Здравствуйте, дорогие и уважаемые читатели. Меня, автора рассказа, зовут Жанна Титова. Я уже много лет работаю артисткой Москонцерта под сценическим псевдонимом Жанна Бялик. Это девичья фамилия моей мамы, память ей на долгие годы.
* * *
В 1986 году наш концертный коллектив приехал на гастроли в Одессу. В гостинице «Аркадия» меня поселили в один номер с костюмершей Ленкой Артеменко.
Ленку я не любила и боялась. Почему? Объясняю.
В работу концертной костюмерши входят следующие обязанности: готовить артистам костюмы к выступлению, помогать одеваться-раздеваться, а после выступления все собирать и «зачехлять» в индивидуальные матерчатые кофры. За этот сложный труд (это не шутка) костюмер получает зарплату, премию и суточные. Так вот Ленка выполняла свои обязанности так, словно делала артистам великое одолжение.
Ее никогда не было на месте в нужную минуту, перед концертом и во время концерта многие артистки из-за этого нервничали до слез. «Лена! Леночка!!!» - то и дело доносилось из-за кулис (артисты переодевались на ходу, в паузах между номерами), - помоги мне платье застегнуть, у меня выход!» Ленка, естественно, все это время была рядом , все видела и слышала. И получала ни с чем несравнимое удовольствие от издевательства над теми, кто в эту минуту зависел от нее целиком и полностью. Выпуская струю дыма и затаптывая окурок, вразвалочку шла ухмыляющаяся Ленка к своей бледной жертве. Она с отвращением дергала крючки на спине и витиевато материлась, наслаждаясь своей маленькой властью костюмера над большой беспомощностью певцов, музыкантов и танцоров.
Ленка-костюмерша так выдрессировала нас, артистов высшей категории, что позже, через несколько лет, придя работать в один московский музыкальный театр, я долго не могла привыкнуть к пугающей вежливости и исполнительности костюмерши Аллочки. «Ваше платье готово, Жанна. Ваши туфли готовы, Жанна. Пожалуйста, надевайте, - высокая красивая блондинка Аллочка приседала передо мной с туфлей, - только аккуратнее, не порвите колготки, а я вам застегну ремешок. Не жмет?» Я не понимала, что происходит, и была готова провалиться сквозь землю. « Что вы, зачем, не нужно, я сама! – краснела я от смущения, выхватывала из рук растерянной Аллы туфлю и, бормоча извинения, сама влезала в обувь, в платье, в тяжелый головной убор. «Что я делаю не так, Жанна? – спрашивала в антракте Алла,- чем я вас обидела? Вы мне лучше сразу скажите. Я постараюсь исправиться.» Я терялась, втягивала голову в плечи, лепетала какие-то оправдания невпопад. Ну разве могла я объяснить наивной Аллочке, как должна себя вести настоящая костюмерша?
* * *
Однако вернемся к нашей Ленке и к ее хамству на примере номер два.
Как-то перед очередным концертом я увидела на подоле своего светло-лилового платья дыру с опаленными краями величиной с кофейное блюдце. Дыра была круглая, красивая, блестящая,как стеклянная лилия с подвывернутыми перламутровыми лепестками. « Ленка утюгом прожгла,» - догадалась я и понеслась искать Ленку в кулисах.
-Ленусечка, - трусливо залепетала я, - тут вот дырка образовалась. От утюга. Я бы зашила сама, но мне гримироваться надо
-И чо? - уставилась на меня Ленка своими огромными черными подвыпученными глазами.
-Ну я ж говорю, - совсем скисла я, - мне гримироваться надо. Не успею я, ты же видишь. Зашей, а?
-Да щас! – обрадовалась Ленка, стряхивая пепел мне под ноги,- некогда мне! У меня дел полно! Вон Вельского причесывать надо! (прическа артиста Вельского представляла собой блестящую розовую лысину в обрамлении рыжей каемочки реденьких спутанных волос)
-А как же я выйду на сцену, Лен, - совсем растерялась я, - ну в конце концов, эта дырка - это же твоих рук дело…
-Ах, так?! – рассвирепела Ленка, - да кто ты такая! Да что ты вообще о себе возомнила! И вообще с этой минуты сама следи за своими платьями! Я к ним не притронусь! Ты тут без году неделя, а я уже семь лет здесь батрачу! Ты все хорошо поняла или по-плохому объяснить?!»
