Увы, любовь у гоев не в чести.
Игра без правил, казни, пытки, смерть...
И чтоб с ума, наверно, не сойти,
Ты переплавил золото на медь.
Средневековый быт, кровавый смрад,
Зажмуриться бы надо и забыть.
Но для одной души, попавшей в Ад,
Всё расскажу, как было, так и быть:
- Обет молчанья бережно храня,
Не видя смысла в суетной возне,
С высокой колокольни звонаря
Ты наблюдал за жизнью, как во сне.
Когда из церкви трижды пропоют,
Привычно исполняя ритуал,
Ты всех, над кем они вершили суд,
Трезвоном колокольным отпевал.
Служитель веры в Холод и Покой,
Забыв уже, который раз на дню,
Помешивает угли кочергой,
Подносит руки влажные к огню...
Но что это на площади твоей?!
Терзают слух удары молотка.
Быть может, это свадьба королей
Или опять казнят еретика?
Из полусферы серого окна
Обозреваем площади квадрат.
Ты помнишь, как невинная, Она,
Последний на тебя роняла взгляд?
- На выдохе толпы раздался плач.
Закинув руки грубые в крови,
То плакал обезумевший палач
Над телом обезглавленной Любви.
Завыло небо, словно зверя пасть!
Всё потемнело, кругом голова!
И ты подумал: - «Только б не упасть
Из полусферы серого окна..."
Погас огонь, выплёвывая гарь,
Задуло ветром чёрные угли,
Перекрестился в ужасе звонарь
И прошептал:- «Спаси и сохрани..."
Печальный лик Мадонны со стены
Трясущимися пальцами был снят.
И, порожденье голубой Луны
Увидел на себе всё тот же взгляд:
- «Прощай, моя неверная страна.
Прощай и ты, монах-иезуит.
Пускай узнает Бог и Сатана
По ком сегодня колокол звонит.»
Твой голос, словно океан–покой,
О праведном убийстве возвещал,
Но для меня не тайна, милый мой,
Что ты одну могилу навещал...
Увы, любовь у гоев не в чести.
Кто носит равнодушия печать,
Тот не способен был Её спасти,
Приговорённый видеть и молчать.