(пьеса для скрипки и четырех актеров)
***
Действующие лица:
ОРФЕЙ,
ЭВРИДИКА,
ФАНТОМ А,
ФАНТОМ Б.
Актеры или актрисы играют последних двух – дело вкуса режиссера, существа эти бесполые.
***
1.
На сцене хаос обломков декораций, из коих они и будут собраны. Из левой кулисы входит ФАНТОМ А. Внешний вид и манеры обоих Фантомов явно отдают клоунадой, пародией. На что? На все.
ФАНТОМ. Итак… (Ходит, в смущении, потирает руки, смеется.) Вот незадача! С чего начать? Финал спектакля нам диктует рок или, иначе, логика процесса. Начало же всегда непредумышленно, так ветрено, случайно! Хотя, хотя… «В начале было слово» – так сказано? Какое слово? Тайна! Но ничего, не страшно, ни-ни-ни! Писание иное, ну-ка, вспомним: «Весь мир – театр, а люди в нем»?.. Актеры! А значит, слово, что в начале – раз так – какое было? Текст, сценарий, пьеса! И наша пьеса – вот она, в кармане. Лежит в начале нашего процесса. (Долго достает из глубокого клоунского кармана свиток, разворачивает.) Вот…(Читает сначала.) «На сцене хаос обломков декораций, из коих они и будут сотканы…», верней, «собраны». (Жест в сторону обломков.) Похоже? Ладно, ремарочку опустим. (Читает дальше.) «Фантом: Вот незадача! С чего начать? Финал спектакля нам диктует…» И так дальше, и так дальше, и так дальше. Что скажете? У нас все без обману, все по слову!.. Хотите дальше? Не задний текст – передний? Не бывший – будущий? Прошу! (Разворачивает свиток, ищет.) Ну, вот хотя бы. (Читает по свитку.) «Орфей: Тебе бай-бай пора, наверно? Тебя отец прибьет! Эвридика: И пусть убьет… Обвив его руками за шею, целует». Ну и так дальше. Но хватит словопрений, делу время. (Свернул свиток, и он утонул в его кармане. Три раза хлопнул в ладоши.)
Выбегают рабочие сцены, очень условно одетые, – будем считать, это некие силы природы, – быстро ворочают обломки, собирают картинку и так же бегом исчезают. Картинка получилась идиллическая: пляж, его обступают скалы, слева темный грот.
(Некоторое время созерцает сотворенное.) Ну что ж… На сцене пляж! Там – море. (Показывает в зал.) Эгейское! Ну да. Что ж, выпускать героя?.. Я не герой. А, в самом деле, кто я? Подсобный персонаж! Фантом, мираж! Как Тень Отца!.. Не будем развивать, замнем. Дав место действию, мы оное начнем!
Из правой кулисы входит ФАНТОМ Б.
Б. Стоп, стоп! «Фантом», «мираж». Что за кураж? Коллега! А разъяснить систему миражей, зеркал взаимоотраженье, отношенье?
А. Что ж, разъясните.
Б (прохаживается; ужимки, причмокивания лектора на кафедре). Итак! Из пункта А в пункт Б отправился… чудак! Вообразим. Идет. Реальны только путник и дорога. Пределы ж оной, пункты А и Б, – в реальности их нет! Два зыбких миража! Что отража-ют некую предельную реальность, метафизическую, говоря умно. Сверхчувственную!
А. Стоп, стоп, коллега. Но!.. Продолжим тему как-нибудь потом? Достойно ли на сцене суетиться, коль ты причуда автора, фантом? Театр? Пусть в нем законы сцены правят, логика процесса.
Б. Да-да, воистину! Давайте пьесу. Не будем – да – светиться, имен-но! Пока.
Фантом А хлопает в ладоши три раза.
Прислушиваются к доносящейся издалека мелодии скрипки. Затем пародийно-театральными жестами, с глубокими поклонами Фантомы приглашают на сцену не видящего их Орфея и исчезают каждый в своей кулисе: А в левой, Б в правой.
Орфей вышел из моря. За спиной у него мешок и футляр со скрипкой. Раннее утро, с моря дует легкий бриз.
