Елена Николаевна Орлова.
Родилась 3 декабря в г.Лыткарино Мос. обл.
Псевдоним: Шадароба.
# <...> Стихи, как мне показалось, занимают тут второстепенное значение и основная цель народа - поругаться и передать друг другу приветы. Хотя газета симпатичная и милая (наверно симпатичнее всех малотиражек, которые у меня есть). Она производит живое впечатление и во многом обязана этим рукописному шрифту. Кстати, Скифъ, как ты ухитряешься так мелко писать<...>
<...> Любимый поэт - Н.Гумилёв. Любимый писатель - Э.Бронте ("Грозовой перевал"), также Густав Майринк ("Ангел западного окна", "Голем"), М.Булгаков. Хобби - English.<...> Знаешь, зачем я получаю "Рыж"? Чтобы стихи читать. Утомляет остальное (то, что не стихи).<...> Кстати, вопрос на засыпку: ты ощущаешь разницу между твоим "В набат!" и "Ведь и Христос сдох от папирос" Птеродактиля в "Рыж"-36?<...>
<...> Знаешь, вроде бы всё ты правильно написал о том, что никого не надо отталкивать и все, конечно, имеют право на место под солнцем. Но, но... знаешь, это ж не моё только мнение, что "Рыж" переполнен пошлостью.<...> Прививать же, как ты пишешь, чувство прекрасного я никому не собираюсь. Педагог из меня не получился (неоконченное педучилище), а потом, ежели человеку не стыдно подписываться под матом, что ему можно такого прекрасного привить?<...>
<...> Поэзию твою я назвала лучшей в самиздате далеко не в шутку. И почему ты свои стихи так низко ценишь, что хочешь их в кавычки поставить? Если тебе неудобно быть одним лучшим, то я могу ещё одного назвать. Это Виталий Ключанский.<...> У него есть потрясающие вещи. Знаешь, удивительно, но похвалить хорошего поэта, значит его почти что оскорбить. Если не обругает, то уж постарается разуверить тебя в своей талантливости. Так у меня с Ключанским получилось.<...> Кстати, о твоих стихах: про "единственную Еву Цвета" это ты сам придумал фамилию так трактовать?<...>
<...> А не принимать пожертвования от дам, это дискриминация по половому признаку. Средневековый пережиток. Так что, Вы, господин хороший, никакой не эксцентрик, а обыкновенный старозаветный таракан.<...> В твоём проекте можешь, конечно, использовать и мои стихи. Но мне-то уж полагается тоже пококетничать. Т.ч. денег за это дело я платить не собираюсь. Прости уж: баба - она и в Африке не спонсор. А наука - дело обоюдное.<...>
<...> Думал-думал Скифъ, сообщать ли ему, что он не обиделся, и решил всё-таки сообщить: нет, не обиделся, нет, нет и нет. Как в старом еврейском анекдоте: вертится Мойша в кровати, уснуть не может<...> Да и мужчин я больше не обижаю. У меня через энто дело и так нос греческий. Не хочу, чтобы ещё какая-нибудь часть тела перестала напоминать меня. Хватит с меня пластического мордобоя!<...>
<...> Sl.Mad погрела сердце своими рисунками. Я по ним скучала.<...> А РЫЖЪ стал где-то лучше, где-то смахнул на ФЛЕНОМЭ.<...> И не завидуй моей улице Набережной<...> Москва-река через нашу Набережную протекает уже после того, как в неё облегчится вся столица. Соответственно запахи и общий вид.<...>
/Елена Орлова из Лыткарино - П.Слатвинскому в Омск/
1. ТОСТ
Горькая прелесть есть в чаше отравы:
Вылить иль выпить - кому что дано.
Сок золотистый, напиток кровавый -
Каждый своё пригубляет вино.
Лаской иль страхом вершит своё дело,
Муки скрывая, желанья круша,
И на воротах, помеченных мелом,
Всадит ли в крест острый коготь ножа?..
