Как президент то ли ел, то ли спал

Жанна Дроздовская
Решил вечером как-то вечером президент поесть как человек. Не в смысле там трюфелей под пикантынм соусом или анчоусообразных с устрицами в тесте, нет. Щец захотел с потрошками навернуть да косточку мозговую обсосать. И чтоб кость эту, сахарную, руками ощутить, огладить её всю, точно девку податливую. Да заодно и мышцу в каком месте потренировать. А то в руках-то этих с ногтями полированными давно уж окромя авторучки да теннисной ракетки ничего не держалося.
Только подался с матраца вставать, как лампочка мигальная засигналила, в соседнем помещении шум поднялся: охранники бдят. «Чёрт бы их побрал!»- ругнулась про себя голова государства. И вдруг тихо сразу стало, как  в министерстве в обеденный перерыв, но запахло, как во время заседания. А в углу забешаршилось что-то.  Ну, хочь он и презедент, а и его страх забрал. Глянул он в угол, откудова шорох да запах раздавались, и узрел вовсе непотребное. На тельце мохнатом – голова, на голове – рожки. И лицо или морда даже есть. Только выражение его на личности больно на министра  внутренних дел похожее.
- Что это? Кто? Зачем?
- Если ты насчёт серного газу, то это с натуги. Причём не нарошно, а от усердия.
- А чего это ты так усердно ко мне попасть старался?
- Бес попутал. Любопытно стало: мы с тобой почитай кажный день видимся, фасадную вывеску я уж всю до чёрточки знаю. Охота оказалась тыл колупнуть.
- Вот погоди, подлец, я сейчас кнопку сигнальную нажму, мои охранники тебе враз его расколупают.
- Тискай, тискай. Только зазря напрягаться будешь: Я твоих охранников уже к своей бабушке на кулички отправил. Пусть развлекут старушку. Так что ты, мил человек, один остамшись, как Мавзолей на Красной площади.
Бросился тут президент на чёрта, чтобы бросок произвести, да в руках одна пустота осталась. А мохнатый уселся на подоконнике, хвостом, как плёткой, играет, ещё и зубы скалит:
- Чёрта ловить не мух давить. А давай-ка лучше договоримся: я тебе щей кастрюлю да косточек мозговых, да молока парного, да яиц без е-шек. Женщину натуральную, силикона и ботекса в глаза не видевшую. Да всё это в чистой деревне, где воздух свежий заместо масла аж на хлеб мазать можно.
- А я тебе душу свою бесценную?
- Да на что она мне? Я уж ей копыта итак целыми днями полирую. А ты три дня в деревне поживи да телефон отключи. Вот и делов-то.
- То есть мухи отдельно, а котлеты отдельно? Но запомни: я употребляю в пищу только отечественное, потому что иностранное мне в рот не лезет.
- Это смотря какой рот... Ну, по намёку я понял, что ты не отказываешься. Становись-ка пряменько, гляди на запад. Да глазки прикрой, чтоб ничего не видеть.
Дунул-плюнул чёрт, стукнул копытцем, и только тяжёлый дым по комнате пошёл – все сгинули. Как депиляция воском: даже заметки не осталось, что кто-то где-то был.
________________________________
Не успело солнышко золотым лучиком макушку леса поцеловать, а президент уж пальцами большую мосталыгу прямо из кастрюли тянет – как зуб из роту. Штаны да рубаха на нём – из лучшего сэконд хенда. Рядом с ним красавица, не писана не рисована: бровки домиком, губки куриной гузкой. То справа зайдёт – пылинку сдуть, то слева забежит – соринку изничтожить.
- Да ты кушай, кушай. Сил набирайси. Из мужчинского полу ты у нас теперь один на всю деревню.
- А остальные-то куда подевались?
- А кто от водки помер, кто просто не родился, а кто поумней – сбежал.
- Если мозги утекают, значит, они есть. Уже хорошо.
- Чего ж хорошего? Вы вон раньше всё в какие-то красные книжечки записывались, а теперь вас уже поимённо в одну большую «Красную книгу» вписать можно. А у нас ты теперича вроде музейного экспоната.
- То-то и я дивуюсь: тракторы не гудят, поля не колосят, детишки не кричат.