ОРФЕЙ (огляделся). Пляж золотой и моря синь. Пейзаж из снов. Здесь жить, здесь умереть – готов.(Смотрит назад.) Прощайте вы, товарищи мои, Ясон, Геракл, Тесей и все-все-все. Плывите, что ж, а мой поход окончен. «А этот выпал из гнезда!» Кто так сказал?.. «Моряк сошел на берег». Семь лет был с вами, плыл, на весла налегая. Сгоревших семь, зря прожитых семь лет. Да есть ли, что искали мы, кто знает? А может, будет, но пока что нет, и жизни вам, чтобы найти, не хватит?.. Вас не сужу и вашу одержимость. Рожденных молнией, нас не судить – лечить! Что, впрочем, тоже не сулит успеха. Но, но... моя судьба в другом, я понял, парни. (Достал скрипку, смычок.) Играть в чужие игры, как тот дурак убогий в казино, что бродит меж столов и чмокает, вздыхает, и сопереживает игрокам, в кармане ни копейки не имея… Роль не по мне. Вот почему «моряк сошел на берег»… (Пробует звук скрипки.) А впрочем, нет, шутом я не был. Статистом тоже не был никогда. Не только веслами я правил и табанил! От голосов, смертельных, как проклятья, спасал вас, братья! И похоть, что звала в пучину, в преисподню, голос тела, в вас усмирялась голосом души – пока вам пела моя скрипка, лишь пока! Ведь человек – любой! – в душе поэт. Когда души его смычок коснется, она проснется и вибрирует, поет! Тогда смолкали голоса сирен. Пока… пока вам пела моя скрипка. (Играет.)
В конце концов я вот что понял, братья. Сказать? Не обижайтесь я скажу. ¬В походе нашем за златым руном нет ни друзей, в итоге, ни врагов, а больше, а все больше – конкуренты! Чем к цели ближе, тем все больше, больше. Где лишь кровавые – по ним нас и найдешь – следы подошв! Там, рано, поздно ли, кровь твоих братьев будет – и на руках твоих, и на подошвах. Найти руно, но душу потерять? Друзья мои, спасите ваши души! Вот почему я «выпал из гнезда», вот почему – «моряк сошел на берег»…
(Огляделся.) Что ж, будем жить. Отправлюсь в город, в порт, что нам мигал огнями маяков, там для братвы, для шлюх портовых, моряков играть я стану. А они мне – денежку в футляр! Монетой о картон футляра – «тук»! И я стучать им буду. Они мне – «тук», и я им в души – «тук»! Как вам стучал. А тут… пусть будет неприступный заповедник – мой, лишь я и моя скрипка! И море… Что ж, женщины, податливые суки, пускай сюда приходят, что ж… Вот так и жить, пред миром дверь захлопнув. В искусственном? Ну да, в искусства мире! Лишь музыкой, ее не предавая. Вот так и жить. Товарищи, прощайте. (Играет.)
2.
Ночь. Море, фосфоресцируя, отбрасывает блики на скалы. В небе огромные звезды поют свою песню, и, аккомпанируя им, неведомо где, тихо играет скрипка. ¬У кромки воды стоит Эвридика.
ЭВРИДИКА. Сбылось что снилось, снилось что сбылось. И музыка, таинственная скрипка, и звезды – сумасшедшие какие... Ночь, ночь любви. Орфей! Орфей! (Огляделась.) Сейчас придет и за руку возьмет. А дальше что, а дальше? Что делает мужчина с женщиной? Ты знаешь, море? Как сердце сильно бьется… о ребра, как птенец о прутья клетки. Что, взрослой делает? Да? Сразу взрослой стану? Наутро – взрослая, как все. Его увижу рядом, во сне. Он будет улыбаться – мне! Такой весь мой – от волос на голове до пальцев ног. Да? Да? А я – его. Жена? Любовница? Скажи мне, море! Как сердце сильно бьется... Так пусть это скорей произойдет. Иди скорее, ну? (Топнула ножкой.) Я жду!
Орфей вышел из грота. Подошел, взял ее за руку. Они долго смотрят в море.
