Глава 31
Дождался наконец хозяин этапа в Чернигов, чтобы в психбольнице определили здоров он психически или нет. Новгород-Северский, Бахмач, Нежин и воронок застрял на три часа. В «Газоне», разделенном на пять боксов – двадцать восемь человек, в первом боксе, где был хозяин пять человек, а обьемы «1,2*0,9*1,6» метра, рядом были два многохода: один отсидел двадцать четыре года и имеет семь ходок, другой двенадцать лет и имел девять ходок. Володя и Антипенко (Антип) был карманником и наркоманом. Потребность его организма – пять стаканов маковой соломки растворенной в растворе и вколотой в вену. Стоимость стакана пятнадцать долларов, на два дня надо сто пятдесят долларов и он зарабатывал, точнее вытаскивал из карманов нежинцев. На промысел он выходил в восемь утра, крутился на базаре до часу дня и в результате имел до двухсот долларов, а десять-пятнадцать граждан лишались своих кошельков. С бахвальством и задиристостью говорил он о своих подвигах, о своей жизни. Жил он с двадцатипятилетней женщиной, одевал ее, обувал, кормил и к концу месяца накапливалась две-три тысячи неистраченных долларов. Сей раз он попался на мобилке. Украв ее отдал своей подруге, а та случайно набрала бывшую хозяйку и завертелось. Мобилку не нашли, а Антипу светит два-три года уже в десятый раз. Он, как ни странно был рад что завтра суд, что светит ему два-три года и он с радостью хотел попасть на зону. Работать не надо – работы нет, спать, курить, чифирить, играть в домино и так с циклом два года в тюрьме два года на свободе, а триста-четыреста человек оставались без своих кошельков. И арифметика проста : пять карманников по пять тысяч долларов, итого в месяц двадцать пять тысяч , а в год триста тысяч долларов в небольшом с шестидесятью тысячами жителей городке прошло мимо бюджета, мимо налогов, а что творится в стране? Это миллиардный теневой оборот. Вот бы нашим парламентариям легализовать этот малый карманный бизнес, «обложить его налогом». Были бы деньги и на выборы и для социальных нужд страны.
Ожидание становилось не выносимым. Клетка раскалилась на солнце, без еды, без воды, хозяин остался в ней один и метался, как голодный медведь. Рычал и хулил свою судьбу, но тут же брал себя в руки и начинал писать, возвращаясь к своим истокам из этого мерзкого состояния.