Баян

Татьяна Орбатова
Гроза надвигалась медленно, издалека примеряясь к противнику. Город, привыкший к воинственным стихиям, не обращал на неё внимания, но люди, недавно пережившие ураган, настороженно поглядывали на небо.
 
Лида сидела на диване перед ноутбуком, пытаясь написать историю, услышанную во сне.

"Кажется, он провёл всю жизнь возле компьютера, называя это работой. Когда-то он заснул, под шум дождя, похожий на белый шум. Во сне он продолжал работать, а дождь – идти. Между ними не было никакой связи, несмотря на их общую привычку продолжаться. Но тут он услышал голос слепого музыканта и ...".

– И что? О чём рассказ? – она пыталась домыслить сюжет, рассматривая тучу, нависшую над городом, но вспомнила события вчерашнего дня, показавшиеся странными. Вчера солнце включилось быстро, словно на поражение. Сидеть бы целый день под кондиционером, но надо идти на встречу с заказчиком. Лида выглянула в окно, чтобы понять, все ли уже в аду, и вдруг услышала громкий голос: "Отдайте баян, дурачьё!". Удивительно, вокруг никого не было. Она ещё раз выглянула в окно – никого, ни с баяном, ни с балалайкой. Вздохнув от понимания неизбежной прогулки по адской жаре, Лида принялась собираться, а через полчаса была далеко от дома. Возле офиса заказчика она постаралась абстрагироваться от невыносимой духоты, мечтая о скором дожде, и вдруг услышала виртуозную игру на баяне. Это был пожилой, аккуратно одетый мужчина. Люди улыбались ему, спрашивали, где его шляпа, чтобы бросить деньги. "Со шляпой каждый дурак – баянист", – отвечал он, залихватски растягивая меха баяна. Вечером позвонил приятель и первое, что он сказал: "Я только что пришёл из УТОСа, отнёс туда свой баян. Пусть слепые играют…"

Лида отложила ноутбук, с удивлением рассматривая какое-то насекомое, кружившееся над ней. Оно быстро спускалось по воздушной спирали вниз, пока не упало на диван.
– Божья коровка? Но как она тут...
Лида посадила её на палец и подошла к окну. Она протянула руку, чтобы под ритуальную песенку "Божья коровка, полети на небко…" отпустить беднягу восвояси, но большая, тяжёлая капля, ударив по пальцу, сбила насекомое вниз. Где-то совсем близко сверкнула молния и почти сразу послышался рокот грома. Хлынул ливень. Люди бежали, прикрывая головы сумками и пакетами, две большие собаки жались друг к другу, утрачивая свою лохматость под дождём. Она спокойно смотрела в окно, вспоминая услышанное во сне.

"...Они никогда не встречались, даже когда жили вместе. Между ними не было никакой связи. Он всегда работал, думая, что просыпается во время дождя. А она рассказывала ему обо всём, что парило и пульсировало в мечтах, о том, что наполняло межмысленное пространство и свело секундные стрелки к началу их игры. Она говорила обо всём, чем обладали они до самого первого желания – обладать. Иногда её время шло наоборот, и тогда дождь неизменно пел под аккомпанемент слепого баяниста: "Есть родная душа, а есть отдушина. Родная душа всегда слышит тебя, потому что знает всё о мысли, из которой вы вместе вышли, а отдушина – всего лишь уютное дно для потерявшейся рыбки…""