Иосиф раскурил заначку, стряхнул неаккуратно пепел
и тронул ящерицу-рифму.
Она казалась неживою, лишь глотка втягивалась мерно
при каждом вздрагивании кожи.
"Дела!" – сказал себе Иосиф,- "Скрипит в уключинах Харона
Трахея рифмы сладкозвучной"…
* * *
Когда в имениях Хрущёва
О красках рассуждал бульдозер,
И нормой главного закона
Был гнев партийно-всенародный,
Собрал Иосиф всё, что было,
А было Ёсе двадцать лет.
И фрезеровщика кормило
Сменил на прозвище «поэт».
Но норма главного закона
Была завистливой и жадной.
И фрезеровщики поэту
За тунеядство дали срок.
Сто-оп!
Тунеядство - выше нормы.
Оно, как воз телеги смрадной,
Парит, и чувствуется лето
Сквозь кучи смерзшийся кусок...
Как беглой ящерицы плоть,
От планетарных притяжений,
Кардиограмм сердцебиений,
Не начатых стихотворений
(недолетевших НЛО),
Остался на бумаге росчерк,
Машинописная строка
Небес дождливых облака,
Венеция и...
остров Мёртвых*.
* * *
* На этом острове Венеция издавна хоронила своих мертвых.
Тут похоронены Бродский и Стравинский.