Не упрекай чашу, полную влагой.
Что ей, бесстрастной как добрый палач?
Всё почернеет сожжённой бумагой,
Жалобным свитком сплошных неудач.
Взор растревожив мучительно больно,
В мертвенный дом по златому лучу
Глупый ребёнок войдёт своевольно,
Вытянет пальчик и скажет: - Хочу! -
Чаши заветной сильно притяженье.
Сколько б усталых не скрыли пески,
Чей-то уход - это чьё-то рожденье
К юдоли вечной тоски...
Определённо, нам всё это ясно.
Выпьем же разные чаши свои,
Чтоб хоть на миг жизнь блеснула прекрасной
Сказкой добра и любви!
2. ***
Когда оттуда
ринутся лучи...
/А.Блок/
Лучи Оттуда ринутся аль нет?
Судьба моя - Разруха ибн Досада.
Я не узрел ещё Оттуда свет,
А здесь уж сердцу ничего не надо.
Осталось глупым с детскою мечтой
(Не дети ль отрывают мухам крылья?),
Мерцает где-то призрак золотой,
Не бродит - еле тащится в уныньи.
Под кожей раскрошились злые льды,
И не найти совсем к тебе дороги.
Но я впивал заклание звезды,
С вершины я смотрел, где жили боги.
3. ОСКАР УАЙЛЬД
Природа скуповата на морозы,
Как будто ей урезали бюджет,
И всё короче день, длиннее дозы,
И меньше неисписанных манжет.
Зелёный попугай кивает в клетке;
И, в сговоре с безликим домовым,
Он утащил твой локон из салфетки,
Он хохотал над локоном твоим!
Прижал его к насесту лапой красной
И нерадивой пряхой дёргал нить.
Ты золотой, ты ласковый, ты ясный.
Уехал ты. Мне некого любить.
Природа скуповата на причастья
Для падших, но не ангелов уже.
Но как же высоко назначен пасть я,
Чтоб догореть на верхнем этаже?!
Чтоб дух мой, расцарапав крышу мира,
Забыл в тот миг мансарду бытия.
И домовой остался без квартиры.
И попугая пропили друзья.
4. ***
Под окном открыли магазин.
Пьяницы свистят своим подругам.
Запахи одни: табак, бензин -
Сквозняками носятся по кругу.
Нет покоя местным мужикам.
И текут волнами быстрой речки,
Нехотя бросая берегам
Разные красивые словечки.
Ну, а я хочу под окна сад.
С розами. И чтоб ни сном, ни духом
Никого б в нём не увидел взгляд,
Никого б не услыхало ухо.
Жаль, но нету у меня ружья.
Сделала б я брешей в ихнем роде...
А из пьяниц уважаю я
Одного Высоцкого Володю.
5. ПИКОВАЯ ДАМА
Я угощу горячим шоколадом
Вас, вздорный, эксцентрический брюнет.
Желтеют паруса над Петроградом.
Я старая. А вам и дела нет.
Оттенки кружев осторожно лягут
На краешке ломберного стола.
Я разморожу триста граммов ягод.
Их не для вас я, каюсь, берегла.
Ваш прадед был знаком с императрицей.
Я перебила мейсенский фарфор.
Но я прошу вас всё-таки побриться,
Когда вот так вы смотрите в упор.
Вы, дерзкого не потупляя взгляда,
Мне на запястье давите браслет
И шепчете... О, Боже, вот досада!
Я на ухо туга уж много лет.
Признания погромче повторите,
Как любите, как я вам дорога!..
И вдруг я услыхала, вы кричите:
- Гони три карты, старая карга!..
6. Я МЕЧТАЮ О СОБАКЕ
Уж скоро седина побьёт виски;
Мне двадцать пять. Я не встреваю в драки.
Но в час, когда сожмут тиски тоски,
Я, как и прежде, грежу о собаке.
