Страна растасканных дорог
и волчьих зорь на косогорах.
Страна, где скорбным нищим бог
бредёт среди глухих заборов.
Необретённая страна.
Взгляд неотрывный, неподвижный.
Как далеко она видна,
страна отрёкшаяся трижды!
Страна непонятого зла,
безмолвия за пустяками,
где – день за днём, и так – веками:
рожают, мрут, горят дотла,
скрипят осями, свищут плетью,
торгуют соль степным путём,
«Татары!..» – верят три столетья...
И снова день бредёт за днём.
И вновь, змеясь и цепенея,
всепоглощающая страсть
не в силах взвиться и пропасть,
растёт, очами сатанея,
и птицей медленною реет
над степью в наволочи снов,
над крепью ненависти торной
в речах бескровных колдунов,
в своём язычестве упорных.
Где снова топот табунов
потянет смутою просторной,
и рубанут впохмел сплеча,
и по судьбу ускачут рано,
свища и веря сгоряча
разбойным выдумкам Степана
и манифестам Пугача.
Потом в реке кровавой пену
утянет в плёсы, и столбы
по косогорам знак судьбы
взнесут к заре, и, за измену
надсевшим воплем крикнут цену,
и под взвывания толпы,
ломая крылья об углы,
шипя ужом, ударит в стену
её бушующее тело
с обрубком вместо головы.
И вновь за днём проходит день,
и век в заборы смотрит сонно.
И вновь рассветом потаённым
летит бесшумно, словно тень,
и кличет солнце дикой речью,
вытягивая в шею крик.
И страшен видом человечьим
её кровавоглазый лик.