ПОЭМА P. S.
Это было в провинции, в страшной глуши.
Я имел для души
Дантистку, с телом белее известки и мела,
А для тела
Модистку – с удивительно нежной душой...
Саша Чёрный «Ошибка»
Беды всегда возвращаются вовремя – ты не трудись их кликать.
Липкие сумерки снова спускаются с крыши, но ты не бойся, –
Стой и спокойно смотри – в эту полночь лицо твоё станет ликом,
Бликом усталого зеркала глаз полководца небесного войска...
Argentum «Reflection»
1.
Голодный мой голубь клюёт твои строчки,
Как семечки, щёлкает точки и даты.
Поёт соловей. Спят мои ангелочки.
И мир многоликий пошёл на попятный,
Своих испугавшись сторон и стараний...
Сухую траву подожгли, как архивы,
И вот разбирайся – с весной этой ранней
И с девочкой-августом нетерпеливой.
Когда умирает отец на закате
Ноль-три ноль-восьмого,
То худшего знака придумать нельзя...
А Рождённое Слово
Уже щеголяет в подаренном платье.
И первых картинок ему не хватает, –
Подставив плечо, заголяя лодыжку, –
Наколота змейка. Она не летает.
И ползать не может, но хочет – вприпрыжку.
И танец змеи, попирающей землю,
Сведён до простого её содроганья
Казаться живой, Королевою Зеной,
Легко проходящей свои испытанья.
2.
Торопится лето войти без остатка,
Заставить засеять любовь и картошку.
Живые тела на коричневых грядках,
Потея, меняют свой цвет понемножку.
Кому нужен этот – болезненно-зимний?
Разденьте любого! И каждая складка
Свидетелем станет разорванных линий,
Чьи входы – ладонь, окончание – в пятках.
Как будто мы все на невидимых нитях –
Суровых, серебряных, медных и прочих,
Протянутых с неба, торопимся жить и
Себя воспеваем в акафистах строчек.
И эти молитвы, заклятья, проклятья
Запишутся небом на солнечном диске...
Сезон открывается новых понятий
Деления светом – на дальних и близких.
3.
Так дальних читают легко по ладони,
Так близким на лица глядят, досаждая...
Но только и проку, что тело заполнит
Какую-то часть твоего урожая,
Что собран руками в подлунном и подлом.
Его и на год не хватило, конечно.
Из этих нечётных ночей я запомню,
Как плюшевый спит у груди человечек,
А мой медвежонок рассыпался прахом...
Что рот твой открыт для Последнего Слова,
Что сердце твоё зашлаковано страхом,
Что ты ни к чему до сих пор не готова.
Ты просто ложишься, как парусник в дрейфе,
Чтоб ветер поймать в паруса, и тогда же...
Ты сразу отчалишь, и, если не сдрейфишь,
Дорожкой серебряной выйдешь туда же,
Куда на рассвете приходит, бросая
Чугунные цепи в кипящие струи,
Летучий Голландец, и девка босая
Воздушные с берега шлёт поцелуи.
4.
Уходя – не уходишь. Незримые узы
Попрочнее канатов любых корабельных.
И смеются над нами охотницы-музы,
В совладеньях своих сторожа, безраздельных,
Нас – носителей света, заброшенных в чащи
Этих смирных миров, где идущие строем
Изливают свой яд в наши полные чаши,
Воздавая тем самым последним героям.
Дозаправка для тех, кто летит в океане,
Происходит всегда по серебряным шлангам.
И, Postscriptum, Argentum, чья буря в стакане
Станет вехой и даже событием важным?
2002 г.