КОЧЕВАЯ ОРДА
(Историческая поэма)
Посвящается Олжасу Сулейменову.
Эта пляска песка
На спине многогорбых барханов,
И пучками травы
На верблюжьих горбах волоски,
И мясной кавардак
На старинных, как степь,
Дастарханах,
И молочной кобылы
Набухшие тяжко соски…
А вагоны бегут
По владениям Младшего жуза
До Аральского моря
На средний и ближний восток,
И летит за окно
Полосатая корка арбуза,
Словно сорванный ветром
С гигантских цветов лепесток.
* * *
Ухожу в Казахстан.
Отбываю ни конным, ни пешим,
Прорастаю сквозь степь,
Как вот этот кудрявый камыш.
Прихожу в саксаул
Ярославским задумчивым лешим.
Ты, шайтан казахстанский,
Меня за вторженье простишь?
Трудно лешим у нас –
Вырубают деревья огулом,
А у вас вырастают
Над каждым арыком сады.
Ты уж, брат, уступи
Где-нибудь для меня пол-аула,
Как нечистый нечистого
Выручи, друг, из беды.
* * *
Где ты, город Отрар?
Где вы, белые грады Отрары?
Старец аль-Фараби,
Подскажи, укажи, покажи!
… Вот, бывало, и к нам
Приезжали за данью татары.
Где их души?
Не видно нигде ни души.
Колченогий Чингиз
Полземли оседлал, как кобылу,
Ухватился за гриву,
Казалось ему, на века.
А земля от него
Удрала и тотчас же забыла,
Как степная кобыла,
Сбежавшая от седока.
Не седлайте земель,
Полководцы, цари и тираны,
Не седлайте земель,
Если ехать охота в седле.
А земля к вам придет обязательно
Поздно иль рано,
Все мы преданно преданы
Будем земле.
Вот тогда…
Вот тогда без смущенья и страха
Получайте себе
Пьедесталы и прочий почет.
Для гранитных и бронзовых шей
Не страшна ни веревка,
Ни плаха,
И чугунную голову
Меч не сечет.
Сколько каменных баб
На просторах степей казахстанских?
Может каждая баба –
Неведомый Наполеон…
Только странника тянет
Постранствовать в старых пространствах,
И не конным, не пешим
Является на поле он.
Русский леший
С раскосым казахским шайтаном -
Вот содружество наций
И вечная общность судеб.
Вот и все.
И я впредь отвлекаться не стану,
Ибо все отступленья
Дороже себе.
Продвигались все дальше
Голодные, нищие орды,
Словно драных баранов
Влекло на степной водопой.
Лишь облезлых верблюдов
Надменные, гордые морды
Кое-где возвышались
Над конной и пешей толпой.
Старый черт Тимофеев
Связался с младенцем Сырбаем.
У обоих богатства –
Кушак да душа.
Заманила вербовщица –
Пьяная баба рябая
На какую-то новую стройку
Вблизи Балхаша.
Шел народ матерясь,
Обозлясь, издыхая,
Кочевал по степи
Полосатый, лохматый парад,
И крутилась у ног,
Словно кошка, поземка степная,
Заметая пути
На неведомый град Коунрад.
И в степном мираже
Обнялись, как на свадьбе, эпохи.
Чингиз-хан перепутал
С ордою орду.
И скакали с монголов
Голодные блохи,
Обгоняя вербованных вшей
На ходу.
* * *
Чингиз-хан,
Повелитель народов Вселенной,
Чингиз-хан,
Чьи желанья для тысячи тысяч – закон,
Чингиз-хан,
Вас назначил над этими ордами главным
На последнем ночном заседаньи своем
Постройком.
«Стройте город в степи,
Разрушитель всемирных Отраров,
Стройте град, балуан,
Или голову снимем с плечей!».
И канючил Чингиз,
Что он хворый и старый,
И глазами выискивал
В пыльной толпе
Басмачей.
