Петрович

Владимир Кобец
Продолжение. Начало здесь http://www.stihi.ru/2013/06/22/869

Петрович мне запомнился больше всех остальных. Мне довелось работать с ним вместе в рыболовецкой бригаде рыбхоза им. Войкова, на КНП Керченского Института Ихтиологии. Петрович родом был из Судака, был он вдовец и к нам приехал потому, что здесь жила его дочь Наташа со своим мужем. (Почему-то всегда пишут именно так: «со своим мужем». А если с чужим?)  До этого Петрович рыбачил на Чёрном море, рыбачил с детства, ремесло знал отлично, море любил и был человеком очень интересным. Когда я с ним познакомился, ему было пятьдесят три года, как мне сейчас.
Петрович на воду ходил редко. В его обязанности входил ремонт и посадка сетей и неводов. Ставные неводы изготавливать мог только он. Дело это весьма непростое и требующее особых знаний и определённых навыков. Но всё же иногда ему приходилось подменять кого-то из «действующих» рыбаков и он, не без гордости и удовольствия, выходил на перебор сетей.
Человеком Петрович был, повторюсь, интереснейшим. Он очень много знал, имея прекрасную память и пытливый характер. Любил он несколько вещей. Водку, географию, женщин и производные от этих понятий .  Но больше всего он любил спорить. Причём, не важно, о чём. Он умел спорить о вещах, в которых был полным профаном. И нередко выходил из этих споров победителем.  Разговаривал Петрович, слегка заикаясь.
  Однажды он подменял моего напарника, и мы с ним пошли в район вылова на лодке. Пока дошли, пока стали выбивать рыбу, погода посвежела и началась небольшая болтанка. Петрович сидел на самом носу лодки, на специально укреплённом там, стульчике. Сетей было полтора километра, и мы потихоньку перегоняли их через прову (нос лодки), выбивая рыбу. Когда закончилась одна лава (десять сеток), я пошёл запускать двигатель, а Петровичу сказал, чтоб он перешёл в салон.
- Па-па поехали! – Петрович сильно заикался.Он так и остался сидеть на стульчике.
 Я, зная, что спорить с ним бесполезно, запустил мотор… И  тут! И тут надо сделать отступление. Для того чтобы не изнашивалась шпонка на винте, лодочные двигатели запускают «на скорости». То есть, лодка после запуска двигателя сразу начинает движение. Нередко при этом она делает довольно крутой вираж, если румпель не установлен прямо. Вираж сопровождается приличным креном и, если человек не ожидает, он может легко выпасть за борт. Что, собственно, и сделал Петрович. Я успел увидеть, как над его «троном» мелькнули сапоги-бродни и Петрович скрылся под водой. Я мгновенно заглушил мотор, чтобы винт не зацепил моего горе-напарника, глянул в то место за бортом,  где последний раз был Петрович и увидел, как он всплывает с широко открытыми глазами. Про винт он знал не хуже меня. С большим трудом мне удалось затащить его в лодку, после чего он, сбросив сапоги, прошлёпал босиком к своему стульчику и, усевшись на него изрёк,
- Па-па-поехали!
Спорить было бесполезно. Я запустил Вихрь и мы па-па-поехали на следующую лаву. Было лето, тепло, весело и жизнь казалась праздником.

                Белочка

На базе жила кошка. Звали кошку Белочкой. Ничего общего с этим зверьком у кошки не было, ни белой шерсти, ни пушистого хвоста, ни-че-го. Кто её так назвал – тоже было большой загадкой. То ли кто-то из рыбаков, с похмелья, вслух произнёс предполагаемый диагноз, когда впервые её увидел, то ли по скудности воображения, то ли по другой какой причине, но Белочка называлась именно так.
Время от времени Белочка приносила потомство, но оно – потомство – не приживалось как-то. Котята почему-то пропадали. Возможно, их воровали крупные альбатросы, или лисицы, великое множество которых водилось в округе. А может быть кобель Глосик – крупная овчарка – не прочь был разнообразить свой рыбный рацион. Короче, исчезновение котят всегда было покрыто  тайной.
Белочка жила в рабочем вагончике, питалась, как вы понимаете, рыбой, обязанность по ловле мелких грызунов выполняла спустя рукава и жила своей, одной ей известной жизнью. Коты её посещали крайне редко, потому, что до деревни было три километра, и была Белочка обделена их вниманием, за исключением определённых периодов. Рабочий вагончик представлял  собой помещение на колёсах, в котором хранились двигатели, орудия лова, спецодежда, инвентарь научного сотрудника, инструмент, бинокли, компасы,  запчасти и горы другого хлама, вызывающего сомнения в своей необходимости
Однажды Белочку закрыли в вагончике на сутки. Так получилось. Бедное животное искало туалет, но… Она не нашла ничего более подходящего, чем штормовка Петровича.
Наутро мы пошли на воду. Добравшись до места лова, договорились, что будем работать по очереди – сеть моя – сеть его. Я сел на прову и стал потихоньку выбирать камбалу из сетей, а Петрович заходился наводить порядок на посудине. Между делом он бубнил себе под нос о том, какие мы с Румыном (мой настоящий напарник, о котором – позже) лодыри и, что, будь он бригадиром, гнал бы он нас в три шеи, что мы совершенно «не морские люди» и, что, упади он зА борт, никто из нас ему «не бросит конца». Я не обращал на него внимания, думал о своём, пока он не ткнул мне в спину кулаком.
-Ссслышь, ччто говорю? Дохляк гддде-тто есть! Вы, (пи-пи-пи)если рррыбу кр-ррадёте, то хотя бы не забывайте еееё в ло-лодке! Во-во-вонь – дышшшать нечем!
Я тоже слышал ужасный запах из салона. Петрович заподозрил, что мы где-то в лодке спрятали рыбу от бригадира и забыли о ней. И теперь она издаёт благовония. Надо сказать, что воровство рыбы в пользу похмелья или «по просьбе трудящихся» практиковалось. Бригадир знал об этом, но каких-либо кардинальных мер по борьбе с хищениями не предпринимал. Рыбы хватало всегда. Но, как бы там ни было, я точно знал, что дохлой рыбы в лодке нет. Нет и всё! Петрович перерыл весь трюм, все бардачки и отсеки, поднимал паёлы, заглядывал во все щели и самые неожиданные места. Нет!  Нигде ничего нет! Между тем, пригрело солнышко, Петрович снял штормовку и… Он увидел, унюхал и пощупал одновременно экскременты Белочки. Они были на спинной части куртки. Причём консистенция была такая, что они держались на штормовке весьма качественно.
Петровича прорвало. Он перестал заикаться и речь его состояла из отдельных звуков, в которых преобладали «ё», «б»,»п»,»х»и ещё несколько шипящих и клацающих. Потом он стал «бекать». За всю свою морскую жизнь Петрович ни разу не блювал. Но теперь он с лихвой восполнил сей пробел в биографии и в перерывах между приступами в адрес Белочки были отпущены самые недвусмысленные эпитеты и угрозы. Тирада закончилась так:
-Утоплю сссуку!
 Но не тут-то было. Мы пришли в берег и Петрович первым делом стал искать кошку. Белочка почуяла неладное и в руки Петровичу не далась. Она избегала его несколько дней. А однажды я увидел такую картину. Петрович, сидя на стульчике около вагончика, держал на коленях Белочку, гладил её и тихонько говорил ей всякие, милые кошачьему уху, прелести...
-Хорро-шшая ко-ко-кошенька, хоррошшая… Пойдддём, я те-тебе ры-ры-рыбки да-дам...

Продолжение здесь  http://www.stihi.ru/2013/06/22/4347