В этот дождь
я, как никогда,
почувствовала себя
одинокой.
Как в тот самый день,
когда на твоей подушке
остался мой,
оброненный временем,
локон,
О котором ты
потом писал, под утро,
сидя у раскрытого окна,
глядя на начинавшийся дождь
и считая минуты…
Промокнув до нитки
и ступая, как кошка,
по клубящейся пене луж,
я не боялась простуды.
Плыла, как корабль,
рассекающий горизонт
на две половины сини –
небо и море, -
как мираж, не зная, куда, откуда…
За стеклом
расстилались просторы:
Немые, как старый фильм,
легкие, как пепел воспоминаний…
Помнишь, как, в предчувствии сентября,
шумела липа
за твоим окном?
Это был шторм
наших с тобою несбывшихся
лет.
Это было желтое море,
в котором я не боялась утонуть.
Это был вспыхнувший костер
под моими ногами,
по которому я тихо бежала
к тебе,
и мои следы утопали в листьях...
А где-то далеко-далеко
бежали круги по воде,
хлопали крыльями в камышах
сонные утки,
и солнце расстилало бархат
по уснувшим полям и озерам.
Мы вдвоем считали минуты.
Ты возвращал меня
в детство,
где облака
обволакивают ладони,
где сентябрьские сумерки
пахнут травой и морем.
где небо трепещет
в последних объятиях лета,
где лоскутки тишины
сшивает ночь
пением сверчков,
прячущихся в лабиринтах
тени…
И дождь делает нас
одинокими
и заставляет смотреть в небо,
и приближает друг к другу –
локоном на подушке, –
оставляя на память
капли на пальцах и на губах.