Я поняла, что приличного разговора не получится. И стала придумывать, как закрыть дыру на платье. И придумала: из реквизитного бумажного букета я выдрала белую бумажную розу и приколола английской булавкой прямо на дыру. Белое на лиловом смотрелось очень красиво. Я даже залюбовалась.
* * *
Кое-как отыграв первое отделение, я подошла к худруку Галкину: - Игорь Иваныч,я не знаю, что мне делать. Лена говорит, что больше не будет готовить мне костюмы.
-Пойдем, - не удивился Галкин, - разберемся.
Ленку мы нашли в курилке под лестницей.
-В чем дело, Лена? – спокойно спросил Галкин, - опять выкрутасы? Почему ты отказываешься от своих прямых обязанностей?
- Отказываюсь, - сказала Ленка, - потому что у Жанки платья атласные, скользкие и дешевые, с вешалок сваливаются и мнутся. А мне потом их гладить. Пусть сама их подкалывает и привязывает. И чехол пусть меняет. Он у нее дешевый, молнию заедает без конца. Я уже за…балась с ее молнией возиться. Сама пусть либо чехол меняет, либо платья, либо чего хочет. А я – пас. Дураков нет.
-Значит так, Лена, - вздохнул Галкин, - платье , тобой сожженное, зашьешь сегодня чем хочешь и как хочешь. И чтоб следа не осталось. Это первое. Костюмы всех без исключения артистов будешь готовить так, как и готовила. Это второе. И третье: если ты еще хоть раз будешь разговаривать с кем бы то ни было в таком тоне и не выполнять свою работу, я тебя сниму с гастролей и отправлю в Москву первым поездом с двухнедельных пособием. Иди в Большой Театр , там тебя заждались. Поняла?
Ленкина реакция была предсказуема: она побагровела, зарыдала, убежала. Во втором антракте она сама вынырнула передо мной неизвестно откуда с перекошенным лицом и сжатыми кулаками. У меня душа ушла в пятки от ужаса.
-Я тебя ненавижу навсегда, запомни это, - глухо сказала Ленка.
Но после спектакля все мои платья были аккуратно подвешены и зачехлены. И дыра на следующий день была аккуратно замаскирована тонкой заплаткой. А следующим вечером вообще произошло невероятное: перед концертом Ленка сама пришла ко мне в гримерку с расческой: - Жанчик, давай я тебе ямки в прическе уберу!
* * *
В общем, именно с этой Ленкой меня и поселили в одном номере гостиницы «Аркадия».
Наша первая общая ночь прошла в принципе мирно. Ехидно прокомментировав мое отношение к скрипачу Леве, который впоследствие стал моим мужем - «ты прямо пищишь, как его хочешь! Ты прямо на шею ему вешаешься, как проститутка! Это ж надо – так себя не уважать, фу!» - Ленка постепенно перешла к рассказам о своей жизни, о своей семье, о маме, о своем воевавшем на белорусском фронте деде. Рассказывала она с выражением, я слушала с интересом. Мы уснули с Ленкой где-то в пятом часу утра.
А в десятом часу на пороге нашего номера появилась пожилая горничная с ведром и тряпкой, открывшая дверь своим ключом.
-Это что еще такое?! - грозным басом спросила Ленка, садясь в кровати.
-Деточки, дозвольте убраться у вас, - сказала горничная - я до вас и стучала, и звонила, но вы не отвечали. А у меня пересменок. Дозвольте убраться.Я швыдко!
-Это что такое ?! – повторила Ленка. Она сбросила одеяло, поднялась во весь рост. Из одежды на ней были только бело-голубые полосатые трусики-плавки.
-Дитонька, я зараз уберусь и уйду, - сказала проворная пожилая горничная, - ты лягай спаты, лягай, не дывысь на мэнэ.
