Клетчатые шарфики, скверно наложенный макияж, подчеркнуто небрежные локоны, нелепые и, напротив, увлекательнейшие беседы – все, все это зыбко колебалось волнами смеха, ругани, стука каблуков вокруг Марии. Синхронно вспыхивающие вечерние фонари делали этот пестрый винегрет уютным и домашним, как будто вы сидите дома и при мягком свете бра читаете о невообразимых приключениях. Окна домов, в которых не был зажжен свет, обволакивались багрянцем февральского закатного солнца. Линии электропередач чернели маняще и соблазнительно, находясь в эфирных объятиях ветра. Ситцево-белый снег весело поскрипывал, словно это вовсе не унизительно – быть растоптанным и примятым всеми без исключения. Мария шла на свидание.
Но зима давно закончилась, и любовь – тоже. Мария не слишком сожалела об этом пусть и страстном, но сезонном увлечении. Им было поразительно хорошо вместе. Его пустая квартира, теплый плед, приглушенный голубоватый свет. Скольжение горячих рук по не менее горячим телам, разбросанная одежда, сброшенное на пол одеяло. Впрочем, друг без друга они чувствовали себя не хуже. Это были взрослые, зрелые чувства. Он не звонил ей по пять раз в день, чтобы узнать, как она, а Мария позволяла себя флирт с другими мужчинами. Она знала, что ее любовь непоколебима и не отказывала себе в удовольствии общаться с интересными людьми. Но эта идиллия закончилась, когда на горизонте появилась Маргарита, девушка с пышными формами, пахнущая дорогими духами и имевшая всегда идеальную прическу. Искусственно-кукольная Маргарита вытеснила Марию из его сердца. Пролилось бесконечное множество ночных слез, был безвозвратно потерян китайский сервиз, разбитый в истерическом приступе, и ее квартира тогда была зеленой, как молодая трава. Обо всем этом Мария сейчас вспоминала, не чувствуя прежней разрывающей боли и отчаяния.
Белая комната совсем не больнично выглядела и поглощала весь спектр цветов. Практически все было белым в квартире Марии, таким снежным, чистым, свежим. Цвет чистоты, невинности, стерильности, далекого будущего. Что-то нужно было менять, и Мария отказалась практически от всех цветов, кроме этого. По утрам комнату заставлял сиять солнечный свет, а вечером в ней было приятно светло, в отличие от улицы. За окном пастельными драпировками замерла ночь, укутывая уличных полуночников. Она действительно казалась неподвижной и нескончаемой, эта белая санкт-петербургская ночь. К чему все помыслы о любви? Разве любовь заменит этот белый, ничем не запятнанный мир летних ночей?
Любовь преходяща, а красота вечна. В конце концов, жили же как-то раньше без любви, в те недавние времени, когда супругов подбирали родители. И ничего. Не жаловались. Что есть любовь? Всего лишь чувство, нет, даже одно из чувств. Почему эту глупую любовь вознесли на престол? Все песни о ней, все фильмы о любви. Поток мыслей нарушился смехом какой-то парочки, легко проходившим такую ненадежную баррикаду, как стекло. Ну вот. Еще и эти.
Но я все равно люблю тебя, думала Мария. Мне не нужны твои ответные чувства. Я люблю тебя просто за то, что ты есть. Пусть ты сейчас с ней, с Маргаритой, с этой дивной красавицей, я люблю тебя. Я радуюсь, когда тебе хорошо, и грущу, когда ты грустишь. Пышная Маргарита – совсем не преграда для моих чувств.
Утро не спеша надвигалось на белый город, разбавив белизну голубым. Зимнее разноцветье улиц – ничто по сравнению с белым петербургским летом. Будильник не прозвенел – была суббота. Мария все так же сидела на кровати, обняв колени руками. Постель была почти не смята, девушка редко меняла положение. Солнце выжигало узоры на ослепительно блестящих крышах. Свежая ночная прохлада упорхнула, как бабочка, и в комнату влилось жаркое золотое мерцание.
-Я все равно люблю тебя!
Мария была счастлива.