ОРФЕЙ. С ума сойти, да?
ЭВРИДИКА. А звезды сумасшедшие какие.
ОРФЕЙ. Звезды, море, пляж. По сути, больше ничего не надо… Страну эту зовут Приют Орфея.
ЭВРИДИКА. Давно ты здесь?
ОРФЕЙ. Почти что вечность. Неделю с лишним... Здесь жители не терпят посторонних. Лишь перед бабочкой ночной – все двери настежь.
ЭВРИДИКА. А почему ты так меня зовешь?
ОРФЕЙ. Ночная бабочка? (Смеется.) Не буду больше.
ЭВРИДИКА. Смотри, все море будто фосфором покрыто.
ОРФЕЙ. И сколько ни смотри – да? – не привыкнешь. То светится планктон.
ЭВРИДИКА. Сон. Я первый раз такое вижу.
ОРФЕЙ. Ну да? Нет, правда, первый раз? Не надо. (Обнял ее.)
ЭВРИДИКА. Что ты смеешься?
ОРФЕЙ. Женщины всегда так говорят: мол, это у меня впервые!
ЭВРИДИКА. Что «это»?.. Я не всегда – впервые говорю, что первый раз такое вижу!
ОРФЕЙ. Нет… в самом деле?
ЭВРИДИКА. Что?
ОРФЕЙ. Что «что»?! Ни разу не ходила ночью к морю?! Ни с кем?! Не верю.
ЭВРИДИКА. Это плохо?
ОРФЕЙ. А сколько тебе лет?
ЭВРИДИКА. Пятнадцать.
ОРФЕЙ. Нет, правда?! О, рок. Пятнадцать?! Я думал, если ты среди мужчин в таверне, подаешь им пиво…
ЭВРИДИКА. Там все приятели отца. Они меня все кличут: детка.
ОРФЕЙ. Ты врешь?
ЭВРИДИКА. А что, пятнадцать – это плохо? Мало?
ОРФЕЙ. Я выпил лишнего. Я просто непростительно ошибся. (Схватил ее за руку.) Идем скорее.
ЭВРИДИКА. Куда?
ОРФЕЙ. Тебе бай-бай пора, наверно? Тебя отец прибьет!
ЭВРИДИКА. И пусть убьет… (Обвив его руками, целует.)
Не разжимая губ, упали на песок.
Я не уйду, ты слышишь, слышишь?! Ведь ты сказал!..
ОРФЕЙ. Что, что сказал?
ЭВРИДИКА. «Пойдем» – сказал? В футляр убрав умолкнувшую скрипку! Не глядя на меня, сказал: «Пойдем!» И вышел вон из нашего подвала. И колокольчик, что над дверью, звякнул. И я пошла, как за гипнотизером… Впервые в жизни, слышишь?! И ты мне снова говоришь: «Пойдем»?! Ведь так нельзя, Орфей, ведь я живая!
ОРФЕЙ. Ты кто, скажи? Ты кто-о?!
ЭВРИДИКА. Я? Просто девочка. А ты?
ОРФЕЙ. Я? Музыкант всего лишь. Бродячий. Нет, верней, плавучий. Орфей меня зовут. А ты? Тебя?
ЭВРИДИКА. Всего лишь девочка, девчонка. Эвридика.
ОРФЕЙ. Орфей и Эвридика? Хм…
ЭВРИДИКА. Звучит красиво.
ОРФЕЙ. Даже символично.
ЭВРИДИКА. Как символ, да? Скажи, любви? Чего?
ОРФЕЙ. Я думал о любви лишь на ночь! Ты поняла, что это значит, поняла?!
ЭВРИДИКА. Да, поняла. Лишь на ночь? Поняла.
ОРФЕЙ. На большее претендовать не смею. Я… я не тот, пойми, о ком мечтала ты, наверно. Я слишком много видел. Я циник, я… такой же, как они – что там, в прокуренной таверне сидят, шершавы, красноморды, и дуют пиво! Как сельди, просоленные насквозь, аж на губах их соль кристаллами застыла! Да, я один из них, такой же, как они. А ты…
ЭВРИДИКА. Не ври! Ведь ты играл на скрипке! А губы твои сладкие, как клевер!