- Как это «не дывысь»? – возмутилась Ленка, - Что вы сюда ворвались? Кто вам разрешил? Я сегодня же доложу об этом вашему начальству. Выйдите немедленно вон!!
Горничная посмотрела внимательно на Ленкино тело и покачала головой: - Дюже погано. Не хорошо, ай-яй-яй.
- Я у себя в номере нахожусь, - заметила Ленка, - и имею полное право ходить хоть голой, хоть одетой.
- Да я не о том, дитонька, - ответила горничная, - тебе к доктору треба. У тебя тело неправильное.
Я посмотрела на полуобнаженную Ленку. Ее тело было цветущим, золотисто-смугловатым, молодым и нежным. Нежная шея, нежные ключицы. Что в ее теле могло быть неправильным? Разве что не совсем идеальные пропорции - вверху Ленка была немного широкоплечая, как пловчиха, немного полноватая, с накачанной спиной, без ярко выраженной линии талии. Зато нижняя часть туловища была очень красивой, практически идеальной: точеные бедра, длинные стройные ноги со спортивными мышцами. Сверху – юный Кличко, снизу – юная Волочкова. Совсем неплохо.
-Это вам к доктору треба, - огрызнулась Ленка, - голову полечить. Да, я не худышка. А вы себя в зеркало видели?
- Да при чем тут я, - вздохнула горничная, - погляди, где у тебя волос растет!
- Какой волос? - растеряно оглянулась на меня Ленка. Внимательно посмотрела на свои руки,ноги. Пожала плечами. И сунула под нос горничной свой гладкий локоть: - Ну и где вы видите "волос"? Вон у Жанки гораздо больше волос!
- Ты на лицо подывысь, - сказала горничная, - около ушек. Бачишь?
Ленка прыгнула к зеркалу, вгляделась: - Ничего там нет особенного! Лицо как лицо. Уши как уши. Вон у Жанки…
- У тебя, дитка, бакенбарды растут, - сказала горничная, - не пухом, а густо и жестко. Как у поэта Пушкина. Читала такого?
- Что за ерунда, - сказала Ленка, - их и не видно совсем.
- Волос у тебя по мужскому типу растет, а не по женскому, - повторила горничная уже в дверях, громыхая ведром, - к доктору тебе надо, милая.
- Стойте!– потребовала Ленка, - вы врач?
- Нет, - оглянулась горничная, - я просто давно живу.
* * *
-Дура она, эта бабка, - сказала Ленка, придирчиво рассматривая свое отражение в зеркале, - и вдобавок сволочь и хамка. Все настроение мне испортила. Правда, Жанка? Ведь дура бабка?
- Ну она же не врач, - уклончиво ответила я, - поэтому доверять ее непрофессиональным диагнозам я бы не стала. У каждого человека все очень индивидуально.
-Вот именно! – обрадовалась Ленка, - пусть свои волосы считает, чучело! А что детей у меня нет - это здесь совершенно ни при чем!
Тут я промолчала. Потом что все знали давнюю Ленкину проблему: шесть лет назад, совсем еще юной девчонкой, она вышла замуж за нашего гитариста Шурика Кузина. Ребята мечтали о детях, но детей никак не получалось. В клинике сказали, что у Ленки имеется какой-то небольшой гормональный дисбаланс, который вполне исправим. Успокоив себя словами «небольшой» и «вполне исправим», Ленка отложила вопрос материнства на неопределенный срок. Тем более денег молодой семье всегда не хватало, хотелось еще поработать, подзаработать, посмотреть мир, и «как-нибудь потом» заняться производством потомства. «Успеется ведь, Сань? - заглядывала Ленка мужу в лицо, когда тот провожал долгим взглядом детскую коляску на улице. «Конечно, успеется, Ленок, - вздыхал Шурик, - какие наши годы?»
На седьмой год своего существования, как раз перед моим приходом, их супружеский союз распался по инициативе Шурика. Ребята разошлись на удивление тепло и даже остались добрыми друзьями. Они продолжали работать в одном коллективе, ездить на гастроли, и никто не замечал хоть малейшей их неприязни друг к другу.
* * *
-Знаешь что, - сказала Ленка на следующее утро, - мы с тобой будем бегать!
