Подранки

Игорь Лада
От Степана до становища километров двадцать. Он ловит мой взгляд на двух удивительных жеребцов. «Только прокатишься»- говорит. Никому не доверяет Степа своих коней, а вот мне, притом посмеиваясь, дает в руки же-
ребчика, Тополек, зовет его Степан. И мы с Топольком, радуя Степу, летим…А когда на всем скаку перед ним на дыбы встаем, кричит: «Да вы близнецы, да вы родились вместе!». Шутит. Он знает, откуда мое это умение на коне держаться. Наверно потому и отличает от любителей охотников покататься. «Степ! Тополь ведь дорогу зна-
ет, отпущу и он вернется»-«Нет!»- «Степ…»-«Лет двадцать назад отпустил бы, а сейчас- нет!»- «Почему?»-«Лю-
ди другие вокруг…».
 
   Я на Тополе, Степа пешочком, так километра два. Попрощались. Обнимает: «Зимой приезжай, поохотимся. Од-
ни,без приезжих.» -«Приеду. Жди.»- отвечаю и очень хочу сдержать слово свое. Ну вот,  впереди дорожка, не близкая,но и особо не далекая. Тянется она вдоль лесной речки,и так хорошо, что этот берег – высокий, не зарос он ивняком,кустами.Идешь как по тропинке, думаю, что так и осталось километров двадцать топать.
 
    Одно знаю- вся дорожка будет,как в парке,а поэтому просто песня в душе…Иду спокойно, не торопясь, будто зверя скрадываю, а поэтому слух, зрение – острее все…С кем поделиться, кому бы сказать:« Смотри! Видишь? Стой! Слышишь?».Иду, не торопясь,а в душе уже не только песня,- сказка.Полянка лесная. Косуля. Еще. Еще! Так и тянется рука ружье с плеча снять…И замер. И улыбаешься тихо- нельзя... Так может и была бы лицензия, но они такие…А я…Я, если решу, шанса у них не будет. Потому и улыбаюсь тихо, живите, красавицы мои… «ААААА!!!!». Как они взлетели- птицы просто. Миг- и поляна - пуста. Вот так, мои хорошие,  не забывайтесь. А то- подпустили…
   
     После города обоняние обостренно ловит удивительный запах леса и речки- рядом, даже присел на упавшее старое дерево- подышать. Слышу- топот какой-то гулкий в лесу. Олени летят?Лоси? Откуда? Ишь- «стая»!.Даже смешно. Впрочем олени и лоси так по лесу не летают. Стая, кому сказать- засмеют… Степа на Топольке, уже чуть взмыленном: «Возьми»- протягивает узелок. Бутылка литровая молока, картошка (горячая!) с маслом, луком, зе-
ленью всякой. «Степа…»- и не знаю, что сказать. Он улыбнулся, разворачивая Тополя, посмотрел как-то смущен-
но: «Вдруг проголодаешься…».И рванул с места. Степка, друг мой! Нужно было чуть побыстрей топать и порань-
ше выйти. Осень, хоть и ранняя, но стемнеет, видно, скоро…Ночлег устроить?Или уж до упора топать? Ленивый стал. Хотя ночлег в лесу устроить – какая тут лень?!Куда спешить?Вот рыбки сейчас поймаю –мне на уху штуч- ки три, так и ладно.И понимаю: я сам хочу побыть в одиночестве в этом огромном мире…
   
    Все так и вышло, даже с избытком…Угли  от костра лопаткой саперной закидал землей, чуть полежал- жарко, еще земли, и как на печке до утра. Птицы как весной перекликаются, спишь на костерке и в пол-уха наслаждаешь-
ся пением, глаза приоткроешь и улыбаешься, зная, что рано или поздно появится колючий гость, так он уже здесь, фыркает, не стесняясь, и шарит своим наглым носиком везде…
   