ОРФЕЙ (в панике). Прошу тебя… Я… я не тот... Вы, девочки, мечтаете о принцах. Я нищий! И… уж слишком опытный, я тертый! Прошу тебя, пойдем!
ЭВРИДИКА. Лишь на ночь, да?..
ОРФЕЙ. С ума сошла, девчонка! У тебя будет муж, рыбак, детей куча-мала, ты будешь им настирывать пеленки. А я… один из тех, у кого нож в кармане и кастет! Из тех, готовых к драке и к убийству! Из аргонавтов, из морских бандитов! (Достал нож, кнопкой выбросил лезвие.) Вот, видишь?!
ЭВРИДИКА. Ты врешь.
ОРФЕЙ. И к убийству, да, к убийству! За мною горы трупов! Бывает так: со скрипкой и с ножом…
ЭВРИДИКА. Врешь, врешь! (Взяла нож.) Ты не похож на них, ты белокож!.. Ведь ты играл на скрипке! Когда играл, ты так смотрел бездонно. А нож – тупой! Он не в крови, он ржавый! (Бросила нож, он воткнулся в песок.) Или ножом играть, или на скрипке, что-нибудь одно.
ОРФЕЙ. Да? Верно, детка, что-нибудь одно…
ЭВРИДИКА. Ты снился мне, не веришь? (Взяла его руку, рассматривает.) Какие пальцы тонкие… Ты врешь! Такие пальцы у бандитов не бывают! (Целует их.)
Орфей, потрясенный, ушел в сторону, взял скрипку, смычок.
Орфей! Орфей!..
ОРФЕЙ. И Эвридика... (Долго, нежно играет.) Что сделала ты, девочка, ах, что ты… Засохшая, как прошлых дней горбушка, свежей стала – душа… Не знаю, что тут делать. Ты девочка, невинное созданье, тебя обидеть – грех! Скажи…
ЭВРИДИКА. Да, да, хочу! С тобою быть, женой твоею! До самой смерти! Нет, моей, моей, не бойся!
ОРФЕЙ. Ведь я… для музыки рожден. Гвоздями нот навек к ней пригвожден, на ней распят – пожизненно! А не для жизни этой ежедневной. И… клясться – слышишь? – не приучен, не умею.
ЭВРИДИКА. А я умею! Я буду вся твоя – клянусь! – от кончиков волос до кончиков ногтей на пальцах ног! Клянусь, клянусь! Орфей, женись на мне. Ведь ты же снился мне! Я буду, знаешь, верная какая?.. Найдешь другую, да? Поопытней, постарше? Что ж, и води ее на поводке. Она перегрызет и убежит!
ОРФЕЙ. Кто-о?!
ЭВРИДИКА. Другая, «кто»! Ведь ты же ей не снился!.. А я печь пироги, ты знаешь, как умею? Рулет с корицей. Или с маком. Иль с изюмом. Мать в детстве пекла тебе, пекла, скажи, Орфей?
ОРФЕЙ. Что рок-официант мне преподнес… Я не заказывал такого.
ЭВРИДИКА (прильнув к нему). Я никогда еще, клянусь…
ОРФЕЙ. Пойдем.
ЭВРИДИКА. Чтоб ты подох!! Усох!! Сгорел!! Чтоб только горстка пепла осталась! И ветер чтоб его развеял. Зануда, чтоб ты…
ОРФЕЙ. Эвридика… Я стесняюсь. На нас здесь смотрят.
ЭВРИДИКА. Кто? (Озирается.) Кто?!
ОРФЕЙ. Звезды. (Уводит ее в грот.)
3.
Пространство темноты. Что видят звезды? Лихорадочное мельканье рук. И глаз. А слышат? Шепоты, стоны, застенчивый смех.
ЭВРИДИКА. А почему, скажи? А как?.. Ах… Я никогда еще…
ОРФЕЙ. Прошу тебя, молчи! Любовь, наш маленький воздушный шарик, поднял нас над землей…
ЭВРИДИКА. …так не взлетала высоко… Не маленький, не шарик, он – огромный!
