Одинокий лист, обогнув на лету высокую шпильку, прошелестел дальше по улице. Уличную пустынность и тишину в этот час только и нарушало, что нечастый шорох проносящихся быстро, как дни, морщин нынешней осени да скрип обнявшихся лип - где-то в кроне они забвенно тёрлись друг о друга, расцарапывали свою нежную кожу, и, деловито подбоченясь, отбрасывали витиеватые длинные тени на голую вечернюю мостовую и стоящую посреди неё улыбающуюся девушку.
Она приехала две недели назад. Осенний маскарад природы, обыкновенно царивший в это время в городе N прельщал её, и она специально забросила учебу, чтобы вырваться навстречу утренним туманам, пёстрым деревьям, лазурным утрам и алым вечерам, прикоснуться к тонам, полутонам и полу-полутонам жёлтого, зеленого, красного, оранжевого, проникнуться мистерией этого сказочного времени года, побродить одной по артериям и венам города-мечты, насладиться его тайным присутствием, когда идёшь по бульвару, и шёпот кружащегося рядом водоворота из листьев обретает вдруг целостность живого существа и включается в твой разговор с самим собой.
Она не взяла никого с собой. Никого, кроме самой себя. И никому, кроме самой себя, не сказала, куда едет.
Она стояла, приподняв ворот, посреди мокрой мощенной дороги, и улыбалась, добродушно и естественно: она нашла то, что искала - это "что-то" уютно пригрелось за пазухой и уткнулось холодным мокрым носом в её плечо...
А теперь она вернется домой и никому ни о чём не расскажет. Потому что это только её.