Иван Шмелёв - небесное в земном

Георгий Куликов
     В ясный майский день, 30-го числа*, останки Ивана Сергеевича Шмелёва и его жены Ольги Александровны, привезённые в Москву из Сент-Женевьев-де-Буа, были торжественно преданы земле. Исполнилась последняя воля писателя, пожелавшего упокоиться рядом с отцом и Михаилом Горкиным, пестуном своим, на кладбище Донского монастыря.
     Когда ковчежец с останками вынесли на высокое крыльцо собора, Святейший Патриарх Алексий II, обратясь к прихлынувшему народу, сказал: «Мы присутствуем при событии историческом и эпохальном». Не оговорился ли Святейший? «Историческое» ещё можно принять, а вот «эпохальное»… Полноте! Не полёт же человека в космос и не пуск атомного ледокола. Столько великих отошло, да и каждый «отыдет в землю». Велико ли дело?..
     Несомненно! – как в судьбе писателя, так и в судьбе России. Если, конечно, мерить не «общим аршином».  Нет, не втуне Патриарх словно обронил. Трудно его поднять... Но кто услышит тоску Шмелёва, подымет легко.
     «Почему – тоска? –  пояснял Шмелёв, отвечая публично на горькие письма соотечественников, «в рассеянии сущих». – А потому, что она  (Россия. – Г.К.) единственная, к «вам» рвётся, болью своею «знает», что вы отдали за неё... потому что она вам дороже всех  миров. Вы связаны с ней навеки, и она с вами Связана. Связь неразрывна и по смерти!

«И хоть безчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому приделу
Мне всё б хотелось почивать»

     Здесь – тайна родины, «родины», – тайна тайн. С вами «Она», всегда. Беззвучный шёпот и зов её... и в трепете вашем страстном, и в проклятиях ваших, и в молитве… единственной молитве – за Россию!» (выделено Шмелёвым. – Г.К.)
     Пламень «молитвы за Россию» писатель поддерживал и «Старым Валаамом», и «Летом Господним», и «Богомольем»… Поддерживал, как выразился философ Иван Александрович Ильин, – «силою ясновидящей любви». Даже изысканная эстетка Зинаида Николаевна Гиппиус, довольно холодно относившаяся к творчеству Шмелёва, прочтя «Богомолье», оттаяла: «Непередаваемым благоуханием России исполнена эта книга, – писала она Шмелёву. – её могла создать только такая душа, как Ваша, такая глубокая и проникновенная Любовь, как Ваша. Мало знать, помнить, понимать – со всем этим ещё надо любить».
     На такую любовь откликнутся ещё многие русские сердца. Творчество Шмелёва будет изучаться и изучаться. Ведь и на самом деле таинственно открылась его эпоха. Покамест она не столь явна, но уже ознаменована не только мудрым словом Патриарха, но и сбывающимся пророчеством писателя: «Бог поругаем не бывает, – писал он более полувека назад. – Не спорьте: я видел, знаю. Кротость и покаяние – да будут. И срок  придёт. Воздвигнет русский народ, искупивший грехи свои, новый чудесный Храм – Храм Христа и Спасителя (...)  и на светлых стенах его возродившийся русский гений расскажет миру о тяжком русском грехе, о русском страдании и покаянии...  о русском бездонном горе, о русском освобождении из тьмы… – святую правду».
     В тот памятный день перезахоронения Патриарх своё слово о Шмелёве начал с возгласа: «Христос Воскресе!», и услышал в ответ дружное: «Воистину Воскресе!». Не беда, что проводить писателя в последний путь пришло немного народу – откликнувшаяся Москва вся уместилась в большом соборе Донского монастыря. Чему же удивляться? Верно сказал Спаситель: «Не бойся, малое стадо!» – на все времена сказал!
     Тревожное слово Шмелёва – о нашем дне: «Всё ещё он звучит, этот животворящий возглас – Христос Воскресе! В смутное наше время – как бы напоминает нам: не забывайте о Свете в хаосе дней!
Дни наши – чёрные. Народы на распутье. Чувствуется тревога всюду – куда идём? Ждут перемен и потрясений. Падает сила права, безстыдство уже не прячется под маской. Узнали мы много-много, повидали, можно сказать, историю: цену международной нравственности знаем, «братство народов» знаем… – чего только мы не знаем! Глушат нас шумы. Слышим ли ещё в ушах этот внешумный возглас – Христос Воскресе! Жив ли в нас тонкий духовный слух,  различим ли внешумный возглас? Отзовёмся ли на него – Воистину!?»
     Слава Богу, в Донском отозвались дружно. Более того, когда ковчежец, несомый  священнослужителями, тронулся к месту погребения, провожающие вдохновенно  подхватили пасхальный Тропарь: «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим по гробех живот даровав». Скромная процессия чудесно преобразилась в Крестный ход от собора до монастырской стены, на которой укреплены горельефы со взорванного Храма Христа Спасителя. На одном из них – Преподобный Сергий Радонежский благословляет на битву с Мамаем Великого князя Московского Димитрия Донского. Не знак ли это небесный автору «Куликова Поля»?

* 2000 г.

Продолжение см.: http://www.stihi.ru/2013/05/13/4859