Я вернулся домой после долгого отсутствия и сразу же сел за свой письменный стол: необходимо было разобрать письма, которые накопились за это время. Рекламные проспекты и бесплатные газеты нашли своё место в корзине для бумаг, письма от партнёров я положил стопкой на край стола (предстояло уделить им внимание позже, тем же вечером), пара поздравительных открыток от друзей нашла приют на книжной полке. Так передо мной остался один, последний, конверт. Вскрыв его, я обнаружил несколько фотографий от дальних родственников: вот они на Чёрном море, вот они всей семьёй на кухне готовят пирожные с желе, вот они идут в супермаркет, стоят у большого муравейника на опушке леса, веселятся в гуще сельского праздника, а вот они на своей даче, расположенной на берегу лесного озера.
Я был у них в гостях в том домике на озёрном берегу, было это пятнадцать лет назад. Меня удивило тогда, насколько внутреннее убранство дома похоже на ту обстановку, которая была в деревенской избе моей бабушки – те детские годы в деревне я и сейчас вспоминаю очень ярко.
Глядя на фотографию домика у озера, я машинально приоткрыл верхний ящичек письменного стола и краем глаза заметил оставленные мною вещи: старые бумаги, какие-то утратившие ценность документы, чьи-то письма, вырезки из газет, некогда дорогие моему сердцу. Сбоку пристроились коробочки с балтийским жемчугом, тропическими ракушками, необычными перьями и старыми европейскими монетами – скромные коллекции, собранные ещё в детстве и бессрочно оставленные нетронутыми в ящике стола. Много ещё скопилось всяких невыразительных предметов по краям: скрепки, булавки, записки на обрывках тетрадных листов...
И я подумал: что' если вещи, надолго оставленные нами, те вещи, которые мы бросили и о которых забыли, продолжают жить своей собственной жизнью? Забытые вещи теряют то значение, которое придавали им их неверные владельцы, но приобретают собственную, действительную, подлинную ценность. Скорее всего, со временем они даже начинают сознавать свою уникальность – и кто знает, через какие дебри отчаяния и отчуждения они перед этим проходят... Итогом этого долгого процесса самопостижения и самосознания является установление новых связей и отношений между вещами; они приобретают новый функционал, их душа обновлена, их сознание закалено. И они безвозвратно потеряны для прежних владельцев: слишком долгое время и слишком кардинально проходили изменения.
Кто знает (думал я, задвигая ящик стола), может быть, забытые вещи, при том что обладают собственными сознанием и волей, являются частью какого-то более крупного и менее постижимого организма, чьё собственное сознание возможно лишь благодаря отдалению и забвению? И тогда, скорее всего, это странное существо представляет угрозу для легкомысленных и ветреных владельцев брошенных вещей.
____
Картина на иллюстрации: Сальвадор Дали. Осенний каннибализм. 1936. Холст, масло, 65х65,2 см. Галерея Тейт, Лондон.