- Куда? – не поняла я.
-Не куда, а когда, - ответила Ленка, - по утрам бегать! По пять кругов вокруг отеля! Толстые мы с тобой стали, просто ужас! Ты вот сколько весишь?
-Пятьдесят пять, - вспомнила я.
-Вот видишь, - сказала Ленка, - пятьдесят пять килограммов! Пол-центнера! Как теленок! При твоих коротких ногах, большой голове и угловатой фигуре это недопустимо! А я так вообще шестьдесят два! Как корова! Позорище!
Через полчаса в спортивном магазине нами были куплены одинаковые черные велосипедки с серой надписью «Спортландия» по бокам, а еще через час мы с Ленкой под теплым осенним солнцем нарезали круги вокруг отеля под восторженный свист и аплодисменты из окон гостиницы. «Какие попочки! – кричали из окон наши трубачи Фима и Гриша, - девочки, ну еще кружочек, мы вас умоляем!»
-Лен, ну их в баню,- сказала я на бегу, - пойдем отсюда!
- Беги давай, – тяжело дыша, приказала Ленка, - из-за двух идиотов тренировку прерывать? Ни за что! Вперед!
Наконец, Ленка выдохлась и объявила об окончании тренировки. Пока мы шли в отель, Ленка все время пристально рассматривала меня сбоку.
- Ты чего? – не поняла я.
-Веснушки, - сказала Ленка, ткнув пальцем мне в щеку.
- Поосторожней, - отшатнулась я, - ты мне чуть глаз не выколола.
- У тебя везде веснушки, - сказала Ленка, - и на носу, и на плечах, и даже на руках. Почему ты их не выводишь?
- А зачем? – удивилась я, - они не очень заметные, они мне не мешают. Я к ним привыкла.
- Они другим мешают, - возразила Ленка, - они для других заметные. Это очень некрасиво. А в старости будет еще некрасивей.
- Слава Богу, - усмехнулась я, - что в старости меня меньше всего будут волновать мои веснушки!
- Ну не скажи! – покачала Ленка головой, - когда в старости некрасивое тело – это очень, очень плохо! В молодости – еще ладно, а в старости - это ужасно! Вот у моей бабушки даже в 90 лет было красивое тело. И у меня такое будет.
- Будет, будет – заверила я Ленку, - все у тебя будет. Пошли кофе пить.
- Послушай, я тебе сейчас скажу кое-что расскажу, - Ленка даже остановилась,- знаешь, какая у меня самая страшная мысль насчет моей старости?
-Нет, не знаю, - честно ответила я.
- Я совершенно не представляю, как буду жить без мамы. Я не знаю, зачем мне тогда жить.Однажды мне приснилось, что мамы не стало. И я прямо во сне потеряла сознание. И прямо во сне очнулась от того, что кто-то меня привел в чувство нашатырем. Помню запах нашатыря и мой звериный крик: мама, мамочка! Потом я проснулась и больше не спала. Утром смотрю в зеркало - седая прядь на виске...
* * *
На следующий день мне исполнилось 26 лет.
Ленка подарила мне небольшой, но очень красивый жостовский лакированный поднос. Я обомлела от ленкиного вкуса и ленкиной щедрости.
-Ты не думай, что я тебя люблю, - угадала Ленка мои мысли, - Ирка с Валькой говорят, что в тебе нет ни шарма, ни таланта, ни ума. Но я не умею дарить всякое дерьмо. Я себя уважать перестану, если буду дарить людям всякое дерьмо.
Вечером, после концерта, мы собрались втроем в тесном номере: я, Ленка и мой нынешний муж, а тогда просто бой-френд скрипач Лева. На стол я поставила фрикадельки в сметанном соусе с луком.(Я их приготовила на плитке после того, как Ленка сказала: «ты такая неумеха: не умеешь ни рисовать, ни шить, ни вязать. Ну хоть готовить ты умеешь?») Кроме горячего, из закусок на столе присутствовали нарезка из докторской колбасы, банка рыночных соленых огурцов и потрясающая картошка с салом и чесноком, запеченная в фольге в духовке . Это блюдо было Ленкиным ноу-хау. Лучше Ленки его никто в мире не делал. Приготовила Ленка его так: договорилась с дежурной гостиничного ресторана о свободной духовке. Затем высыпала на противень целую пачку соли, разровняла по всему противню. Потом вымыла жесткой щеткой несколько крупных картофелин. Затем она разрезала каждую картофелину пополам и на каждую половинку выложила ложку раздавленного соленого свиного сала с раздавленным чесноком и укропом. И все это – на полчаса в горячую духовку.
