Мы настроили зной на своих приемниках,
Лежали на траве, читали книгу вверх тормашками.
Я обещала выучить всю историю искусства до вторника,
Ты иронично посмеивался над моими замашками.
Этим летом даже вечера были сурово-жаркими,
Мы от бессилия друг другу мозги высушивали,
Одновременно будучи зернами и кофеварками,
Отстаивали право быть змеями воздушными.
А потом был дождь. Да что нам этот дождь,
Когда капли его испаряются в воздухе.
Я предложила тебе морально помочь,
Ты смотрел с одурением, как Ван Гог на подсолнухи.
Ради интереса мы ходили на тренинги,
Изучали эзотерику, практиковали тантру.
Когда ты ушел, ты забыл у меня треники,
И знаковую книжку про Афины и Спарту.
Сначала дня три я грызть локти пыталась,
Письма писала, отправляла их Почтой России,
Начались дожди, я расценила это как жалость,
Я затыкала уши, чтоб не слышать, как они моросили.
Письма, как обычно, без вести пропадали,
Я решила умереть, искала для этого поводы.
Считала себя уязвленной простреленной дощечкой из стали,
Каждую ночь напивалась, устраивая себе проводы.
Я перестала избегать моментов одиночества,
Я разговаривала с птицами, писала луговые пейзажи,
Я осознала, что больше ничего так сильно не хочется,
Как оттереть от пальцев после рисования сажу.
Потом осень, заботы, дела, прохлада,
Перчатки, зонты и брюки с рубашками,
Ты стоял на Щелковской, в дверях подземного ада:
Ты пришел, чтоб почитать мне книгу вверх тормашками.