Со скрежетом откроется калитка,
и мне навстречу выйдет, сед и сгорблен,
старик с вороной хмурой на плече.
Сирень бушует в палисаде ветхом,
сквозь щели в кровле голубеет небо,
а в нём светило, как в параличе.
Из белых чашек тонкого фарфора
зелёный чай неспешно отпивая,
мы говорим, что нечего жалеть
расколотый фарфор и чай, что выпит,
и зябкая сутулится ворона,
отчётливо-безмолвная, как смерть.
28 мая 2011