Подать мой поцелуй и ты, весна,–
мужчине, а не синему ЦВЕТКУ –
мою холОдность подбиваяешь, на
которой 200 раз своё «ку-ку»
кукушка ставит, мне давая срок
пожизненный на чувственность. Украсть
бы мне с весны какой бы ни был прок
себе (не целый прок – хотя бы часть!)
Влюблённость алых ГУБ моих в наклон
подснежника порочит жест греха,
хотя моей улыбке синий ОН
представлен, как торжественный нахал.
* * *
Но алость ГУБ моих даёт зажим,
ведь ум, хоть и не здрав, но и не псих…
Ну как я поцелуюсь с синим НИМ?
Ну как ОН поцелует алость ИХ?
Тяжёлый поцелуй сей перламутр
сломает синий. Хоть и мой холуй –
мой ум, который
хоть не здрав, не мудр,
но ставит мне «стоп-кран» на поцелуй!
Хрустальность синевы ваяет страх,
дающий под губной помадой дрожь
моим ГУБАМ, приклеясь фразой: «Ах!
Настурция, убьёшь ЕГО, убьёшь!»...
Кукушка как-то так дала мне срок
пожизненный на чувственность. Украсть
бы мне с весны какой бы ни был прок
себе (не целый прок – хотя бы часть!)