ОРФЕЙ. Огромный шар.
ЭВРИДИКА. Как высоко и сладко!
ОРФЕЙ. Тебе не страшно, нет?
ЭВРИДИКА. С тобою? Нет, не страшно. Ах, с тобой...
ОРФЕЙ. Поднимемся еще в иные сферы…
ЭВРИДИКА. А ты?.. Тебе?.. И это так у всех? Скажи!
ОРФЕЙ. Как крошки, плавали, в бульоне жизни этом, в мутной жиже. Вдруг – ах! – нематерьяльность, безвоздушность.
ЭВРИДИКА. Орфей! Орфей!..
ОРФЕЙ. Глядели на часы, как нищий в шляпу, стоящую у ног. И вдруг – безвременье какое! И – не считать минуты, как копейки. И распахнулась вечность. Да?
ЭВРИДИКА. Мы тут одни? Все ночи, дни? Мы будем тут одни? Скажи!!!
ОРФЕЙ. Да, да, любимая! Теперь – лишь вместе. Орфей и Эвридика. Просто дико, что было врозь.
ЭВРИДИКА. Да? Да? Орфей и...
ОРФЕЙ. Эвридика, да. Молчи.
Взрывается скрипка. И – апофеозом – звучащие в унисон два голоса.
– ЛЮБОВЬ, ОГРОМНЫЙ ШАР ВОЗДУШНЫЙ! НАС УНЕСИ ТУДА, ПРЕВЫШЕ ЗВЕЗД, В ПРОСТРАНСТВА ВЕЧНОСТИ, ГДЕ СЛАДОСТЬ ВЕЧНОСТИ! НЕ Я И Я, РАСТАЮТ Я И Я – В ТУМАНАХ ВЕЧНОСТИ, ТАМ БУДЕМ – МЫ! ОДНО! В ПРОСТОРАХ ВЕЧНОСТИ. ТАМ МЫ ОСТАНЕМСЯ, РАСТАЕМ, РАСТВОРИМСЯ…
4.
Ослепительное солнце. Орфей и Эвридика лежат на песке, разомлев от жары.
ЭВРИДИКА. А потом что было?
ОРФЕЙ. М-м?
ЭВРИДИКА. Потом? (Тормошит его.) Ты что, спишь? Не спи! Фу, как старик!
ОРФЕЙ. Потом?.. Ничего не было.
ЭВРИДИКА. Почему?
ОРФЕЙ. Потому что не было… ничего…
ЭВРИДИКА. Что «ничего»? Не спи!
ОРФЕЙ. Потом мы уплыли. На рассвете.
ЭВРИДИКА. И все? И ты ее больше не видел?
ОРФЕЙ. Не-а, не видел.
ЭВРИДИКА. А остаться не хотел? Нет, но почему?.. Ты опять спишь?
ОРФЕЙ. Потому что, если б я остался там, я бы сейчас не был здесь. И тебя бы сейчас тут не было. Логично, да? Правильно?
ЭВРИДИКА. Да…
ОРФЕЙ. Вот.
ЭВРИДИКА. А как же ты с ней?..
ОРФЕЙ. Что?
ЭВРИДИКА. Если ты ее не любил? Не любил, да? Скажи?.. Ну?
ОРФЕЙ. Что «ну»? Что «как»? Вот так!
ЭВРИДИКА. И тебе не было…
ОРФЕЙ. Что?
ЭВРИДИКА. «Что». Противно! Ведь это ж называется «любовь»!
ОРФЕЙ. Мало ли как называется?
ЭВРИДИКА. Как это «мало ли»? (Тормошит его.) Ну скажи-и!
ОРФЕЙ. Тут дело не в словах.
ЭВРИДИКА. А в чем? А разве можно, чтобы – так? Как есть, как пить, да?
ОРФЕЙ. Ты права, нельзя. Ну да, нельзя! А почти что у всех – так.
ЭВРИДИКА. Как есть, как пить?
ОРФЕЙ. Ага. Кроме нас, кроме нас!