Но наперли народы
И слева, и справа на хана,
И вчерашние воры
Припрятали в землю зрачки.
И желтел неспроста
Молодой кобурою нагана
За спиною Чингиза
Скуластый сотрудник Чеки.
Старый черт Тимофеев
Связался с младенцем Сырбаем.
Спать ложились, казалось,
В текущем году.
А проснулись?
Эх, мать моя, мама родная!
Тьфу ты, пропасть –
Попали не в эту орду.
И тогда повернулась земля
Вспять на несколько румбов,
И к истокам своим
Покатилась по руслам вода,
И пошли закрывать
Вновь открытые земли Колумбы,
И народы пошли
Разрушать на земле города.
Подступает орда
К белостенному граду
И по трупам людей,
И по трупам коней
Заползает на стены
Под пушечным градом
Раскаленных от гнева камней.
Ворвались.
Словно головы с плеч,
С колоколен попадали кровли,
На домах, словно ребра,
Стропила прогнулись в огне.
И растекся пожар
По простенкам горячею кровью,
Отразившись драконом
В последнем не битом окне.
Закричал Тимофеев:
«Зажечь – это дело простое!
Чем, кому помешала
Чужая изба?
Ты сначала сумей эту избу
Построить» -
И шарахнул кого-то там
По зубам.
Тут, конечно, схватили его,
Скрутили.
Потащили,
К начальству поволокли.
Хорошо, что на копья
Не посадили,
Хорошо, что на части
Не рассекли.
Как мешок, повалили
Под ноги Чингизу.
Страшен, снизу глядеть,
Разъярившийся хан.
Ты поди-ка его разгляди
Из-под низу –
Карлик там над тобой
Или сам великан?
Разрушитель дворцов
Иль заводов строитель?
Рядом свита его
Или свой Постройком?
Разобраться б не смог
Тимофеев
В сплетеньи событий,
Если б вдруг Чингиз-хан
Не прошелся
Родным матерком.
«Это что же ты, Тимофеев, -
Заорал в исступлении хан, -
Не желаешь иль не умеешь
Выполнять пятилетний план?
Я тебе покажу-устрою,
Я порядочек наведу!
Ты все планы по Балхашстрою
Перевыполнишь в этом году!».
* * *
Вообще Тимофеев
Назваться бы должен Иваном.
Все в России Иваны,
По мненью стоустой молвы.
Но Иванами кажемся мы
Из окон иностранных,
А внутри мы Олеги, Владимиры,
Даже, случается, Львы.
Тимофеева звали когда-то в деревне
Панкратом.
Но не зря ж воевал
За свободу и равенство он.
Чтобы разом покончить
С наследством царизма проклятым,
Он нашел себе новое имя,
И стал он теперь Пантеон.
Пантеон Тимофеев.
Загадочно, звучно и странно.
Для каких Тимофеев
Воздвигнули сей Пантеон?
Но не ездил Панкрат
Ни в какие заморские страны
И в науке словесной
Был сызмальства мало учен.
Потому-то и звали его на строительстве
Панькой,
И мечты его были
Бесхитростны так и просты –
Заработать бы малость,
Пропарить бы косточки банькой,
Пожениться бы можно,
Чтоб век не ходить холостым.
Но эпоха звала мужиков
Из Иванов – в титаны,
Пантеоны потом,
А пока – подавай города!
Подавай города,
И орда Чингиз-хана
Утечет в них тогда,
Как в песок утекает вода.
Для того и предприняты
Эти походы и марши
Небывалых доселе
Строительных орд…
… Тимофеев назначен был
Временно старшим.
Назывался он –
Производитель работ.
Только мы теперь знаем,
Что временность – враки.
Кто не временным был
Среди этих полей?
Тоже временно строились
Те же бараки,
Да вот так до сих пор
И стоят на земле.
* * *
Чингиз-хан, как известно,
Был крут на расправу.
Все едино ему –
Что ты раб, что прораб.
Он гонял Тимофеева
С левой и с правой,
Как гоняют камчой
Провинившихся баб.