Я знаю, что зверьё глядит нам в рот:
Кормить не будешь - убежит скитаться.
Но почему-то мой ангорский кот,
Хоть вечно зол, но предпочёл остаться.
И тараканы, сколько их не бей,
Хоть шлёпанцем, хоть тряпкой, хоть газетой,
Ночами аккуратно из щелей
Сползаются на мой диван прогретый.
Расхристанный, похожий на ЗэКа,
Воробушек чиликает у рамы.
На стёклах его белые "ка-ка" -
Как буквы бесконечной телеграммы.
Цветы в горшках - хрущёвка для корней -
Полуживые, радуют цветеньем.
Они не воздух - душу чистят мне
И ждут поливки, как благословенья.
Уж скоро ревматизмы, геморрой...
Мне... Впрочем, о годах давай не будем.
Но почему - ни вечно, ни порой,
Ни изредка - совсем не тянет к людям?
7. ИСКУШЁННОСТЬ
Всё ближе искристое жало
Не искушений грозовых,
Не соблазняющего пала -
Горенья радостей живых.
Но сквозь мечтательную сонность,
Что нам надеждою дана,
Уже змеится искушённость,
Как весть совсем иного сна.
Привычки ядом страсть потушит
И равнодушьем страх убьёт,
Мумифицированным душам
Гнездо прогорклое совьёт.
Дремать, согнувшись, в позе плода,
Плодить в глазницах пауков
И истончаться год от года
В кольце чешуйчатых веков.
Лелеять заповедь законом:
"Всё было. Было, да прошло".
И притворяться искушённым
Лишь самому себе назло.
8. ***
Не банально под камнем брусчатки
Отыскать золотое кольцо,
Натянуть кружевные перчатки
И вуаль опустить на лицо.
Не банально стоять на перроне
У китового уса в плену,
В равнодушно чернеющей кроне
Ненавидя тупую луну.
Лакированным рыльцем ботинка
Невзначай ткнуться в бок пустоты
И разбрызнуться алою льдинкой
На прямые стальные жгуты.
Но, о Боже, избавь от позора! -
Имут мёртвые сраму сполна -
В размозжённом зрачке светофора
Прочитать: "Ах, как это бана..."
9. ИЗ ГУМИЛЁВА
I.
***
Нас было пять,
Мы были капитаны...
/Н.Гумилёв/
Нас было дюжин пять.
Мы все поэты были,
Великодушной Музы хомуты.
Мы, не сказать, чтоб к славе гладко плыли,
Скорей - барахтались как мокрые коты.
И тиражи с громадными нулями
Нас не манили (разве иногда).
Нам нравилось, как весело гуляли
По нам комолых критиков стада.
Редакторов пленять не научился
Ни мутный взор наш, ни туманный стих.
И после смерти наши привиденья
Собрали все свои стихотворенья
И бесам на растопку сдали их.
Костёрчик дюже славный получился!
II.
СКАЗКА О КОРОЛЯХ
Мы прекрасны и могучи,
Молодые короли.
Мы заманиваем тучи
В пасть зевающей земли.
Наши медные короны
О семнадцати зубцах
Золотые вражьи троны
Разбазаривают в прах.
Наши скипетры не палки
Под алмазной кожурой,
А мечи, в кровавой свалке
Обручённые с зарёй.
Наши кони - мрака глыбы
Над искрящейся водой,
Ископаемые рыбы
С костяною головой.
Наши нежные подруги
В белых башнях слёз не льют,
А сгибая лук упругий
Нам привет пернатый шлют.
Нам фанфары полнят штормы,
А не лёгкие рабов.
Знамя наше - полог чёрный
Удушающих дымов.
Нет нам ровни, нет нам страха
И на нас управы нет.
Нам смешна любая плаха,
Сладок яд и ржав стилет.
