Старшим

Неисцелимый
Что-то снова к двум часам закурил.
Зажигалка, как пичуга – чирик.
Облака плывут как карта Курил.
В Абакан плывут. На наш материк.
И почудится вороний галдеж,
и наскрипывает старый вальсок,
и шатает под тропический дождь
глуховатый старомодный басок.

Облака, мол, говорит. Облака.
Так показывает вечность свой труд -
у младенца, сопляка, старика,
облака над головою плывут
терпким шепотом "когда я вернусь"
И на этот зов молитвы верней
я простуженной душою качнусь,
к рампе прошлого театра теней
протянув ладони, точно к костру,
озирая погорелый музей.
Точно спятивший трубач поутру,
созывает уцелевших друзей.

Все цитаты в голове - не свои.
Все курили над строкой по ночам,
выдираясь из чужой колеи,
примеряя слог, как пальцы к ключам.
«Промолчи – и в богачи попадешь»
И всего на пять шагов-то слыхать
ту бесшумную агонию, дрожь
не умеющего жить и молчать.

Всё цитаты в голове. Колея.
Всё ступени без крыльца, без дверей,
без замков и без ключей, будто я
новоявленный Сизиф без камней –
что толкаю, матерясь, что влачу –
сам не ведаю. Не понял. Не внял.
И не знаю, что ответить врачу
или пастырю, чей слог полинял
как жилетка от слезы, как шинель
что лежит – а не берут, не идут…

Облака плывут гурьбой в вышине.
Облака плывут. Плывут и плывут.