А откуда у этих строителей
Опыт?
Что мальчишка Сырбай
Повидал на земле?
Что он слышал?
Блеяние, ржанье да топот.
Вся наука –
Уменье держаться в седле.
Но кому тут нужны
Недоуздки и седла?
Ни сегодня, ни завтра еще
Подыматься в дорогу орде.
Приступайте, кочевники,
К жизни оседлой,
Привыкайте к соленой
Балхашской воде.
Ройте землю!
Вам в руки кирка и лопата –
Больше нечем теперь вам
Историю крыть.
Набирайтесь уменья
От старшего брата,
Этим опытом тяжким
Россия богата,
Ей-то землю свою
Довелось не единожды
Рыть.
И врывались.
Взрывались и снова
Врывались,
Как врывается всадник
В горящий аул.
С губ и ругань, и песни,
Как пена, врывались,
И над степью стоял
Созидательный гул.
В этом гуле Сырбай
Вырастал постепенно,
Рос со стенами первых
Домов Балхаша,
И чем выше вздымались
Кирпичные стены,
Тем свободней над степью
Парила душа.
* * *
И Чингиз
К новой роли своей
Привыкал постепенно.
Черт один ему –
Строить, крушить, подавлять.
Приходилось и раньше, наверное,
Пленных
Гнуть горбы на работах
Ему заставлять.
Не слыхал Чингиз-хан
О понятии «робот»,
Но зато в совершенстве усвоил -
«Рабы».
Пригодился ему
Полководческий опыт
И умение
Ставить коня на дыбы.
Залезали и раньше
По трупам на стены.
Почему бы на трупах
Не выстроить стен?
Чингиз-хан не меняет
Привычной системы,
Он назначен сюда
Не для смены систем.
Но предстало воочью
Несходство, юродство, уродство
Одинаковых звеньев
Внутри разнородных цепей –
Что в разгромах считалось
Надежным стальным руководством,
То в строительствах стало
Железным шайтаном степей.
И мальчишка Сырбай
Не забыл, очевидно, науку,
Где строитель и где покоритель,
Узнал навсегда.
Чингиз-хан и не ведал,
Какую с ним выкинет
Штуку
Непонятная эта,
Другого столетья орда.
Наступило однажды
Холодное, ясное утро.
Кто-то там не сдержал
Скакуна в поводу,
И проснулись народы
В бараках, землянках и юртах,
И орда заорала:
«Попали не в эту орду!».
Только пыль за Чингизом
Взвилась над рассветною степью,
Только вздрогнули кони
Старинных монгольских кровей,
Только лисьим хвостом
Заюлил в историческом пепле
Заметая следы,
Словно старый басмач,
Суховей.
А вослед ускакавшему
Злая, нечистая сила
Из фуфаек, бешметов,
Халатов и прочих одежд
Рабский дух
На столетья назад уносила,
На возврат не оставив
Ни капли надежд.
* * *
А орда? Что ж,
Как сказано было вначале,
Перепутать нетрудно в пыли
Перепутья дорог.
Мы и тех, и других
Не однажды при жизни встречали
На развилках военных
И мирных дорог.
Где вы, орды,
Что сеяли по миру пепел?
Вылетают в трубу
Создающие дым.
Наши горы и долы,
Пустыни и степи
Во владения отданы
Ордам иным.
Балхашстрой и Магнитка
Давно за плечами,
А кирка и лопата –
Ржавы и стары,
Но, как прежде,
Страну освещают ночами
На ее пустырях
Молодые костры.
А в походных котлах
Так же варится пища,
Так же песни поет
Кочевая орда,
Но где раньше за нею
Росли пепелища,
Вырастают теперь
Города.
Вырастают теперь
Государства и страны.
И не надобно вспять
Возвращаться на несколько румбов
Земле.
Не седлайте земель,
Полководцы, цари и тираны,
Не седлайте земель,
Если ехать охота в седле!