ЭВРИДИКА. А почему, скажи? Нет, я серьезно, Орфей!
Лежат, глядя в небо.
ОРФЕЙ. Потому что… мы все ходим по земле в поисках… чего?.. денег, музыки и любви. А можем и не встретить – никого и ничего. Они ведь тоже где-то ходят. (Помолчав.) Три идола на свете есть, три Бога…
Долго молчат, глядя в небо.
ЭВРИДИКА. А она красивая была, скажи? Красивей меня?
ОРФЕЙ. Вот пристала. Красивая, да. Толстая!
ЭВРИДИКА. А тебе толстые нравятся? Толстозадые? Когда вот тут висит, да? И колыхается, колыхается! (Щиплет его.) И вот тут тоже. Сало, сало висит!
ОРФЕЙ. Ах, ты…
Борются, хохочут.
ЭВРИДИКА. Вот тебе! Понял?
ОРФЕЙ. Кончено. Убит.
Она навалилась на него, долго-долго разглядывает его лицо, даже шевелит в его носу соломинкой.
ЭВРИДИКА. А потом ты не вспоминал ее?
ОРФЕЙ. Отстань, зануда!
ЭВРИДИКА. Орфей – губитель женщин, погубитель. Ты и меня погубишь, да?
ОРФЕЙ. Ты девочка, ребенок, Эвридика. Тебя обидеть – грех.
ЭВРИДИКА. А ее – не грех? Ее ты погубил?
ОРФЕЙ. Что значит…
ЭВРИДИКА. Что она с собой покончила! Не знаешь, что ль, как женщин губят?
ОРФЕЙ. Да нет. Да бог с тобой. Не думаю. Не знаю…
ЭВРИДИКА. Орфей, а ты... правда, убил кого-то? Убивал?
ОРФЕЙ. Правда. Не надо об этом. Не хочу.
ЭВРИДИКА. А я не смогу, наверно. Никогда. Себя только.
ОРФЕЙ. Никто не знает, кто что может… Не ты его, то он тебя, понимаешь? Бывает так.
ЭВРИДИКА. Да, понимаю.
Долго молчат.
А у меня ничего-ничего еще не было, ты представляешь? И никого. Был один мальчик. Мне шесть лет было. Мы играли вместе – в ножички, в мячик. Они жили рядом. И… в общем, он поцеловал меня однажды.
ОРФЕЙ. Да ты что? В губы?!
ЭВРИДИКА. Вот сюда. (Ткнула пальцем в щеку.) И сказал, что, когда вырастет, он на мне женится.
ОРФЕЙ. И обманул?! Они все такие. Развратник подлый.
ЭВРИДИКА. Он уехал с родителями. Они уплыли. Я никогда его больше не видела.
ОРФЕЙ. Это я был.
ЭВРИДИКА (аж задохнулась). Ты что?!. Да ну тебя, ты шутишь.
ОРФЕЙ. А потом что было?
ЭВРИДИКА. Потом… А потом ничего не было. А потом… лет, наверно, в десять, когда задумываться стала, что дальше будет – вообще, в жизни… знаешь, так иногда страшно становилось! Аж сердце колотиться начинало. О грудную клетку.
ОРФЕЙ. Чего страшно?
ЭВРИДИКА. Что у меня не получится ничего – вообще, в жизни!.. Ты что, смеешься надо мной, да?!
ОРФЕЙ. Да нет, ты что?
ЭВРИДИКА. Я тебе серьезно рассказываю!
ОРФЕЙ. А я тебя серьезно слушаю.
ЭВРИДИКА. Мне надо, чтоб меня любили, понимаешь? Как мама в детстве. Иначе не получится ничего. Потому что те, кто не любит, и не помогут никогда. И… вообще, пропаду я одна, утону. В бульоне этом мутном – в жизни.
ОРФЕЙ. А отец?
ЭВРИДИКА. Он пьяный всегда. И бил нас. И маму тоже. Когда меня бил – кричал, воспитывал. А ее молча. И глаза такие белые становились. А потом уходил в подвал. В таверну.
ОРФЕЙ. В этот? В «Белый лебедь»?
