Солнечным июньским утром, выйдя на многолюдную остановку общественного транспорта, я машинально взглянул под ноги и увидел надпись:
"Жди меня, и я вернусь,"
- встав, как вкопанный, я продолжил читать:
"Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня."
Осознав, что чуть было не наступил на эту надпись, я словно ощутил боль униженного народа, к которому принадлежу. Тротуар, на котором я стоял, был покрыт разнообразной рекламой: "Нотариус", "Парикмахерская", "Баня", и далее в том же духе, а стихи К. Симонова издалека выглядели неотличимо от этих объявлений
Чем руководствовались люди, разместившие, столь дорогое сердцу любого жителя России, и, может быть (еще надеюсь!), не только России, стихотворение, под ноги хмурых, часто озлобленных, погруженных в суету будней людей? Не равносильно ли это сожжению книг на площадях? Не обернется ли еще большим пренебрежением со стороны "молчаливого (а также слепого и глухого!) большинства" к поэзии, литературе, культуре в целом, истории России?
С течением лет, тревога, вызываемая подобными вопросами возрастает экспоненциально ... А что я могу? Только просить прощения и у Константина Михайловича, и у того поколения, ныне уже почти ушедшего, о страданиях и подвиге которого он писал так гениально ... Могу написать грустную эпиграмму ...
Вот стихи, (какая грусть!),
Вписаны в асфальт,
Кто не видел их, тот пусть,
Вспомнит слово "Хальт!"
Невдомек, писавшим им,
Что тупой каблук,
По словам пройдет СВЯТЫМ,
По слезам разлук!