А чем жертвовали?

Нинкогнито
Меня заинтересовал "Писательский дневник" Эммы Меньшиковой за 2 сентября 2011 г .
http://www.rospisatel.ru/menshikova-dnevnik7.htm

«ЦВЕТАЕВА В УСМАНИ»

Работа не новая, камерная, единственное, что она пробудила во мне, так это то странное чувство, которое можно втиснуть в три всем известных слова: «За державу обидно».


 Вот выдержки из "Писательского дневника":
"Был еще один радетель у Цветаевой (поставлен Э. Меньшиковой на одну ступень с Асеевым) – Пастернак. Якобы он принимал большое участие в судьбе Цветаевой. О ее гибели он отозвался так: " Марина Цветаева всю жизнь заслонялась от повседневности работой, и когда ей показалось, что это непозволительная роскошь и ради сына она должна временно пожертвовать увлекательною странностью и взглянуть кругом трезво, она увидела хаос, не пропущенный сквозь творчество, неподвижный, непривычный, косный, и в испуге отшатнулась, и, не зная, куда деться от ужаса, впопыхах спряталась в смерть, сунула голову в петлю, как под подушку ". Ну и молодчина этот Пастернак! И участие принимал, и столько потом написал образного и красивого!"
 А как же вёл себя Пастернак? За что можно на него обижаться, если не считать неудачную с точки зрения автора "Писательского дневника" словесную реакцию на смерть коллеги?
«Пастернак принял ее (из рассказа Цветаевой Липкину) не как «равносущую», а как бедную, попавшую в беду сестру.» Пишет Виктория Швейцер в книге"Марина Цветаева". «Объективно говоря, это было много – он оказался едва ли не единственным, кто помогал Цветаевой в устройстве ее дел. В трагической ситуации Пастернак протянул Цветаевой руку помощи. Он пытался заинтересовать ее судьбой главного литературного босса А. Фадеева, но из этого ничего не получилось: по «квартирному» вопросу Фадеев ответил ей, что у Союза писателей есть «большая группа очень хороших писателей и поэтов, нуждающихся в жилплощади...» (выделено мною. – В. Ш.) — очевидно, в число «очень хороших» Цветаева не входила. Зато В. К. Звягинцева определенно помнила: «Пастернак свел ее с Гольцевым, который дал ей переводы». Виктор Гольцев был влиятельным деятелем в области литератур советских народов, от него зависело распределение работы, и с его помощью Цветаева получила переводы национальных поэтов по подстрочникам. Липкину запомнился, со слов Цветаевой, обед с грузинскими поэтами, устроенный для нее Пастернаком: прекрасная еда, вино, цветистое восточное красноречие. Цветаева недоумевала: как можно целый день провести за обеденным столом?.. Но может быть, как раз в результате этого обеда она и получила заказ на переводы поэм грузинского классика Важа Пшавела...» Это в Москве.
 Но автор "Писательского дневника" не унимается.
 "И она (Цветаева) еще хотела назвать сына – Борисом! Вовремя одумалась. И назвала сына Георгием. Победителем. Лежащим вместе с другими победителями в братской могиле. «Ради сына она должна была временно пожертвовать увлекательною странностью…» Да она ради сына пожертвовала собой, самим сыном пожертвовала, погибшим на фронте в 44-м. А чем жертвовали чуковские, пастернаки? Они свои семьи пристроили в Чистополе. А чего бы – не в Елабугу? Вместе с Мариной, на пароходе, с пакетом пирожков. Глядишь, и поддержали бы Марину, от петли увели... "
В этом месте мне хочется воскликнуть:"Стоп!"
«А ЧЕМ ЖЕРТВОВАЛИ ЧУКОВСКИЕ И ПАСТЕРНАКИ?» - как можно так!