Это было не блюдо, а сказка.
* * *
Вечером мы с Ленкой лежали на своих кроватях и разговаривали в темноте. Вернее, это Ленка разговаривала, а я после трех рюмок крепчайшей одесской «Перцовки» прислушивалась к новым фантастическим ощущениям: мне казалось, что я на своей кровати плыву куда-то по неведомому морю. Морские темные волны то поднимали кровать вверх, то бросали вниз.
- Ух! – повизгивала я, - Ой! Ленка! Я как на корабле! Ух! Ай!
-Да не айкай ты! - раздраженно сказала Ленка, - вот же дурочка ты какая : даже пить не умеешь! Ты меня слушаешь или айкаешь? Так вот: я Саше (т.е. Шурику, бывшему ленкиному мужу) сказала – «ломать не строить. Ну давай поживем отдельно, если хочешь. Разводиться–то зачем?» Но он тогда уже изменял мне с той старухой... Понимаешь? С той старухой! Она же его на целых три года старше! Только бы она ему не родила, Жанка! Ты не знаешь, что можно сделать, чтобы она не родила? Я слышала – пустой орех нужно им в дом подбросить.
-Ленка, - сказала я деревянными непослушными губами, - не нужно ничего подбрасывать. Жди своего счастья. Оно у тебя обязательно будет. Я и то после развода нашла свое счастье. Хотя у меня сын двухлетний. Мне сложнее было, чем тебе! С прицепом-то...
- Ну что говоришь, - сказала Ленка устало, - как ты можешь такое говорить. Разве ребеночек - это помеха? Какая ты все-таки дурочка. Да если б у меня был ребенок! Расскажи, какой он, твой малыш?
- Он не капризный и печальный, - сказала я, вспомнив своего маленького Юрку, - и красивый: чернобровый и черноглазый… Ой! Падаю!
- Чернобровый и черноглазый… - повторила Ленка,- и у меня такой обязательно будет!
- Обязательно будет, - подтвердила я, проваливаясь в вязкую пучину тяжелого хмельного сна.
* * *
Мы вернулись в Москву. Через месяц к нам в коллектив пришел новый певец Яша М. Он был интеллигентный, умный, юморной, как Жванецкий. И видный. И старше нас лет на пятнадцать. С ним было очень легко и интересно общаться.
На следующих гастролях Яша сразу стал ухаживать за Ленкой.
Она мгновенно расцвела, похорошела, похудела.
- Ты видела, Жанка, как Сашу перекосило, когда Яшка меня поцеловал? – восторженно шептала Ленка, застегивая мне крючки на спине, - ты видела, как Саша посмотрел, когда Яшка мне цветы подарил?
- Конечно, видела, - врала я, - а кто ж этого не видел? Весь коллектив видит, что Шурик до сих пор по тебе сохнет.
- Ну вот еще! – фыркала сияющая Ленка, - Пусть по старухе своей сохнет! А я Яшке сыночка рожу. Черноглазого и чернобрового!
* * *
- Лен, ну что там с сыночком, - осторожно спросила я на очередных гастролях, - не намечается?
- Не получается, - вздохнула Ленка, - черт его знает почему.
-А врачи что говорят?
- Да откуда я знаю, что они говорят. Я не хожу больше к ним. И не пойду. Они все пройдохи и вымогатели. Знаешь, Жанка, есть у меня одно предположение. Не «колотит» меня от Яшки. Он хороший, добрый, но не люблю я его синие ноги и белое, как у белуги, брюхо…И мягкую женскую спину... фу… - Ленку передернуло от отвращения.