ЭВРИДИКА. А мне так страшно становилось. Что у меня ничего не получится никогда – ни детей родить… И бить их не смогу. Взрослой никогда не стану, понимаешь? Я так думала.
ОРФЕЙ. Детка моя.
ЭВРИДИКА. Кто-то говорил: люди вообще бывают старшие и младшие. По жизни. Две породы такие. Я младшая.
ОРФЕЙ. Ты и женой мне будешь, и ребенком.
ЭВРИДИКА. А у тебя так было, скажи?
ОРФЕЙ. Нет… Как?
ЭВРИДИКА. Жизни боялся – взрослой?
ОРФЕЙ. Не знаю. У меня была скрипка.
ЭВРИДИКА. И потому ты не боялся ничего?
ОРФЕЙ. Наверно. Боятся те, кто не знает, зачем родился.
ЭВРИДИКА. А ты знаешь, да?.. Я никогда не знала. У меня не было скрипки.
ОРФЕЙ. А сейчас?
ЭВРИДИКА. Что?
ОРФЕЙ. Знаешь, зачем родилась?
ЭВРИДИКА. Нет, и сейчас не знаю.
ОРФЕЙ. Я тебе скажу.
ЭВРИДИКА. Скажи.
ОРФЕЙ. Ты рождена, чтобы любить меня!
ЭВРИДИКА. Да, это правда. Чтобы любить Орфея…
ОРФЕЙ. А из дома убегала когда-нибудь?
ЭВРИДИКА. А ты?
ОРФЕЙ. Последний раз – совсем убежал – когда тринадцать стукнуло.
ЭВРИДИКА. Куда?
ОРФЕЙ. Мы жили в Фессалии, в подножии Олимпа. Пахали, сеяли. И… надо было поле корчевать – пни там, камни ворочать. У меня от этого такие мозоли на пальцах сделались, что я струн не чувствовал, представляешь? Тогда я понял: или всю жизнь буду камни ворочать, пахать, или… Одно из двух. И я убежал.
ЭВРИДИКА. Куда?
ОРФЕЙ. По деревням ходил, на свадьбах, на похоронах играл. На площадях стоял. У ног – футляр раскрытый… Однажды, когда я скрипку убирал в футляр, монеты ссыпав в кошелек, подходит великан чернобородый. «Привет тебе, о, молнией рожденный!» – сказал. Я удивился, говорю: «Привет».
ЭВРИДИКА. Как – «молнией рожденный»?
ОРФЕЙ. Мать говорила мне когда-то, думал, шутит… Была гроза, лились потоки с гор. Она стояла у окна. Вдруг молния ударила – буквально рядом с домом. Не в дерево, а прямо в землю. И там, куда, мать увидала: лежал младенец голый и кричал. И скрипку со смычком в руках сжимал.
ЭВРИДИКА. Ты сын небес…
ОРФЕЙ. Гигант чернобородый: «Мы не земли, мы сыновья небес, – сказал. – Ты для музы;ки, я для подвигов рожденный». То был Геракл, герой и аргонавт. Я с ним пошел. Семь лет я с ними плавал. На корабле «Арго». Великие семь лет. Там было все – разбой и мародерство. И братство – нет такого на земле!
ЭВРИДИКА. А бросил почему?.. От них ушел, их бросил почему?
ОРФЕЙ. Я… голос услыхал: «Орфей! Орфей!» Он звал меня. Во сне. Когда мы тут стояли. Я понял: это фатум, голос рока.
ЭВРИДИКА. А это я звала. Мне снилось, я тону, кричала: «Помогите! Помогите!» На сонном языке: «Орфей! Орфей!» А утром просыпаюсь, подушка – вся соленая и мокрая. От слез? Иль от воды морской.
ОРФЕЙ. Ты рок, моя судьба, ты – Эвридика.
Лежат, глядя в небо.
«Орфей и Эвридика». Хм!.. Весь смысл тут в «и» – в союзе. Ведь это наш союз, ты понимаешь? А имена не значат ничего. «Орфей»? Набор бессмысленный согласных, гласных.
