Стихи твои читал. Смущён. Смущён.
Я всё твоё так близко принимаю,
что и не знаю: правду или ложь
тебе ответить. Но ведь ты поймёшь
меня, давно идущего по краю,
рисково надоедливым клещом
в хозяйский палец впившегося бяку.
Тебя я чую, словно часть себя.
Ты прижилась во мне, в обнимку спя,
так вольно и роднО, легко и всяко,
что ранка не болит. Мы – монолит.
Я стал температурой, тенью, телом
твоим. И мне уже не разделить
в медлительном, продажном, загустелом,
давно поводья бросившем мозгу
себя с тобой. И за тебя додумав,
я поступаю, как бы поступил
я сам. Бродяга, скиф, библиофил,
твой рыжий темперамент руби-глумов
я выучил и склочно стерегу
свои победы у тебя в сердечке,
за пазухой, за ушком, за плечом.
Что сочиняем мы? Куда течём?
Благодаря какой такой осечке
судьбы – мы вместе, вместе до сих пор?
Любимая, прости меня за слабость,
но ты, ты явно выиграла спор
за жизнь мою, которую залапать
и заплевать теперь уж никому…
Ведь кто-то ж поручился перед главным,
что я уже погас и присмирел.
Но, безнадёжный врун и самострел,
я мнил себя, как раньше, богоравным,
когда б не ты. И моему уму,
не менее порочному, чем сердце,
и моему челну – невозвращенцу
ты – гавань, ты росинка на тропе,
ты – тайный клад, феномен и ноумен.
Даруй же бог терпения тебе,
любимая. Всё кончено. Я умер.