Я вытаращила на Ленку глаза. Я хотела возразить ей, что у респектабельного Яшки была в общем-то неплохая фигура. Да, он не успел загореть, но никаких синих ног, белужьего брюха и тем более женской спины у него точно не было. Просто Ленка , видимо, так и не смогла заставить себя полюбить чужого и красивого Яшку. Потому что до сих пор любила своего родного и страшненького бывшего Шурика.
- Я до сих пор люблю Сашу, - повернулась ко мне Ленка, - он, конечно, сволочь и предатель. Я его никогда не прощу. Но я все равно люблю его чудесные горячие руки, его римский профиль, его гладкие ягодицы и сильные плечи. Я помню каждый день нашего брака. Это были лучшие годы моей жизни. И больше ничего подобного у меня уже никогда не будет.
Я потрясенно молчала, вспомниая "римский профиль" и "чудесные руки" мелкого, тщедушного и длинноносого очкарика Шурика. Его лицо было до того невыразительным, узкогубым и мелкоглазым, что в оркестре ему было отведено место в третьем ряду с краю, поближе к кулисе. Чтоб выходил на сцену последним, а уходил со сцены первым. Его «гладкие ягодицы» были до того плоскими, а «сильные плечи» до того узкими и костлявыми, что ему шили концертные костюмы по специальным маломерным лекалам.
Но Ленка как всегда была права. Потому что счастье – а значит, и дети – получаются не с хорошими и красивыми. А с родными и любимыми. Пусть даже вот с такими - страшненькими и близорукими. Но от которых «колотит и трясет», как поется в известной песне Пугачевой.
* * *
Прошло много лет. Может, двадцать. А может, и больше. Много воды утекло. Много мест работы поменялось. Мой сын вырос и сам стал отцом. Наша с Левой общая дочь из подростка превратилась в юную девушку.
Однажды в доме раздался звонок.
-Шурка! - обрадовано закричал мой муж.
Звонил тот самый гитарист Шурик Кузин, бывший Ленкин муж. Они с женой Олей (с той самой "старухой") открывали пафосный ресторан на Арбате, на открытие им нужен был скрипач. Шурик вспомнил про моего мужа и с трудом отыскал наш телефон.
Договорившись о деталях, Шурик и Лева стали вспоминать прошлое.
-Я в Германии недавно был, - сказал Шурик, - попал на концерт к Яшке М. Он в Германии уже лет десять живет, создал свой коллектив, второй сольный диск записал. Жена его, Татьяна, тоже певица. Они вместе гастролируют.
-А Ленка как, не знаешь? - спросил муж.
-Какая Ленка? - не понял Шурик.
-Твоя жена бывшая, какая же еще, - пояснил Лева.
-Здрасьте, - удивился Шурик, - ну ты даешь. Она умерла еще в девяносто седьмом году. В тридцать семь лет. В Германии. От рака то ли надпочечников, то ли еще чего. В Германию ее мама отвезла, да только поздно уже было. Она же к врачам не обращалась, если б сразу – так можно было бы спасти. Врачи сказали - давным-давно все признаки грозные были – нетипичное оволосение , или как оно там называется. Можно было спасти. Опоздали. Не смогли. Не успели. Да. Я ведь был на ее могиле. Ее мама такой памятник единственной дочери поставила, ты бы видел. Бедная мама...
* * *
Вечером я долго сидела на кухне и вспоминала нашу жизнь, наши гастроли, причудливые повороты наших дорог и судеб.
Ночью мне приснилась сияющая беременная Ленка в свадебном платье с прожженной красивой дыркой на подоле. «Я снова выхожу замуж за Сашу , - сообщила она, придерживая рукой огромный живот, - но у меня проблемы: я не успеваю накрыть свадебный стол. Ты приготовь, пожалуйста, фрикадельки в сметанном соусе, а я испеку картошку. Саша обожает мою картошку с салом, чесноком и укропом. Посидим тесным кругом, песни попоем. Анекдоты потравим. А утром побежим с тобой пять кругов вокруг гостиницы. И когда ты уже сведешь свои веснушки?!»
_____________
На фото: я в октябре 2013 года