    И был какой-то миг, нет, несколько минут, когда солнышко, видно, решило, новый день начать- замерло все, даже птицы, даже …все…Тогда и подумал: « Я никуда не хочу, мне ничего не нужно, я жить хочу…- здесь!!!   
   Река рядом. Сырость под утро какая-никакая есть. Вижу росу вокруг на траве. А мне до сих пор тепло и уютно- костерок вчерашний греет и греет. Сквозь кроны деревьев - синее небо, солнца лучи просто пронзают все прост-
ранство передо мной, небольшая поляна вся в столбах света, чуть наискосок…И лось. Огромный лось! Смотрит на меня,чуть выплыв из легкого тумана. Здравствуй, дружок. А где ж тот, кто всю ночь фырчал, ковыряясь в моем рюкзаке?Колючий, ты где?Лось, шумно дыша,смотрит на меня, я-тоже, только тихонько…Шевельнулся чуть, устраиваясь по-удобней, и ругнулся, напоровшись на острые иглы. Дурак ты что ли еще и ночевать рядом? Лося как ветром сдуло. Еж, враг, я ж хотел с лосиком познакомиться, а ты…И этот попер вдруг в лес, даже не извини-
лся, вот зверюга!
   
     Потянулся сладко- хорошо! Но надо вставать. Поднялся резко, разделся и в речку. Водичка еще та- не лето, зато тело все сразу напружинилось, силой какой-то налилось и сон улетел. Небольшой костерок таблетками сухого спирта разжигается в минуту. Чаек, хлеб с копченой колбасой поджарен на ветке- завтрак. Вот это номер! Колючий, ты чего это на запах что ли вернулся? На, дармоед, чуток колбаски. Ест! То ли он дурак, то ли колбаса хоро-шая. Наверное все ж он не в себе, коль меня совсем не боится. А может наглый по жизни.
   
    Я иду, не торопясь. Архипыч знает, что скоро к нему гость заявится, но когда, ему неведомо, а поэтому мы оба не волнуемся. Приду, когда приду.И задумался. Вот Степан ждал меня, рад был, я видел, Архипыч сразу засуетит-
ся, захлопочет, кряхтя начнет вкуснятину какую-нибудь готовить. Даже вижу, как вдруг остановится, посмотрит на меня, подойдет: «Как дела, сынок?». Успокою: «Хорошо». И, в который раз, проведет рукой по моей голове: «Седой уж совсем…»- «Дед, на себя-то посмотри»- «Я то что. Вот ты меня дедом всегда зовешь. Зимой, ближе к весне, может вместе дровишки поколем?». Молчу. «Молчишь, боишься перед дедом опозориться?»-«Так и боюсь»-«Ох и хитрый ты! Никогда не споришь». Помолчит и добавит: «А значит умный!». И пойдет опять дичь готовить. Вот такой он Архипыч- чужой, а на самом деле очень родной человек…Так вот и думаю: почему же я никого не жду, никто ко мне не едет, не вламывается неожиданно в мою размеренную жизнь. Закричу ли я от радости,обнимая нежданного гостя?Так почему же всег- да ждут меня и встречают радостно и зовут, зовут- приезжай! Вот такие мысли, когда идешь по лесу один, не торопясь, и не ждет тебя пока никто.Вздохнул глубоко и вдруг ик- нул. Вот те раз! Степка, ты что ли? Архипыч?Семья моя любимая? Помнят меня, оказывается…
   
      А вот здесь нужно речку вброд. Лень раздеваться, но что делать. Всю одежду, поклажу устроил в одно целое. Речка, хоть и не широкая, но по шейку будет. Оступился, и все в воде. Делать нечего. Маленький плотик быстро соорудил, удивляясь в который раз- умеют же финны делать топорики, легкий, не тупится уж какое время…Как там у Твардовского? «Переправа, переправа…». Эх, берег левый, берег правый, вот и все.
   
