А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й
К Л М Н О П Р С Т У Ф
Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я
Гудок! (и реквием себе же) праволевый
ребёнком Робина забрал у пульса норму,
экспроприированную у старой девы,
что потеряла непоглаженную форму
проводниковую, природную, любую.
В том вагинальном кошельке – курган заначек!
«Я за богатство это всех своих обую…
и сердце бОсое… и жонку… и соплячек…» –
думал вчера ночью командировочный.
(Во время скорости сцепление гормонов.
Берутся намертво они, бо скоро Вильня.
И паровоз скользит в депо, и – клирос стонов.
Пьянит и пенится кровавая давильня).
ЧАС (время).
ХМАРНАСЦЬ (облачность).
АПАДКІ (осадки).
ТЭМПЕРАТУРА (температура).
ЦІСК (давление).
Во рту железном, станционном – мост бетонный,
а по нему снуют искусственные зубы
и пережёвывают воздух монотонный.
Улыбка здесь по расписанию. Где губы?
Благие цели крестят станцию движением
то по мосту, то по чугунке. Ну, а в яблочке
стоит студент (наверно, я) перед падением,
стоит и думает о мамочке и папочке.
В запретном плоде неоформленным огрызком
стою… Проверю позвоночником на прочность
инстинкт и ветер… Я подталкиваем риском…
Я сдам по ходу сопромат… Повсюду точность!..
Десятка – это 1:0 не в нашу пользу.
Окно в ничто пробьёт стрела от Азазеля.
Круги мишени, как обычно, станут в позу,
и шторм не будет штурмовать девичьи мели…
А потому что в резонансе нет резона.
(Мост – это радуга, а Конгу – повод к грыже.
Чем ощутимее химера, тем бесцветней.
Над горизонтом горизонт для тех, кто ниже,
кто на носилках, чья влюблённость безответней,
чем у других).
ВІЛЬГОТНАСЦЬ (влажность).
ВЕЦЕР (ветер).
СОНЦА (солнце).
МЕСЯЦ (луна).
ФАЗА (фаза).
Глаза навыкате у дизелей, по лестницам
они ползут горизонтально к горизонтам;
и слухи носятся, как ток, по рельсам-сплетницам,
опровергаемые разве что ремонтом.
Вес перемалывает щебень драгоценный –
по меркам вашего поэта-патриота.
Мука получится, и с видом Авиценны
я приготовлю куличи для тепловоза,
на котором работал мой дед…
(Позвольте пользовать для рифмы слово «бремя»).
Вон работяга, изуродованный пьянством,
под мухой стрелку перевёл, и скоро время
пойдёт налево, ****овать с чужим пространством.
А вон больной глухонемой за поворотом.
Пунцовым ухом он взасос целует рельсу,
её слюну-из-колебаний пьёт заглотом.
Боготворит дурак свою стальную Эльзу.
Локомотив горланит: «Горько! Горько! Горько!»
А голос внутренний молчит… и так жестоко…
(Когда периоды становятся предметами,
недалеко и до улик или улиток,
ползущих мед-лен-но наземными кометами, –
в кулацком поиске дверей или калиток).
ТЭРМОМЕТР (термометр).
БАРОМЕТР (барометр).
ГІГРОМЕТР (гигрометр).
АНЕМАРУМБОМЕТР (анеморумбометр).
ПСІХРОМЕТР (психрометр).
Тудух-тудух… Плывёт корабль по железу.
По курсу – штиль – и не высокий, и не низкий.
По ходу негде окопаться стипл-чейзу.
Но по прогнозу партизанские сюрпризы,
что в виде громких тупиков, постигнут скоро.
Колёса (будто бы блины, блины от штанги
для Селяниновича или Святогора)
снаружи крутятся по стрелке, а с изнанки
антонимическую рулят пантомиму,
где – теневая оппозиция полудню.
Взгляд намотало колесо (Облонской мимо),
глаза зелёные приблизились к мазуту.
Выходит чай из берегов, а пенка в центре.
Я выцеловываю из водоворота
святой плевок нерастворимого народа,
мой фейерверк – rewind, вовнутрь, прямо в сердце…
И туалет не отличается от тамбура,
а если вставить линзы слёз, – от топинамбура.
Состав пустой, у пустоты состав вещественней.
Чем глубже в голову, тем остальное девственней.
Ряд необлапанных окон по леву руку,
в них Bruckergasse видно, дом – шесть, шесть, четыре.
Всё – капитально. Только жаль, что нету звуку.
Эпоха в кляре и в младенческом клавире.
Пора, пора менять политориентацию!
