейства).
Неискреннего человека вычислял сразу и навсегда, не поддаваясь на лесть,
каким бы другом в семье не считали. Не бросался на чужих, но вошедших без хозяина,
не отпускал. Спас соседей, почуяв недоброе. Был ранен и три года проболел, но и с болью, кровопотерями от образовавшегося свища до последнего дня продолжал проситься гулять
на природу. С ним было надёжно и интересно, много симпатичных мест мне открыл. Охранял дом и душу. Сегодня день его памяти.