   Наклонился над плотиком, уже вытащенным на берег, первым делом ружье отстегнул, проверил, не черпнул ли стволами воды, положил в сторонку невдалеке и только хотел ремень,стягивающий весь плотик, расстегнуть,как вдруг просто волосы дыбом: тяжелый медвежий рык (Почему так решил тогда?Они ж молча человека ломают...) и треск кустов за спиной. Когда голый летел кувырком по земле, чувствовал, как кожу рву на спине,груди,- старый валежник между мной и ружьем рванул по телу. Поче-му-то даже успел себя похвалить: ружье заряжено, как раз на такой случай, надо только успеть снять с предохра-
нителя и увидеть – куда? Мелькнуло это все в одно мгновение, и тяжелый рык рявкнул вдруг прямо надо мной, рука моя вместе с ружьем оказалась припечатанной к земле сапогом. Заливистый, до придыхания почти смертно-
го без воздуха, до хрюканья какого-то смех деда сначала меня привел в ярость, но когда он упал на землю и уже обессиленный сотрясался от беззвучного смеха, чуть повизгивая и только дрыгая ногами в воздухе, вот тогда и я, сначала тихо, потом все громче, а потом и повизгивая, повалился рядом с дедом. «Ннне расскажешь ннниккому?- еле выдавил из себя. «Нннет!». Потом дед озабоченно промывал мои глубокие царапины из фляжки, все вздыхал и сетовал, что уж больно близко я к сердцу принимаю всякие звуки лесные, городской совсем. Я, понимая, что он продолжает посмеиваться надо мной, отобрал фляжку, отхлебнул пару глотков и, вдруг резко обхватив деда за шею, отклонил его чуть назад и почти силой влил ему в рот из фляжки.Сидит отдуваясь: «Заработал. Спасибо, уважил старика» -помолчал и вдруг рявкнул: «Еще дай!». Смеемся.
 
      В избушке деда, как всегда, тепло и чисто, так и кажется, что по всей избе прошла, прибираясь, заботливая женская рука. Увы, Архипыч давно один, все забыть жену свою не может, ее портрет красуется на самом видном месте. Болела она сильно…Чувствую, что ждал меня дед, будто заранее зная где я и когда приду. Он смеется: «Да я ж тебя сколько знаю! Да если б ты в лесу не заночевал, я бы подумал- заболел. А где остановишься совсем не трудно было понять. Вот если ты меня ждал, где бы поджидал?»- «Да, ты прав, но если еще там, где большая отмель на реке»-« Так ведь, чудак, туда дальше идти, а тебе всегда все сразу и побыстрей! Нет?»-«Дат!»-говорю, развеселившись над логикой деда.

    Дед, возясь с посудой: «Надолго ли?»-« Дак на недельку»-«Дык, дык…Чо за неделю то сделаем? По лесу не успеем толком пробежаться. Да ты и устать-то не успеешь. А надо так, чтоб потом на работе отдыхать, уставши от леса-то…»-«Архипыч, на работе работать надо, не отдыхать». Рукой махнул и вышел из избы. Не пойду за ним. Переживает он, плохо старику одному- тоскливо. Думал, наверное, что я в отпуске хотя недели две поживу у него. А может и поживу! Вот ему и  сюрприз!
    Дверь скрипнула, приоткрывшись. «Помоги-ка!»- дед. Вышел. Батюшки! У него печка в кухне летней- навес на открытом воздухе, вовсю уже дымит. Утятница на ней, на сковородке сало шкворкочет…Стол невдалеке, а на нем, пока еще, только миска с хлебом. Но это ж хлеб деда, его же дед сам печет! Нет, это не хлеб, это- чудо!
   Виски дед, как всегда, отказался. Налил своего, домашнего, да еще настоянного на бруснике и травах. Ну, что сказать? Умеет! Только его эту штучку домашнюю нужно обязательно под хорошую закусочку, а то, я видел, неумех неосторожных валит она с ног долой.
   
  Долго мы сидели за столом этим беседуя потихоньку, а то и помолчим, думая, каждый о своем. День выдался не по-осеннему теплый, а воздух, все-таки, прозрачен, как поздней осенью в ясный прохладный день. И красота была необыкновенная, даже для этих мест…И вдруг, сердце заныло- курлыканье журавлей…Архипыч: «Да не печалься уж так, еще здесь поживут, улетят попозже».
 
    Вдруг мне в спину сильный удар, я чуть не упал, и дыханье громкое – в ухо прямо. Буян, чертушка, узнал, со спины узнал, по запаху! Хвостом виляет так, что его всего чуть ли не вращает вокруг оси и всего меня вылизы-
вает, будто медом намазан. Интересно, а собаки мед любят? Здоровенный кобель- лайка, давно уж у деда. Он недовольно псу: «Уж сутки все бегаешь по лесу. Все зайцев гоняешь! А меня кто охранять будет?». И притворно зло: «Вот уж жрать ты сегодня не получишь!». Врет Архипыч, он уж взял собачью миску и пошел мыть. Даже собаке в грязную миску еду не положит, вот такой он- Архипыч.
 
