ГЕНРИ КЕНДАЛЛ
(1839 – 1882, Австралия)
КУДЖИ*
Спойте песню мне о Куджи – Куджи в дальней белизне,
С освещёнными брегами в набегающей волне;
Там, где радости обитель, где тревожный крик зуйков
Придаёт особый пафос завыванию ветров.
Там на дне глубоких впадин, где, разломы бередя,
Цвет морской волны краснеет как стыдливое дитя;
Где на склонах каменистых зеленеет виноград,
И от солнца заслоняет непреклонных рифов ряд.
Там так часто, хмурым утром, над седым простором вод,
Изменяя прежний образ, томный лик его встаёт.
И над бременем поднявшись, тут же гаснет, упреждя
О внезапной мрачной тени и решимости дождя.
Из окна, лицом к востоку, я смотрю на буруны,
Что бегут на скалы Куджи в хлопьях снежной пелены:
Скорбным грохотам внимая – те что берег окатив,
Ёмко гроты сотрясают в час, когда настал отлив.
Как поля под паром, часто, там плывут осенней мглой,
Будто свет – воспоминанья над серебряной волной.
Юность, я, Любовь – все вместе! – Цепь иных времён и тем
Невоспетых мной когда-то сквозь вечерний отблеск стен.
Проплывают тихо, молча, – я о них давно мечтал, –
Да неужто я их помню? – Кто мне это предсказал? –
Хоть блуждает южный ветер в незапамятной тоске,
Где зима крылом белесым след оставит на листке.
Там за морем, друг мой славный, дни преследуют меня
Те, что были, но исчезли, перепутья оттеня.
Ты, кто был ко мне так добр – эту песню подхвати,
Пусть потерянные вещи вновь нам встретятся в пути.
На нас, мужеством объятых, время бременем легло, -
Но мальчишками мы станем там, где свет пал на чело.
Вновь мальчишками мы станем, вспоминая берег наш -
Там, где свет и грозы Куджи, золотой, блестящий пляж.
Нет не то чтоб утешенье не приносит бытность дней, -
Просто те былые вещи были лучше и светлей.
Мы подхватим наши песни из былых из тех времён
И, как будто вздох над морем, вместе с ними поплывём.
Не почувствовать ту свежесть, не вернуть уж тот настрой
В нашем братстве просветлённом, осеняя край родной.
Вспоминать о нём должны мы там, где ночь лежит на всём,
Где леса сулят погибель и приходят снег с дождём.
--
Куджи – пригород Сиднея (Австралия)
--
Coogee
Sing the song of wave-worn Coogee, Coogee in the distance white,
With its jags and points disrupted, gaps and fractures fringed with light;
Haunt of gledes, and restless plovers of the melancholy wail
Ever lending deeper pathos to the melancholy gale.
There, my brothers, down the fissures, chasms deep and wan and wild,
Grows the sea-bloom, one that blushes like a shrinking, fair, blind child;
And amongst the oozing forelands many a glad, green rock-vine runs,
Getting ease on earthy ledges, sheltered from December suns.
Often, when a gusty morning, rising cold and grey and strange,
Lifts its face from watery spaces, vistas full with cloudy change,
Bearing up a gloomy burden which anon begins to wane,
Fading in the sudden shadow of a dark, determined rain,
Do I seek an eastern window, so to watch the breakers beat
Round the steadfast crags of Coogee, dim with drifts of driving sleet:
Hearing hollow mournful noises sweeping down a solemn shore,
While the grim sea-caves are tideless, and the storm strives at their core.
Often when the floating vapours fill the silent autumn leas,
Dreaming mem’ries fall like moonlight over silver sleeping seas.
Youth and I and Love together! Other times and other themes
Come to me unsung, unwept for, through the faded evening gleams:
Come to me and touch me mutely — I that looked and longed so well,
Shall I look and yet forget them? — who may know or who foretell?
Though the southern wind roams, shadowed with its immemorial grief,
Where the frosty wings of Winter leave their whiteness on the leaf.
Friend of mine beyond the waters, here and here these perished days
Haunt me with their sweet dead faces and their old divided ways.
You that helped and you that loved me, take this song, and when you read,
Let the lost things come about you, set your thoughts and hear and heed.
Time has laid his burden on us — we who wear our manhood now,
We would be the boys we have been, free of heart and bright of brow —
Be the boys for just an hour, with the splendour and the speech
Of thy lights and thunders, Coogee, flying up thy gleaming beach.
Heart’s desire and heart’s division! who would come and say to me,
With the eyes of far-off friendship, “You are as you used to be”?
Something glad and good has left me here with sickening discontent,
Tired of looking, neither knowing what it was or where it went.
So it is this sight of Coogee, shining in the morning dew,
Sets me stumbling through dim summers once on fire with youth and you —
Summers pale as southern evenings when the year has lost its power
And the wasted face of April weeps above the withered flower.
Not that seasons bring no solace, not that time lacks light and rest;
But the old things were the dearest and the old loves seem the best.
We that start at songs familiar, we that tremble at a tone
Floating down the ways of music, like a sigh of sweetness flown,
We can never feel the freshness, never find again the mood
Left among fair-featured places, brightened of our brotherhood.
This and this we have to think of when the night is over all,
And the woods begin to perish and the rains begin to fall
==