И вид невымытый, и кость в хрусталик метит,
но я жую правооконную сенсацию.
Глаза, задрав подолы век, белками светят
туда. С бесстыдниками мозг не солидарен.
Ромалэ стибрили шотландского ребёнка.
И уйма миль… иль это Милль утилитарен?
Как истерична историческая гонка
по меркам глазьев, до зубов вооружённых
сырыми ставками, и все они – на прибыль.
Как жаль, закончилася эра прокажённых,
а то бы слёзы конвертировали убыль.
Да нет, я всё-таки центрист с приставкой «эго».
Стоп-краны сорваны, но скорость есть и в статике.
Вручить бы ступору – верительного тега
и метку чёрную за подписью гимнастики.
Состав – посредник между пятками и сталью.
Я колдыбаю по дороге над дорогой.
На пару с поездом мы гонимся за далью:
я – за башкой его, а он – за остановкой.
Вон вроде призрак воплощается плацкартный:
сквозь Сеть просеивает письма тень девчонки.
Во встречном поезде герой эпистолярный
перевербован сновиденьем трудоёмким
о ней. Чем дальше друг от друга параллели,
тем они перпендикулярнее, мгновеннее.
Бывает, в линию сплавляют еле-еле
две равнобежные, но ждёт их расслоение.
(Я упоительно утопленный в утопии,
слыву поддакнутым, поддатым и податливым.
Столпотворение времён в пространстве замкнутом
приводит к оргии, потом – к клаустрофобии).
БАРОГРАФ (барограф).
ГІГРОГРАФ (гигрограф).
ГЕЛІОГРАФ (гелиограф).
ПЛЮВІОГРАФ (плювиограф).
ЛЕДАСКОП (ледоскоп).
А ДАНЫХ НЯМА (а данных нет).
Обучен профессиональному безделью,
могу диагноз ставить каждому явленью.
Вон чёрт на рельсах башмаки забыл стальные.
Похоже, остеоартроз, хрящи больные…
Обратный тормоз! Остановку остановки
зовут движеньем метамикроэлементы.
Лихой занос, и ты уже вне упаковки.
Я вспоминаю мамы памятны моменты.
Озеленённое дыхание взаимно.
Водонапорный мамонт мат поставил жажде.
У замка правят «выбивалы». Мимо! Мимо!
Салют придворной детворы был точен дважды:
когда промазал пару раз, в меня прицелившись…
Мама! Мамочка! Матуля! Ай… нет… надо ж по-другому… по-детски… по-взрослому… Люда! Людочка! Людок! Шапочка набок! Да-да, ты! Иди сюда! Иди ко мне! Иди! Ага! Ага… Ага… Ц, советские дети такие доверчивые… Невозвратное время доверия… Здравствуй, Людочка… Здравствуй… Привет… Ага… Я твой сы… э-э-э… Юра… меня зовут Юра… дядя Юра… э-э-э… дед Юра… твой дед Юра… Что-что?.. Мг… Мг… Мг… Мг… А-а!.. Да-да, я понимаю… у тебя уже есть дедушка… и целых два… да… да… но… но всё-таки… тем не менее… Я… я… дело в том, что… как бы это… Блин!.. Нет-нет, не запоминай это слово!.. Так вот… ну-у-у… ты ж уже понимаешь, что есть дочки-матери и всё такое… А нет… так не пойдёт… ни туды ни сюды… Всё не в рифму… Трещит по швам стихотворный размер… Кривое высказывание… Метапримитивизм какой-то… Ладно, дай хоть обниму тебя, моё Я, моя богинька, моя внученька,
источник черт моих и черт былой невесты:
незабываемая даже до рождения.
Великие чувства! Величайшие!
В несуществующем им тоже хватит места…
Стоп-стоп! Что-то не то! Что-то не то! Надо наоборот:
в несуществующем любви не будет места…
если только несуществующее действительно не существует…
а если оно всё-таки существует в каком-то там существе,
то «наоборот» надо понимать наоборот…
то есть
Жизнь – в мозгу,
мозг – в черепу,
череп – в гробу,
гроб – в грунту.
В лежачей комнате ютится дед бездетный,
последний правообладатель неreality.
Мыслезарядный взрыв!, без эха, безответный.
Дым ароматный поднимается по памяти…
Ш Б
М Н К
Ы М Б Ш
Б Ы Н К М
И Н Ш М К
Н Ш Ы И К Б
Ш И Н Б К Ы
К Н Ш М Ы Б И
Б К Ш М И Ы Н
Н К И Б М Ш Ы Б
Ш И Н К М И Ы Б
И М Ш Ы Н Б М К
2013