- Так это одолела нас сила чёрная, несгибучая... Ты бы знал, что у нас деется... В озерах русалки, ёлки-палки. В лесах-чащобах лешие, не конные, а пешие.  В заросших полях колоска не видать...
- Ах, ядрёна мать! Так пока я тут прохлаждаюсь, у меня черти столицу взяли!
- Да не со столицы-то, мил друг, страна начинается. С околицы. Коль она рвана да пьяна, то и в центре полно изъяна.
Вскочил тут из-за стола президент.
- Ай и врёшь же ты, красавишна! У нас бизнес процветает, культура возрастает, наука и та, как на дрожжах, растёт.
- Это мнится тебе. В полях не рожь да горох – борщевик-чертополох. Черти жгут дурман – в головах туман. А ты не в зеркала коридорные глядись, а в озёра да в высь. Пойдём-ка к Одолень-озеру. Там ты всё без прикрас и увидишь.
Ну, президенту-то ходить не привычно, да неохота перед бабой слабость свою показать. Девка впереди на пятки метры наматывает, он сзади поспешает. Дело уж к вчеру подвигается. В кустах соловей засвистал. И так, подлец, выводит, что всю президентову душу наизнанку вывернуло. Бежит президент да душу в соловьиной песне полощет.
Вот долго ли коротко, да девка до дремучего бора добежала. Лес такой президент только на картинках и видел. Сейчас на месте лесов всё больше кочки да пенёчки. А и соловей умолк, зато филин зуугукал. Президенту жарко было, но тут холодом пахнуло. Остановилась девица, обернулась к нему и говорит:
- Ты филина-то не бойся. Он, Филипп Иванович, по закону живёт – зазря человека не обидит. У нас все, от мохнатого Михаила Потапыча да скользкой Скарапеи Гадьевны, по справедливости живут. Больше, чем съедят, не хапают. Дураков не трогают. Так что не бойся. Тем более, что пришли мы уже.
Глянул президент туда, куда дева рукой показывала. И ахнул: озеро перед ним небольшое, да сразу видать – волшебное. Вода то лазуритом отливает, то вдруг бирюзой подернется, а то малахитом сблеснёт. Воздух вкруг него такой, что одеколоны заморские, нюхнув, только туалетной водой и назвать можно.
А девица уже на бережке стоит и президента пальчиком к себе подзывает: иди, дескать, не мешкай. Подошёл он к ней, она в глубь озера ему тычет. По озеру круги пошли. Волна заплескала – и враз успокоилась. Увидел президент кабинеты знакомые. А в них на столах бумаг кучи. Люди сидят в кабинетах, работают: кто пасьянс на компьютере раскладывает, кто новости читает, кто кофе пьёт. А  бумаги на подпись чертенята несут. Да ловко так. Одну за другой подсовывают. Только подписи из синих сразу красными становятся. Оглянулся президент, а дева ему и говорит:
- Этак министерства твои работают. Теперь я культуру тебе покажу.
Всколыхнулось озеро, и на нём другой рисунок обозначился. Человек какой-то с лицом смутно знакомым, только пятачок не даёт возможности эту знакомость до конца разгадать.
- Это, - шепчет девица, - министр культуры бескультурия. И вдруг замелькали картинки, забегали. Зал концертный, на сцене полуголые волчком крутятся.
- Раньше таких бы в сумасшедший дом сразу отвезли, а теперь их иконами культуры называют. Ты гляди-то, не отворачивайся.
Выставочные залы... Красные треугольники, инсталяции со всякими непотребностями...Кинофильмы: стрельба, любовь, любовь, стрельба... Когда президента уж подташнивать стало, рухнул он на бережок возле папоротника.
- Знаешь, про науку я уже и сам догадался. А делать-то что?
- Этого, мил человек, я тебе не скажу. Ну, а раз глазоньки твои раскрылись, то стало быть и утро наступило. Взмахнула девица рукой, и....
_______________________________________________________
Проснулся президент у себя на постельке. Слышно, что охранники за дверью, как тараканы, шебуршат. Одеялко синтипоновое туалетную воду испускает. Только в волосах, невесть откуда, сосновая иголка запуталась. Или приснилась? Или ночью ветром её в окошко занесло да охранники пропустили? Кто знает?