Мы, вдевая ногу в стремя,
Гоним к пропасти судьбу,
И смирит нас только время
В кристаллическом гробу.
10. ***
Ругать сатиру - много смелости не надо:
Она и неумна, и толстозада,
И лирика ей вовсе не сестра,
И ода с ней не села б даже сра...
Гм!.. Да... Ну, в общем, напишу-ка я о розах,
Что сердце оставляют при занозах,
Что радостей тактильных не сулят
И лепестками в комнате сорят.
О соловьях, что щёлкают на ветках,
Мешая людям спать в бетонных клетках,
Свой серый стан средь листьев раскрыля,
Невзрачный, как засохшая сопля.
И о любви, которую видали
Проездом на Саратовском вокзале.
С тех пор сатиры пишет на неё
Завистливое пёрышко моё.
11. СОВЫ
посвящается ЦЕРЕ
В башне за старинными часами,
Под щербатым скатом черепиц,
Странными хохочут голосами
Птицы... Ну, кому же, кроме птиц?
Мглистый вечер в город прокрадётся,
К горлу подступая тошнотой -
Вторит им в заброшенном колодце
Чей-то стон, протяжный и пустой.
В ночь, когда разветренною гривой
Буря задевает за коньки, -
От крыльца, заросшего крапивой,
Сипло подвывают сквозняки.
А потянет месяц-паралитик
Невод звёзд из чёрной глубины -
Глядь, тупик дрожащей тенью вытек
И согнулся злобно у стены.
Лик клочками пыльными закутан;
В них ещё толпятся пауки,
Оплетая мертвенные звуки
В сеть мизантропической тоски.
За спиной искрит вспотевший камень.
Пробегая синим ручейком,
Пламя под прозрачными руками
Ласковым свивается волчком.
То уйдёт в сферическое тело,
Под булыжник ртутью утечёт,
То лизнёт запретные пределы
Берега священных Млечных вод.
Лапами, способными - играя -
Выбить мозг из львиных позвонков,
Как ягнёнок лишь перебирает,
Повинуясь власти тихих слов.
Словно все святые звуки мира
Воплотились в хриплой воркотне,
Преданно заглядывает в дыры
С гнёздами паучьими на дне.
И каббалистического знака
Непреодолённое табу
Принимает страшная собака
За свою счастливую судьбу:
Услужить злопамятному гному,
Мелочным агониям скопца.
Мирно отдыхающему дому
Выжечь смертный ужас в пол-лица...
В башне за старинными часами
Слышится смятенье голосов.
Странными смеются голосами
Совы... Ну, кому же, кроме сов?
12. ИСПОВЕДЬ САМОУБИЙЦЫ
I. и с к у ш е н и е с а м о у б и й ц ы
Мы правду продаём наполовину,
Другую половину раздаём.
Я, на прищур отчаянье надвинув
И руки распахнув, шагну в проём
Окна. На двадцать первом, очень личном,
Сиротском, безстекольном этаже.
А кто-то за спиною чиркнет спичкой
И нехотя прошепчет: "Как, уже?!.."
Гляжу, гляжу на город одичалый.
Насельники отдушин свищут вслед.
И мальчуган с балконного причала,
За якорною цепью из конфет
Преображает рану на асфальте
Прикосновеньем кротких серых глаз
В крапивницу, присевшую на парте,
В гранату, что ещё не взорвалась.
II. о п р а в д а н и е с а м о у б и й ц ы
Скрипач. Чердак. Свеча. Стаккато!
/С.Сутулов-Катеринич
"Лебединая сказка"/
Скрипач. Квартира. Лампа. Блюз.
И "Черри Бренди", и папайя...
Я завтра точно утоплюсь,
Самопродажу искупая.
Фарцует тряпками фагот,
Виолончель провозит "трубки".
На скрипку я за этот год
Не наложил ни разу руки.
