Мурашки пробежали по спине –
не голову очередной подружки,
а голову Медузы на подушке
он в зеркале увидел на стене –
от локонов,что кольца сотни змей,
от взора, под которым каменеют,
безжизненного, словно на камее,
лица её. Он стал следить за ней –
пусть, нет щита, но стены в зеркалах.
Рука, поднаторев в кабацких битвах
за столько лет, срослась с клинковой бритвой –
сумеет полоснуть по горлу. Ах!
Кровь брызнула и взор её погас,
и тут же, мановением каким-то,
с постели встал и бьёт уже копытом
крылатый конь, мифический Пегас.
Да, полно! Здесь тебе не Геликон
и не пытайся выбить Гиппокрену.
Какого чёрта? Нет, какого хрена,
здесь делает Персея белый конь?
Художник – не Персей, а Герострат
и, движим тем же самым липким страхом
(Что, как забудут имя Герострата?),
он делает из храма род костра.
Художник может сгинуть в нищете
от малярии или передоза,
оставив всё же голову Медузы
у Медичи на герцогском щите