Из сборника рассказов "ПРИВОРОТЫ ДАМЫ ТРЕФ"
Альфред Петрович после трех дней затворничества решил выйти на двор. Было раннее утро. Солнечный блин только-только начинал размазываться по сковородке неба. Первые лучи скребли еще прохладные затылки деревьев, обступивших неотесанный стол на площадке для выгула бездомных животных и одаренных грустью людей.
Альфред Петрович находился под впечатлением телевизионного просмотра оперы Верди. Он не помнил названия оперы, не понимал смысла иностранных слов, не интересовало его ни само действие, ни декорации, ни золотое убранство ложь, его чувства не отпускал божественный голос исполнительницы главной роли. Он запомнил ее имя и фамилию. Это была Анна Нетребко. Перед глазами плыл ее облик. Ее губы, дрожащие от постоянного пения, сводили с ума. Особенно его потрясла последняя сцена или акт, - называйте, как хотите, - где Виолетта, вся в белом как Христос, заламывает руки, и, смертельно бледная, падает на кровать с шестью подушками, чтобы ее накрыла пенная волна холодного белоснежного занавеса. И вот уже гаснет свет рампы, и превращается в сладострастный бестелесный дым шелковая скорлупа одежд, достойных храмовой тишины. Там, за этой недоступной сценической пеленой, ее невыдуманное тело, ее душа, отзывная и заоблачная, наконец, выточенная из мрамора грудь… И Альфред Петрович поклялся, что когда-нибудь обязательно совершит хадж в Мариинский театр, и преподнесет певице огромный букет роз.
Они созданы друг для друга. Теперь он не сможет без нее жить. Она поможет ему завязать с пьянством. Он устроится на работу, а по вечерам будет разучивать романтические арии. А потом у них будут дети. Много детей. Один голосистей другого.
И ему захотелось попробовать свой голос прямо сейчас, не сходя с этого с этого места. Он оседлал стол, воздел руки к небу, затрясся всем телом, и начал петь разборчиво и громко: «Во поле березка стояла…».
Из окна на пятом этаже высунулась пьяная рыжая рожа:
– Тату твою мать! Шесть утра! Спятил что ли?!
Альфред Петрович, не обращая внимания на недовольство галерки, продолжал: «Люли, люли, стояла…».
Пустая пивная бутылка со свистом пролетела над головой и разбилась об асфальт.
«Ничего, – подумал Альфред Петрович, – и у самого великого Верди первая постановка оперы провалилась с треском…Ничего… Просто здесь живет не та публика»…