Когда народ доверчив был и юн,
И молоком парным струились реки,
Витийским песням птицы Гамаюн,
Внимал всегда, заботясь о ночлеге.
Та птица предвещала гнев стихий,
То засуху, то грозы, то затменье.
Так почему сегодня мы глухи,
В веках погибло прежнее уменье?
Мы выросли. И в роскоши столиц
Вокруг себя взираем близоруко.
Не до рулад нам этих странных птиц:
Лицом к лицу не слышим мы друг друга.
Но верю я, что птица не молчит,
Взирая на лишенья и страданья.
В безмолвии уводят палачи
Великие народы на закланье.
Она, бедняга, бьется о стекло,
Кровавым клювом, делая отметки,
Как сердце, не приемлющее зло,
Колотится в мою грудную клетку.
О, сколько же рвалось напрасно струн
И закрывались праведные веки.
Не знали мы, что птица Гамаюн
Способна воплотиться в человека.
Но мы опять не слышали. К чему
Нам все эти пророки и поэты?
И погружались в гаденькую тьму,
Зато в тепле, обуты и одеты…
Так, где же в нас особый тот замес,
Способный снять попсовые беруши
И обратиться к голосу небес,
Все планы мракобесия порушив?!
Нет времени валяться на печи!
Нам Русь святую предки завещали.
Богатыря в себе самом ищи!
Встань! Распрямись, чтоб мышцы затрещали!
Сбрей, соскреби дешевенький гламур,
Перед лукавством нечего нам трусить!
Голубоглаз, улыбчив, белокур,
Живи и помни главное: ты - Русич!