Я воздымаюсь над неизбежным, я вдыхаю пары твоей нежности. Поднимая твое тело над собой, я вижу, как просвечивает твоя бледная кожа, открывая твои незащищенные органы. Я вспоминаю наш лес, ту поляну, где мы взрастили наши деревья. Из крохотных ростков они поднялись выше неба, накрыв своими тенями весь мир. Но мир извернулся, оскалив острые зубы, со временем он превратился в неуправляемого зверя и поглотил наших детей, что мы взращивали, будучи нагими, измазанные в тепле земли. Земля же похоронила то голубое стекло, под которое ты спрятала, будучи еще ребенком - цветок ландыша, впоследствии ставшим олицетворением нашего единения. Мы были инопланетянами, встретившимися неожиданно, на чужой планете. Мы плавали в своем собственном воздухе, он был так легок и прекрасен, что мы точно знали - этот воздух Наш. Часто, сидя под кронами деревьев, ты сжимала своими тонкими, изящными пальцами ту блестящую звезду, что светила в темноте прямо над нами. Эта звезда впоследствии тоже стала нашей, как и все остальное - деревья, земля, цветы и воздух. Она следовала за нами в темноте, освещая нам путь, своим чуть видимым сиянием и храня нас с тобой. Словно ребенок, уже будучи женщиной, ты прятала свою хорошенькую голову под одеяло, страшась темноты. Ветви за твоим окном за полночь приобретали затейливые очертания, а ветер наделял эти метаморфозы способностью двигаться и рычать, делая их схожими со странными животными из давних легенд, что читала бабушка тебе в детстве. И тогда в твою дверь входил я. Ты бросалась ко мне, дрожа всем телом, сжимала меня в своих объятьях, искала своими прекрасными, ясно - синими глазами мой взгляд. Тут же, найдя в нем поддержку, ты успокаивалась и засыпала у меня в руках, спрятав лицо в ладони. Я нес тебя на кровать и тихонько гладил тебя по голове, всю ночь, и как только моя рука хоть на секунду терялась из твоих ощущений, ты беспокойно открывала глаза. Успокаивая тебя, я вновь помогал им закрыться, проводя кончиками пальцев по твоим ресницам, что чуть ощутимо подрагивали при моих прикосновениях. А за окном гулял ветер, пугая людей, показывая им оживших из сказок чудовищ и воя, пуская осенние листья в безумную гонку на пыльных улицах нашего крохотного городка. Была осень и мы были счастливы, казалось, целую вечность. Мы парили в своем мире, невидимом для других глаз, дополняя друг друга. Впервые за всю жизнь мы чувствовали себя свободными - от всего, вместе. Мы даже и представить себе не могли, что это не судьба - мы были созданы друг для друга и никак иначе. Для меня не существовало преград, ты была для меня всем миром, заключающим в себе все блага, так необходимые одинокому человеку. Я не мог позволить себе тебя потерять, словно сорвав плод или отвлекшись на Змия, в одно мгновение покинуть мой Рай, чтобы сожалеть вечность. Нет, не в этот раз, в этот раз все должно быть по другому. Я просто не мог себе этого позволить... Просто не имел права пойти наперекор судьбе... С приходом зимы мы зарывались глубоко в снежную яму, это было наше убежище. И когда первые льдинки касались кончиков твоих волос, я брал твои бледные пальчики в свои ладони и в середине скрещивания наших рук загорался огонь. Он грел нас, не обжигая, так как источником возгорания служили наши души. Твое сердце пылало - тебя выдавало твое дыхание... Так часто пар струился сквозь твои чуть приоткрытые губы, что наше и без того незащищенное убежище таяло на глазах. Потолок нашей обидели капал на наши пальцы, но наш огонь не потухал, он разгорался все больше и выше, и казалось, что его желтые языки уже облизывают кончиками небо. Даже во снах мы были одним целым -мы жили на прекрасном острове, что парил в небе, паря над разными государствами. Бывало, ты смотрела на свое отражение в океане, как в зеркало, по твоим щекам проносились стайки разноцветных рыб, а на улыбке твоей играли дельфины. Ты выглядела такой же счастливой, как и эти дельфины, а я был счастлив от того, что тебе хорошо. Я улыбался улыбкой идиота, сидя на летающем острове, свесив босые ноги и махая ими в воздухе, поглядывая на твое отражение в воде.
Нынче мне не снятся сны, нынче я утратил весь мир. Отныне, прогуливаясь во сне, я натыкаюсь лишь на надгробие, прикрывшее, словно одеждой, твое смиренное тело, лишенное души. Выходя из сна, как из под наркоза, я больше не чувствую радости пробуждения. Каждый день... Каждый чертов день я приношу ландыши на твою могилу и часами сижу у нее, перебирая пальцами землю, которая когда то была нашей. Я посадил рядом с твоим захоронением маленькое деревцо, возможно оно взрастет и станет нашим последним ребенком, ребенком, созданным посредством боли с примесью ненависти к судьбе, из за которой мы стали одним целым, будучи разделенными в этой жизни, как и в прошлых, такой незримой делемой как смерть. Сегодня был последний день, в который я принес цветы на твою могилу. Сегодня была последняя ночь, когда ты приснилась мне... В моем сне мы, стоя над пропастью, держались за руки, как когда то. Ты улыбнулась мне и когда я поднял твое хрупкое тело на руки, чтобы закружить, ты взглянула на меня, очень серьезно и чуть слышно прошептала "отпусти меня". Я пишу это письмо затем, чтобы еще раз напомнить себе, чем я когда то дышал, вспомнить вкус того воздуха, который уже не мой, уже не наш. Врятли кто нибудь сумеет прочесть эти строки, наверняка кровь зальет весь пергамент, скрыв под болью и страданиями только одно слово, которым можно дать определение всему выше сказанному, слово, не упомянутое мной не разу, а именно - "любовь".
Прости меня... Я впервые не выполню твою просьбу. Я никогда тебя не отпущу.