В небе мельтешили птицы. На земле, поднимая шум и пыль, суетились люди. Насупившиеся тучи утюжили крыши домов. Солнце было не в настроении и покрылось нервными пятнами.
Сергей Константинович - в цейтноте, накопились дела. И надо было их разгребать. Но вместо этого он умудрился выпасть из временного потока. И, пребывая в ничегонеделании, брел по тротуару одной из улочек Замоскворечья.
- Сергей! Сережа, - услышал он позади себя женский голос. Обернулся. Не его. Молодая женщина, похожая на Боттичелльевскую Афродиту, только в одеждах, звала парня, перебегающего улицу.
Сергей Константинович отвернулся и пошел своей дорогой, подумав при этом: почему же Она почти никогда не звала его по имени?
Когда-то он задал ей этот вопрос. "Тебя есть кому звать", - бросила Она в ответ.
Задумавшись, зашел в лужу, оставшуюся после ночного дождя. В мелкой ряби отражались - небо, тучи, и золоченый крест. Сергей Константинович, подняв глаза, увидел - чугунную решетку, белые стены, стрельчатые окна, шатер колокольни, гроздь синих маковок в желтых звездочках, увенчанных золотыми крестами, проталину в тучах голубого неба, в которую окуналась стая голубей.
Не успев оценить увиденное, ощутил легкий шлепок на плече. Коснулся рукой, посмотрел на пальцы и полез в сумку за салфеткой.
Радостные птицы, устремляясь в выси, сбрасывали лишнее, выражая свое пренебрежение к земной повседневности. Утеревшись, Сергей Константинович в пару прыжков преодолел лужу и вспомнил где-то прочитанные строчки:... плещутся голуби
И гадят на серые будни,
Попав на меня.
Но я на них не в обиде.
С меня не убудет.
А будет лишь повод
Почаще смотреть в небеса.
Поправив рубашку, выбившуюся из-под пояса, он решил зайти в церковь, рядом с которой оказался.
Отбеленный храм, простоявший не одну сотню лет, заметно врос в землю, несмотря на явную нацеленность в небо. Изнутри он был стянут крест-накрест железными прутами. На почерневших от жирной сажи иконах жили Святые. Они то улыбались, то хмурили брови. Наверное, в зависимости от колебаний огоньков свечей, а может и по иным причинам, кто знает?
Шла служба. Прихожан было под сотню. Батюшка уверенно вел службу к концу. Издалека был благостен. При приближении - аскетичен, тверд и суров. Такие как он всякий раз идут на службу, как на бой. Осеняя крестом, словно отбивался от невидимого меча врага Господня.
Убежденность в правом деле, наличие силы принесло ему определенную популярность.
Сергея Константиновича же подобная позиция несколько смущала, да, и чего греха таить, несколько раздражала. Может быть он, будучи не всегда морально устойчивым, часто находил себе прощение, объясняя все неоднозначностью и сложностью мира.
Верил ли он в Бога? Да, верил. Боялся ли он Бога? Нет, не боялся.
Он боялся обидеть или чем-нибудь расстроить любимых и близких. И… обижал и расстраивал. Он боялся, что так и не узнает, кто он сам. И до сих пор не знает, кто он. А то, что он узнавал о себе, только расширяло круг вопросов настолько, что даже не хотелось на них отвечать. Чего он еще боялся? С детства он боялся, что когда придет время совершить какой-нибудь поступок, он будет не готов. К примеру, помешает натертая мозоль на пятке или хуже того - проблемы с желудком. А еще он боялся, вдруг умрет, а дома и на работе в его вещах бардак. Боялся, что окружающие узнают, что он совсем не такой, каким себя выдает.
Сквозь стрельчатые оконца из-под самого купола пробился солнечный луч и добавил тепла суровому храму. Глаза прихожан и настоятеля смягчились. Сергею Константиновичу показалось, что лица всех стали похожи на лица участников и зрителей концерта авторской песни. Поставив несколько свечек и подав записочки, перекрестившись, вышел.
Моросил дождь. Было спокойно. Дошел до Третьяковки. Посмотрел афиши. Людей почти не было. Лаврушенский переулок - мокрый, пустынный - меланхолически улыбался, приглашая пройтись по нему. В метрах ста пятидесяти играл уличный музыкант. Небольшого росточка, круглолицый, в белой кепочке с черным лаковым козырьком. Он не прятался от дождя под зонтом, воткнутым в треногу, а ходил рядом. Ходил и играл.
Звуки флейты удивительно вплетались в нити дождя. Мелодия отражалась на залитой водой терракотовой плитке и, извиваясь плющом, обвивала отражение чугунной ограды.
Музыкант играл для себя, для Сергея Константиновича и играл для Бога. Вокруг больше никого не было.
Минут через пять из подъехавшего автобуса шумно, горохом высыпались китайские туристы.
Бог встал со скамейки, пожал руку флейтисту и растворился в зелени каштанов. Сергей постоял мгновение, собрал всю мелочь, выложил ее в футляр из-под флейты, лежащий под зонтом, и пошел. Пошел жить дальше.