Мне хватит строк ещё на целый век,
шепчу себе садясь за писанины...
Остался в прошлом странный человек
в зелёных, словно лето, мокасинах,
остался в прошлом странный новый год,
Аэрофлот, стремящийся на Запад
от запада Москвы, где переход
метро хранит её парфюма запах...
Но путаницы дабы избежать,
хотя бы на какое-то мгновенье,
я вынужден по новой раздавать
своим героям по местоименью...
Задача выполнимая легко,
коль до главы текущей автор дожил,
ОН назову героя я того,
того, который выглядел моложе...
А та, что выходила на балкон,
ОНА зовётся, ровно как и прежде...
Вот наконец-то есть Она и Он,
и автора нельзя назвать невежей,
за то, что мысли закрутил в спираль,
запутав всех историей нелепой,
когда сюжет поэмы выбирал
о том, что будет автор ведал слепо...
Он уходил, небрежно дверь рукой
прихлопнув напоследок, не прощаясь, -
по выходным ночует у другой,
своё либидо ловко укрощая,
со взглядом равнодушным и пустым -
так дрессировщик укрощает тигра;
а у подъезда сонные кусты
едва мелькали, точно строчки в титрах.
Он не носил ни строгих пиджаков,
ни белоснежных глаженных рубашек.
Он был затворник будничных оков,
из касты тех, кто что-то пьёт из фляжек.
Он повторять любил "всё это - ноль",
открыв бутылку рома или виски, -
и в том, и в том в составе ETHANOL,
как некий вызов выучить латинский.
А та другая - юная ещё,
не склонная к покупкам ширпотреба.
Он стал её душе больной врачом
в сезон, когда дожди роняло небо.
И завертелось как-то, понеслось,
ну что с того, подумаешь, женатый!
Подруги убеждали: "Сдался, брось!"
На что она: "вот этих слов не надо!"
Проходят дни за днями чередой.
Он календарь покорно утоньшая,
по выходным ночует у другой,
своё либидо ловко укрощая.
Она всё так же курит и порой
ласкает взглядом дом соседней крыши.
А что, друзья, касается другой,
то тут запас словарный мой превышен.
Как тень бросает африканский слон,
так почему-то бестолково липнет
параболой, бегущей на излом,
в конце строки: жизнь - параллелепипед.