        «Чего сидишь, баню глянь»- заботится дед-«Да сейчас…»-«Глянь, говорю!»-«Да гляну…». Больше тянуть нельзя, можно и выговор получить не очень приятный. Иду в баню. Все ж она ради меня затоплена и барином здесь- нельзя. Рановато еще в баньку-то, угли пошевелил, подумал и подкинул еще охапку дровишек- париться, так париться! «Все тебе мало пару, когда угомонишься?»- неожиданно дед из-за спины появился, бесшумно, как призрак. «Да ладно тебе…»- то ли пробурчал, то ли ответил. И, вдруг, развеселившись: «Хоть тебя, грязнулю, отмою!». Дед заулыбался: «Куда уж нам с вами, городскими, тягаться».
 
    Буян вдруг залаял и рванул в лес, как раз по той тропке, по которой я пришел. Архипыч замер, затылок почесал: «Степка что ли?»- «С чего это ты решил?»-«Чужих в лесу далеко в округе нет, Буян по другому себя бы вел. А вот на коне сюда быстро можно добраться. Да и на чужого Буян не так бы рванул, с лаем…». Вернулся Буян, бросил-
ся к деду, поскулил, виляя хвостом, вновь убежал, опять вернулся. Архипыч усмехнулся: «Степка! Хватит дурью маяться!». Из-за кустов тихим шажком на Тополе выплыл Степа: «Нет чтобы по-соседски пригласить на рюмку чая, затихарились тут. Что? Не ждали?». Степан слез с Тополя, снял карабин с плеча: «Что уставились? Угощайте!». Архипыч: «Серьезное что ли?». Степа: «А то бы я на чай просто так…». Тут я не выдержал: «Че загадками-то? Случилось что?». Архипыч: «А то Степан на чай с карабином приехал, вот и случилось».
 
    Степан стал рассказывать: « Прибежал один деревенский, говорит охотники были, подранка сделали, а тропить не стали- уехали. Место мне показал, след есть. А нам, мужики, покоя не будет, да и в окрестных деревнях то-
же…Завтра,с утречка, искать надо».Я толком не понял: «Степ, кого искать то? С какой радости?»- «Медведя, друг»- улыбнулся Степан. И вдруг захохотал: «А ты думал зайца?». Архипыч: « Зря смеешься. Он медведя уже с утра завалил!». Степа: «Да ну?!». Архипыч не выдержал и захохотал, аж пополам согнулся. Степа растерялся. Пришлось мне рассказать. И уже втроем, вот дурни, три мужика катались по полу со смеху.
   
     Допоздна мы засиделись после бани, вспоминая наши прежние приключения, жизнь нашу, охоты, жену Архи-
пыча помянули, приятелей стародавних вспомнили. Но,чуть светать стало, дед нас поднял: «Вставайте, лежебоки! Ждет нас медведушко, заждался уже». Дед завел свой тракторишко, уселись вдвоем, в ногах Буян- тесно, но терпимо, бывало и хуже. Степан, напоив Тополя, уже умчался, встретимся у него, от него и двинемся в лес.
 