Уместен ли здесь сарказм? Автор "Писательского дневника" и не знает, что и Цветаевскую семью "пристраивали" и таки "пристроили" в Чистопале и не без содействия Лидии Чуковской. Она написала об этом в очерке "Предсмертие". http://www.chukfamily.ru/Lidia/Proza/predsmertie.htm. Лидия Чуковская сделала всё возможное, и за несколько дней до самоубийства Цветаевой судьба, казалось бы, улыбнулась её подопечной:"Казалось бы, все шло хорошо. Было получено разрешение на переезд в Чистополь, подыскали неплохую квартиру для жилья. Марина Ивановна ощутила волну человеческого тепла и заботы о ней, ее приятно обрадовало, что любители поэзии знают и любят ее творчество, сочувствуют ее жизненным неурядицам, готовы прийти на помощь в преодолении бытовых трудностей.
("http://magazines.russ.ru/slovo/2012/73/sh16.html)
 А если сарказм уместен, вставлю тоже свой пятак. Упоминаются пирожки, которые якобы купил Пастернак для Цветаевой на пристани, когда убедился, что она, ко всему безучастная, отправляется в эвакуацию без провизии. То, что когда-то в честь поэтессы он организовал пышный обед, автор не упоминает. Вряд ли Пастернак мог бы утроить Цветаевой такой же пир горой в минуту прощанья. И что ужасного в том, что он её угостил пирожками, а не пирожными, ведь не попросил же он у Цветаевой за это полтинник? Кстати, Мария Белкина в "Скрещение судеб" утверждала, что это были бутерброды.

 В работах, подробных "Писательскому дневнику", присутствует закон сохранения энергии, а он гласит, что ничего не возникает и не исчезает, и если в одном месте нахлынет, то в другом убудет. Это типично для нашего времени, помня тяжелейшую судьбу Цветаевой, сочувтвуя ей, стоя перед ней коленопреклонённо, с придыханием, тот, кто к любимому носителю культуры поворачивается всем существом своим, лицом своим, к другим достойнейшим современникам своего кумира без стеснения поворачивается обратной стороной или, выражаясь точнее, - задом.
 А ведь Лидия Чуковская и Борис Пастернак (особенно он) действительно принимали близко к сердцу всё происходящее с Цветаевой на последнем витке её жизненного пути.
 И всё же, если жаждущего можно привести к водопою, то принудить его пить или сделать это за него никто не может.

Хочется коротко напомнить о «пастернаках», чтобы убедиться, "чем они жертвовали":
Борис Леонидович Пастернак умер в 1960 г. от рака желудка, после того,  как  стал  лауреатом Нобелевской премии, и когда началась его травля, связанная с выходом «Доктора Живаго» за границей. Болезнь  развилась  на нервной почве.  На его похороны пришли сотни людей, среди них Б. Ш. Окуджава, Н. Коржавин, А. A. Вознесенский.
Зинаида Николаевна Пастернак, вдова писателя,  умерла в 1966 году. Советская власть отказалась предоставить ей пенсию, несмотря на ходатайства многих известных писателей.
 Младший сын Леонид Борисович умер в 1976 году в возрасте 38 лет.
Старший сын пиcателя, Евгений Борисович Пастернак прожил долгую и большую  жизнь - 88 лет, с 1923 по 2012 год. Евгений Борисович участвовал в Великой Отечественной, награжден медалями "За победу над Германией" и "За боевые заслуги".

Мне бы хотелось поговорить отдельно и более подробно о «чуковских».

У Чуковского было четверо детей.
И "чем жертвовали чуковские?"

