Раз в раю, на лавочке из пуха, три жильца о прошлом вспоминали.
Поносили жизнь свою святую, дни, что пронеслись без интересу.
Рассказал один, кусая губы, как боялся приближаться к девкам.
Лучше б изнасильничал он девок - были б девки, как одна, святые,
потому что как бы пострадали. А ему бы было что припомнить,
чем утешиться в геенном пекле.
А другой работал дни и ночи, колотил, пилил, рубил, ишачил.
Знал, что божий свет в конце тоннеля, только в темноте не видел тропки,
так на пятачке и копошился. Все вокруг себя объел до травки,
а с нектара здесь воротит душу.
Третий же признался, что лопух был. Подставлял и щёку всем, и душу.
Надували лоха, нагревали, ездили на нем и измывались,
ну, а он сносил все это свято, даже никому не дал по шее.
А теперь и дал бы с наслажденьем, но рука бесплотная такая.
И в оцепененьи райской жизни захотелось им греха и блуда.
Стали задевать девиц лилейных, отнимать у всех нектар и манну,
совершать приколы и подначки, даже шлепать девок принимались.
Шлепают, а тЕла будто нету, пальцы их без пользы пролетают.
Барышни, как облако прозрачны, нечего у них пощупать даже,
а на фрукты нету аппетита. И хитрить без выгоды противно.
Лишь один, кто на земле ишачил, продолжал по-райски расслабляться.
Но теперь из принципа динамил, только стало это жутко скучно.
Господа, пока еще не поздно, в радости грешите, хоть немножко.
Впрочем, мне ль учить вас! Нету смысла! Трое те последними ведь были -
больше в рай святых не поступало.