Третьего июня 2013 года великому математику, мыслителю, правозащитнику и выдающемуся публицисту, академику И.Р. Шафаревичу исполнилось 90 лет. Радуюсь и счастлив тем, что мне как журналисту довелось встречаться и беседовать с этим удивительным (в своей простоте общения) человеком. Стыжусь и печалуюсь, что беседу так и не удалось напечатать. Впрочем, расскажу по порядку.
3 июня 1993 года я позвонил Игорю Ростиславовичу, поздравил его с 70-летием, от себя и журнала «Культурно-просветительная работа» («Встреча»), в редакции которого тогда работал, и попросил встретиться (когда ему будет удобно) со мною для беседы.
– Завтра Вас устроит? – спросил Игорь Ростиславович.
– Вполне! – ответил я, хотя и не рассчитывал на столь скорое развитие событий.
Пришлось менять планы на завтра – встреча с таким человеком, конечно же, была важнее.
В условленное время я переступил порог квартиры академика на Ленинском проспекте. Беседа длилась довольно долго (распечатка магнитофонной записи заняла 40 страниц машинописного текста!). Аккурат к её завершению приехал поздравить новорожденного Александр Иванович Казинцев, заместитель главного редактора «Нашего современника». Игорь Ростиславович пригласил нас испить чаю с тортом. Подробности разговора за чаем, к сожалению, забыл. Помнится только, что, кроме всего прочего, говорили о Приднестровье и об особом – союзном статусе Севастополя. Игорь Ростиславович показывал нам также солидную книгу «Лик православия», подаренную ему Василием Ивановичем Беловым. Через несколько дней, созвонившись с собеседником (легко был доступен!), я привёз ему, подготовленный для публикации, текст беседы. Он быстро его прочёл, сделав незначительные, можно сказать, ничтожные поправки. После чего мы тепло распрощались.
По редакционному плану, беседу должны были опубликовать в октябрьском выпуске журнала. Прошло лето, наступил сентябрь… Уже я вычитал вёрстку беседы, как разразились трагические события начала октября. Во исполнение указа Президента Б.Н. Ельцина №1400 "О поэтапной конституционной реформе в РФ", предварившего расстрел парламента и арест депутатов, укрывавшихся в «Белом доме», власти закрыли оппозиционную газету «День». Она находилась в здании «Литературной России» на Цветном бульваре. Знакомые журналисты этого еженедельника приходили к нам в Крапивинский переулок и рассказывали о погроме, который был учинён у них в редакции молодыми «ельцинистами», прикрываемыми милицией. Вот тогда и собрал нас, «офицеров» редакции, главный редактор В.Я. Ермолаев, чтобы обсудить единственный вопрос: как быть с предстоящей публикацией беседы?
– Вы все, надеюсь, хорошо понимаете, – сказал он, – что после того, как журнал её напечатает, он тотчас попадёт в разряд оппозиционных изданий. Закрыть нас не закроют – журнал учреждён Министерством культуры – а нервы потреплют основательно! Кому-то, возможно, придётся поплатиться своею должностью, – шеф выразительно взглянул на меня и продолжил, – так что, уважаемый ответственный секретарь, срочно звоните в типографию и узнайте, успеваем ли мы заменить материал. Даже если журнал запустили в печать, будем думать, как спасаться.
Оказалось, что нет, не запустили, и я без каких-либо препон заменил беседу на какой-то спокойный «просветительский» очерк. Позвонил Игорю Ростиславовичу, чтобы рассказать о случившемся. К телефону подошла Нина Ивановна, его жена, и на мою просьбу позвать Игоря Ростиславовича ответила:
– Его нет в городе, и когда вернётся, сказать не могу.
Вот, пожалуй, и вся печальная история. Впрочем, нет – не вся! Экземпляр вёрстки беседы передал Александру Казинцеву, договорившись с ним, что он при случае передаст её Игорю Ростиславовичу и пояснит, почему её не напечатали. А года три спустя, я повстречал Игоря Ростиславовича в Славянском центре (в Черниговском переулке). Я отозвал его в сторонку и рассказал, как изъял из типографии нашу с ним беседу. Помнится, я так разволновался (да и стыдно было!), что Игорь Ростиславович, по своей деликатности, стал меня утешать:
– Ну, что Вы так близко принимаете к сердцу! – говорил он, улыбаясь. – Мне всё понятно и я Вас ничуть не осуждаю.
Грустный в душе осадок всё же остался. С годами «совестная язва» затянулась и даже не всплывала в памяти. Но вот сейчас снова всё остро вспомнилось – и явилась «спасительная» мысль: а что мне мешает опубликовать эту беседу в Стихире? Беседы с людьми такого высокого ранга, как однажды здесь уже говорил, не устаревают.
Продолжение см. http://www.stihi.ru/2013/07/05/6872