Сын — Борис Корнеевич Чуковский (1910—1941), погиб в Великую Отечественную войну.
*
 Николай Корнеевич Чуковский (1904 — 1965)
В 1939 году призван в армию, принимал участие в войне с финнами. С 22 июня 1941 года был военным корреспондентом газеты «Красный Балтийский флот», участник обороны Ленинграда, во время блокады оставался в городе. С октября 1943 года — инструктор Главного политуправления ВМФ СССР, Управления военно-морского издательства.
 Переводил на русский язык произведения Э. Сетон-Томпсона, Р. Л. Стивенсона, М. Твена, Ш. Петёфи, Ю. Тувима. В частности, им выполнен наиболее известный перевод романа «Остров сокровищ» Стивенсона.
*
 Лидия Корнеевна Чуковская (урождённая Корнейчукова Лидия Николаевна; 11 (24) марта 1907, Санкт-Петербург — 7 февраля, по другим сведениям 8 февраля 1996, Москва)
 В 1929 году вышла замуж за историка литературы Ц. С. Вольпе. От этого брака в 1931 году родилась дочь — Елена Цезаревна (домашнее имя Люша). В 1934 году брак распался; Вольпе погиб в 1941 году на Ленинградском фронте.
 В 1960-х годах Чуковская выступала в поддержку И. Бродского, А. Солженицына, А. Синявского и Ю. Даниэля, А. Гинзбурга и других.
*
 Лауреатом литературной премии Александра Солженицына 2011 года стала писатель и общественный деятель Елена Цезаревна Чуковская "за подвижнический труд по сохранению и изданию богатейшего наследия семьи Чуковских; за отважную помощь отечественной литературе в тяжелые и опасные моменты ее истории". Церемония вручения Премии состоится 28 апреля 2011 в Москве, в Доме Русского Зарубежья (Нижняя Радищевская, 2).
 Это та самая Люша, отец которой погиб, когда ей было 10 лет.
Вручение премии уже состоялось, Эмма Меньшикова, автор вышеназванной работы, упоминала «чуковских» полгода спустя, но это мероприятие прошло мимо её внимания.
*
Была ещё дочь Чуковского Мурочка, о которой мы знаем не только это:

Дали Мурочке тетрадь,
 Стала Мура рисовать.
 "Это - ёлочка мохнатая.
 Это - козочка рогатая.
 Это - дядя с бородой.
 Это - дом с трубой".
 "Ну, а это что такое,
 Непонятное, чудное,
 С десятью ногами,
 С десятью рогами?"
 "Это Бяка-Закаляка
 Кусачая,
 Я сама из головы её выдумала".
 "Что ж ты бросила тетрадь,
 Перестала рисовать?"
 "Я её боюсь!"

Вот, что я нашла в интернете, хотя в памяти тоже хранила эту историю:
Мария (Мурочка) Корнеевна Чуковская (24 февраля 1920 - 11 ноября 1931гг.)
Марию, младшую дочь в семье Чуковских, называли Мурочкой. Она росла очень одарённым ребёнком: обладала отменной памятью, знала наизусть десятки книг, была вдохновителем, героиней и соавтором некоторых книг и стихотворений Чуковского. В частности, книга "От двух до пяти" написана с непосредственным участием Мурочки.
 Мурочка заболела страшной болезнью в конце 1929 года, когда ей было 9 лет. Лекарств от костного туберкулёза в то время ещё не было. Единственное лечение — свежий воздух, поэтому осенью 1930 года Мурочку привезли в Крым, в прославленный тогда детский костно-туберкулёзный санаторий. Но болезнь развивалась очень стремительно. Сначала заболела стопа, колено, потом глаз, потом почки и лёгкие. Лишившись глаза, тяжело дыша, почти не вставая, от боли Мурочка очень страдала — и Чуковский от этого не находил себе места. Он много времени проводил с Мурой и больными детьми. Многие дети поправлялись, но болезнь Муры была слишком тяжёлой, чтобы восстановить здоровье ослабленной девочки. Чуковский не хотел верить в неизбежность её гибели.
*
КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ

Николай Корнейчуков родился 19 (31) марта 1882 года в Санкт-Петербурге. Часто встречающаяся дата его рождения 1 апреля появилась в связи с ошибкой при переходе на новый стиль (прибавлено 13 дней, а не 12, как должно для XIX века).
 Матерью Николая была крестьянка из Полтавской губернии Екатерина Осиповна Корнейчукова, работавшая горничной в Санкт-Петербурге в семействе Левенсонов. Она проживала в гражданском браке с сыном семейства, студентом Эммануилом Соломоновичем Левенсоном. У родившегося мальчика уже была трёхлетняя сестра Мария от этого же брака. Вскоре после рождения Николая студент Левенсон оставил свою незаконную семью и женился «на женщине своего круга». Екатерина Осиповна была вынуждена переехать в Одессу.
 По метрике у Николая и его сестры Марии, как незаконнорождённых, не было отчества.
 По воспоминаниям К. Чуковского, у него «никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед», что в юности и в молодости служило для него постоянным источником стыда и душевных страданий.
 Окончить гимназию Чуковскому так и не удалось: его отчислили из-за низкого происхождения.