К А Р Т - Б Л А Н Ш
( Н о в е л л а )
Широко распахнулась дверь, и в неё впорхнула Альбина: пальто нараспашку, глаза лучистые, улыбка солнечная и ротик полураскрытый, готовый поделиться радостью.
– Миленький мой, поздравь! Я выиграла Green card, то-есть «Зелёную карту».
– Поздравляю.
– Нужно съездить в посольство Соединённых Штатов в Вильнюсе и заполнить анкеты. Короче, выполнить формальности, и мы – граждане великой страны!
– Постой, постой, Альбиночка. Карта выпала тебе, но не нам.
– Я уже подумала об этом. Тебе придётся изменить статус бой-френда на официальное звание моего мужа, дорогой. Ты не против?
– Я, может быть, и не против, – высказываю сомнение я, – но вот как решат конгрессмены на Патомаке, неизвестно. Они боятся террористов и вроде бы собираются перекрыть поток иммигрантов.
– Но пока ведь не перекрыли?
– Альбиносик мой, я понимаю, заманчиво, факт. Но подумать как следует не помешает.
– Что тут думать? Так повезло, такой шанс, а ты – подумать надо.
– Да, страна большая, богатая, горячие гамбургеры дешёвые, все такие внимательные: «Don’t worry, be happy» – «Не волнуйся, будь счастлив».
– Ирония?
– Да нет. Ирония в другом. Жаль, не к нам едут эмигранты, а мы все как один куда-то рвёмся. И, наверно, ещё долго придётся ждать, пока что-то изменится . Но Клайпеда – наш город. А в чужом краю мы сможем жить?
– Другие уезжают и живут, и мало кто возвращается.
– Жить-то живут, но тоскуют люто.
– А мы рядом с нашими соотечественниками поселимся, в гости друг к другу ходить будем.
– И чужие окна, чужие коридоры мыть будем? Клеить обои в чужих квартирах?
– Почему? Мы что, приличную работу не найдём? У нас же университетское образование. Не Гарвард, не Оксфорд, но всё же.
– Ты думаешь, им школьные учителя нужны, с нашими-то дипломами? В лучшем случае, сможешь пристроиться работать нянечкой у кого-то.
– Курсы какие-нибудь закончим. Английский мы когда-то учили... Освоимся.
– Возможно, и так. Возможно. Однако, много других проблем. Например, что ты знаешь об американской политкорректности?
– Мы в политику не полезем.
– Не о том разговор. Их политкорректность для большинства из нас – тёмный лес, дебри. Хочешь – расскажу? Я всё-таки историк, хотя и не габилитированный.
– Давай, Александрас, просвети меня, пока мы ещё здесь.
– Ганс с плёткой, жидовская морда, оккупант, чернозадый – все эти эпитеты американцы назвали бы некорректными, оскорбительными. В Штатах за подобное и посадить могут. Не дай Бог сегодня в Северной Америке негра назвать ниггером. Негр в США – «афроамериканец».
– А индеец?
– Индеец – это «коренной американец». Попытка именовать индейца «америндейцем» не прижилась. У них там охвачены все человеческие пороки и недостатки – как единицы измерения в точных технических науках по системе «Си». Глухой – это человек с недостатком слуха, старый – старший гражданин, бедняк или нищий (бомж, по-нашему) – человек, преодолевающий финансовые трудности. Умственно отсталые дети – трудные дети, сумасшедшие – плохо приспособленные. Просто дураки – обладатели иной логики... А феминистки у них – честь и совесть нации. Они страшно независимые. Может, потому даже ближайшие родственники между собой не дружат. Наверно, поэтому «муж» – это «легализованный насильник». И непонятно, к кому они относятся с большим презрением – к мужу или насильнику?
– Ладно, дорогой, давай на скорую руку приготовим ужин. Договорим за столом.
И Альбина с воодушевлением гремела посудой, хлопала дверьми холодильника – готовила ужин на две персоны. Александрас включил телевизор, нарвался на пустопорожние, но весьма горячие споры надоевших до оскомины популярнейших политиков, чертыхнулся и выключил телик. Уткнулся в газету, начав, конечно же, с шестой криминальной страницы. «Семью прокурора разрушили преступления» – заголовок. Текст: «Прокурор, натерпевшийся с женой, сейчас вынужден переживать из-за сына, который разыскивается по подозрению в ограблении»...
– Миленький мой, прошу к столу!