    У Степана  дед прицепил к трактору небольшую тележку для меня и Степки, там мы и ехали, а дед вместе с Буяном – в тракторе. В тележке, даже на малой скорости, тряска всю душу вынимает из тебя. Вцепившись в борт, я молча терпел, Степан, цепляясь то за один борт, то за другой, тихо, сквозь зубы, матерился. Спрашиваю Степу: «А дед – то знает ли, куда рулить и где остановиться?»-«Да я ж при тебе говорил! Он тут весь лес как родной знает. Скоро уже, потерпи». Действительно, минут через пять трактор вдруг остановился и заглох. Дед, кряхтя, вылез наружу: «Здесь что ли?». Степан, сидя в тележке, расслабленно: «Здесь». Дед сверкнул глазами, уже весь собранный как пружина: «Так чо сидите?Мне что ль одному к зверю на поклон?».Мы спрыгнули. Архипыча не узнать.Не старый совсем, еще полный сил мужчина перед нами. Я невольно подтянулся, встал чуть ли не по стойке смирно. Архипыч: «Делаем так. Сейчас пущу Буяна по крови. Идем по следу.Первым Степан- молодой, да с карабином еще. Степка, слышь, не зевай. А мы с тобой немного позади и чуть сбоку. Буян Мишку подымет, пойдем тогда по слуху». Архипыч помолчал и глядя на Степу, видно для порядка : «Пукалка- то хоть заряжена?». Степушка только хмыкнул в ответ. «Показывай, где след кровяной»-дед двинулся, держа Буяна на коротком поводке. Через минуту Буян, спущенный с поводка, рванул в лес, мы за ним. Прошло некоторое время и, наконец, мы услышали далекий непрерывный, какой-то глухой и злобный лай Буяна. «Ну-ка, сынки, теперь быстро!»- дед резко ускорил шаг. Лай то приближался, то отдалялся от нас. Медведь, видно, то уходил от собаки, то крутился на месте, отбиваясь от Буяна. Лай становился все ближе. Дед: « Степа, с предохранителя- то сними. Слышь?»-
   
   «Да слышу»- голос Степы напряженно-звонкий. Степа вдруг остановился, приподнял карабин и замер, постоял. Я слышал свое бешеное дыхание и рядом, чуть хриплое- деда. Степа, не оглядываясь, поднял руку и поманил нас. Теперь стало видно, как метрах в тридцати, прижавшись задницей к двум толстым сросшимся березам, сидит медведь. Крупный! На него со всех сторон, чуть ли не напрыгивая сверху, налетает Буян. Медведь только крутит головой, огрызаясь вяло. Архипыч вздохнул: «Эх… Буян, ко мне!». Буян к нам не пошел, но встал, как вкопанный, лишь отчаянно скуля и повизгивая. А лаять перестал.
   
    Медведь посмотрел в нашу сторону, я напрягся, но он вдруг лег, вытянул передние лапы и положил на них голову, минуту мы смотрели друг на друга. Степа опустил карабин, щелкнул предохранителем. Медведь вздохнул глубоко и как-то сразу обмяк, выдохнув. Архипыч: «Готов». Степа: «Да все было ясно, видали кровищи-то сколько по следу. Буян его и доконал. Он уж и отбиваться не мог- много крови потерял…». Архипыча вдруг прорвало: «Такого зверя сначала подранили, а потом загнали, как скотину какую…Не так он должен был умереть. На красивой охоте. А так…Этих бы охотничков сейчас сюда!».
 
   Дед глянул на меня : «Чего замер? Чай не первый раз!»-« То и замер. Что ж за люди такие. Можешь представить, сколько по лесу раненых зверей бегает? А причина всему- люди. Сколько ж их, подранков? Мы тогда- кто после этого?»-«А мы и есть тоже подранки. Вот ты, Степан, я – подранки…И много таких, а других- часто ли встречал? Вот и получается, что те, кто медведя ранил- люди, а мы, все остальные- подранки, как звери, только не лесные.
Только вот у зверя раны, а у нас- седины…». Архипыч поежился: «Да не мучайся ты, сволочей только жизнь может проучить, а твои переживания…»- дед махнул рукой.
   
     Степа, разряжая карабин: «Ну, гады, я примерно знаю кто тут позабавился, встречу, морду набью!». Архипыч усмехнулся: « Ну и посадят тебя! Думаешь, я не знаю, кто тут был?». Архипыч повернулся к Степе и явно передразнивая: «Примерно!»- «Ты-то откуда?»- «Эх, Степка, молодой ты еще…Даже завидно!».
   Медведя этого огромного нужно было еще суметь в тележку погрузить, а затем, деваться-то некуда, мы со Степой верхом на мишке ехали. Кстати, болтало меньше и Степа больше не ругался, только уж необычно грустный, неразговорчивый был…Когда прощались, Степа сквозь зубы: «Подранки…Скоро уж вся страна будет…Подранки. Да какого хрена мне сдался город этот». Молча  Архипыча обнял, меня, шепнул: «Приезжай, ждать буду…». Архипыч долго смотрел ему вслед: «Его уж не вылечишь- подранок, навсегда!».