Играть на зависти "друзей"
Учусь стократное стаккато,
Пока несвежий ротозей
Не гаркнет: "В печь его, ребята!"
И сквозь злорадный едкий дым
Нашарив маленькое тело,
Пойму, что вместе догорим
Мы с той, что так звучать хотела.
III.
Осы в сиреневом желе хризантемы.
Осень.
Когда уже нет других, кормись от цветка смерти.
13. ***
Мой бедный друг, в тебе нет ничего,
Что б, взор пленяя, душу растравляло.
Ты слишком прост, как в холод одеяло,
Как хлеб, когда желудок подвело.
Тебя бежит надменная любовь,
Всегда непостижимого алкая.
Но сердце для прощенья изготовь:
В десятый раз со щёк стирая кровь,
От голода и стужи чуть живая,
Она на твой порог присядет вновь.
14. ***
Ты умеешь пить таблетки, глотать колёса,
Резать рельсы на шейные гривны,
Строить дворцы из творога,
Щеголять в одной йодовой сетке
На месте расчёса,
Где у людей не крылья , а спины,
Под рентгеновской лупой города.
Ожидать осени, как ждут второго пришествия,
Завиваться "под Пушкина",
Выцарапывать имя "Наталья"
На коллекторных крышках,
Прятать глаза за очки длинношёрстные
И махаться веснушками
С серыми кралями на оцинкованных крышах.
Возрождаться из пены автобусов,
Трамваев, маршруток и долгов,
Засыпать на коленях у памятников
Под покрывалом сирени,
Носить ожерелье из глобусов,
Делать себе друзей и врагов,
Выкраивая их ножницами из пряников и карамели.
15. ***
В мышеловке сегодня сиротски.
Я спиной подпираю пруты.
На полу к Богу посланный Бродский
Растопырил сухие листы.
Инструктируют "правые" "левых",
Как на проволоку низать "Эдам".
Но я волей уже отболела
И поймать себя больше не дам.
Эх, была бы розетка в квартире,
Разрешился бы детский вопрос
"Для чего дырки делают в сыре?"
Парой пальцев, засунутых в нос!
16. ***
Легчают беды. Делается слышен
Какой-то перезвон навечеру.
Скворцы среди налитых соком вишен
Ведут жуликоватую игру.
Всё в воздухе дрожит, и всё - живое:
И усики, и крылышки, и пыль.
И на спину упавши, под травою
Всё то же слышишь тонкое "диль-диль!"
Как-будто даже там, в незрячей доле,
Под небом из запутанных корней,
Горит свеча на крохотном престоле
И шепчутся молитвы перед ней.
17. ВДОХНОВЕНИЕ
Миновало всех прочих людей,
Между ними протиснувшись споро,
С неприютных ушло площадей,
Перепрыгнуло рвы и заборы.
Распластавшись, сползло по траве,
От росы неприятно шершавой,
И по встречной седой голове
Бликом солнечным вскользь пробежало.
Погрузило ступни в тишину,
В немоту опустило ладони,
Наблюдало, как чью-то вину
Вместе с канувшей ночью хоронят.
Натянуло на бёдра рассвет
И на плечи накинуло ветер,
И в неполных четырнадцать лет
Написало стихи, но не эти.
18. ***
А.К.
Зимой надтреснутой щелился грубый дождь,
И все горячки мира были рядом.
И радио сказало: "Ты живёшь.
А он вчера дожился до упаду".
"Аминь" ему в усталые уста
Вложила кисть белеющая смерти,
И ангелы, при рожках и хвостах,
Пришли за ним, весёлые, как черти.
Он пил один, он пил среди друзей,
И вены раскрывали душу тризне.
И радио сказало: "Что ж, О'Kей!
Он выпил слишком много этой жизни".
В февральскую грозу покончившему с миром,
В земле ему теперь лежать и гнить.
А дверь на сцену заперли Шекспиры,
Когда он вышел в тамбур покурить.