– Иду, иду.
Стол радовал глаз и душу. Уселись друг против друга – глаза в глаза.
– Так на чём мы остановились? Ах да, на том, что муж – насильник. А кем жена приходится мужу?
– Жена у них считается сексуальным работником без зарплаты.
– Муж и жена, самые близкие один другому люди... А как же с любовью?
– Я там не был и точно ответить не могу. Может быть, по-голливудски? Если судить по боевикам, ты сама можешь догадаться, что будет дальше, когда супермен белокурой модельке заявляет: «Сейчас я тебя, милашка, любить буду»...
– ... долго и много раз.
– Да, да, с имитацией оргазма, в лучших традициях порнофильмов. Но вернёмся к нашим баранам. Не открою Америки и скажу то, что ты уже давно знаешь: лесбиянки и геи, с американской подачи, и у нас уже именуются людьми с нетрадиционной ориентацией.
– И это всё?
– Если бы. У бескомпромиссных борцов за свои права предела изобретательности нет и быть не может – по определению. Они борются за права без перерывов. К тотальному равенству стремятся все: негры и индейцы, женщины и дети, бомжи и миллионеры, лесбиянки и геи, здоровые и больные, лысые и кучерявые... Все считают себя ущемлёнными.
– Так это, видимо, неплохо – отстаивать свои права?
– В общем, разумеется, да. Но страна – образец показательной демократии. Зачем столько, казалось бы, мелочной борьбы, почему столько американцев полагают себя ущемлёнными? Не значит ли это, что чересчур расплодились посягатели на права многих?
– Двойной стандарт, что ли. В этом американцев упрекают многие.
– Американцы упрёки отвергают. У них, оказывается, главная ценность – свои национальные интересы.
– Алекс, а ты не сгущаешь краски?
– Вот-вот. Ты меня назвала Алексом. Ты, дорогая, наполовину уже американка, ты попала в самую точку: там, за Атлантикой, имена и фамилии усекаются. Твоё имя тоже длинноватое, а твою фамилию правильно не произнесёт никогда ни один американец – Радивонайте.
– Если надо, я не возражаю всё укоротить. Как тебе – Бина Ради?
– Нормально. Коротко. Увы, на мой взгляд, пропадёт красота звучания настоящего имени, да и фамилии тоже.
– Привыкнем. Переживём.
– А если не привыкнем? Хочешь, расскажу историю, которая происходила в штате Колорадо?
– Хочу, Алекс, рассказывай.
– В одном из парков люди отдыхали, прогуливались и кормили с руки орехами белочек. Одна белка, больная бешенством, кого-то покусала. Её поймали и посадили в клетку. Очень долго тянулось судебное разбирательство. Никак не получалось судить бешеную белку, то-есть больную. Чтобы осудить, нужно было сперва вылечить её, но до этого никто из судей не додумался. Держать зверюшку в заключении тоже не могли, чтобы не нарушать законы по защите прав животных. Выпустить на волю опасно, потому как опять кого-либо покусает. Видишь, какие проблемы за океаном возникают на полном серьёзе. Как в театре абсурда.
– Абсурда сегодня везде хватает. Интересно, как там относятся к приезжим?
– Воспринимают всех окружающих, мексиканцев там, кубинцев и прочих, как «недоразвитых американцев». С презрением, говорят, относятся они и к сентиментальной Европе, которая, в свою очередь, всегда считала американцев заносчивыми и жадными эгоистами, пренебрегающими хорошими манерами, хотя и отдавала должное их деловитости и напору. Оппортунизм Европы балансирует, как может – на грани любви и ненависти.
– Ты уж скажешь, мой начитанный...
– А вспомни, как совсем недавно все наши телеканалы захлёбывались от возмущения: американский гражданин в центре столицы нашей республики, у президентского дворца, пописал на флагшток. Расценили, правда, не как оскорбление символики, а как мелкое нарушение общественного порядка. Нахала доставили в полицейский комиссариат, и пришлось «обладателю иной логики» лишиться нескольких десятков долларов. У нас с этим строго: нарушил – штраф. А ещё вспомни, как некорректно обращались с нашими невиновными моряками теплохода «Ялта» в американских местах заключения...
– Знаешь что, Александрас, я, пожалуй, поблагодарю за предоставленную возможность переселиться, но от перемены места жительства воздержусь.
Вот так нереально заканчивается рассказ, который назван новеллой