ЭВРИДИКА. Нет, эти звуки много значат… Смысл выражения «Орфей» – мужчина, крепкий, мускулистый, но с пальцами артиста.
ОРФЕЙ. А «Эвридика» – как цветок, гвоздика, на тонком-тонком стебле… Чтоб его ветер не сломал руками грубыми, вокруг цветка построить надо башню – из хрусталя.
ЭВРИДИКА. Мы две скорлупки одной ракушки. Когда был шторм, их вышвырнули в море, и волны раскидали их.
ОРФЕЙ. И вдруг – о, рок – они нашли друг друга!
ЭВРИДИКА. И вновь соединились, да?
ОРФЕЙ. И схлопнулись!
ЭВРИДИКА. И там, меж них, внутри, жемчужина – любовь!
ОРФЕЙ. Мы никогда уж не разъединимся.
ЭВРИДИКА. Клянись!
ОРФЕЙ. Клянусь! Чтоб мне пропасть! В акулью пасть попасть! Где я еще найду девчачьих губок сладких изгиб такой и глазки, как миндаль, такие… Эвридиковские, Эвридичьи!
Хохочут, резвятся, затевают борьбу. Он ходит на руках.
ЭВРИДИКА. А говорил, что клясться не умеешь.
Снова лежат рядом, смотрят в небо. Мелодия скрипки, долгая, дурманящая, как этот день.
Солнце остановилось.
ОРФЕЙ. Время остановилось. И пошло вспять.
ЭВРИДИКА. И скоро мы – опять – станем тем мальчиком и девочкой. Да?
ОРФЕЙ. И я снова поцелую тебя.
ЭВРИДИКА. Да…
ОРФЕЙ. Два идола на свете есть, я понял – два! – музыка, любовь. А деньги – что ж, их можно заработать.
ЭВРИДИКА. А заболеешь, я тебя лечить буду. Я столько всяких трав, настоев знаю. Не веришь? Правда. И заговоров. Бабушка меня научила.
ОРФЕЙ. Как-нибудь обязательно заболею. Проверим.
ЭВРИДИКА. Проверь.
ОРФЕЙ (поднимается). Пойду в твою таверну. Конец недели. Народу соберется много… Что принести тебе, мой ангел?
ЭВРИДИКА. Бруснику.
ОРФЕЙ (приняв позу официанта, «записывает»). Брусника. Что еще прикажет королева?
ЭВРИДИКА. Пирожное миндальное.
ОРФЕЙ. Миндальное… Все?
ЭВРИДИКА. Все.
ОРФЕЙ. Мешок набью пирожными, брусникой. (Взял мешок и скрипку.) Красотка Эвридика... И постарайся не забыть, что у тебя есть муж.
ЭВРИДИКА. Уж постараюсь… Иди, мой муж.
Он уходит.
(Подошла к воде.) Любовь – болезнь? И я болею ею? Но странная болезнь какая, да? Дней сумеречных, будней череда – в клочки вдруг, в клочья, как от взрыва бомбы. А это солнце на небо взошло. На мое небо мое солнце... Скажи мне, море, можно жить без солнца? Нет, правда, можно? «Живут же люди!» Как вам живется, бедные мои?..
Ты в тело, в душу, в жизнь мою вошел. Орфей! Орфей! Останься там, ты слышишь?..
Болезнь? Наркотик? Поле притяженья? Двух тел, двух душ?.. Любовь – дух двух! Вот. Запомню это.
К приходу мужа приготовить ужин, со скал пыль вытереть и выстирать белье… Дел неотложных куча! Да, не забыть бы взрослой стать к приходу мужа! Еще не стала, нет. Он старший, не-за-ви-си-мый, пора и мне. Как много дел! Успею ли? Не знаю. Как страшно быть одной... Ах, что со мной?! (Упала без сознанья.)
Из правой кулисы по-кошачьи входит ФАНТОМ Б.
ФАНТОМ Б. Зачем одной? С тобой вот – я. (Ходит вокруг девушки, заглядывает ей в лицо.) Ты моя цыпа, лебедь белая… А где же сладкие метафоры, сравненья: «любовь – дух двух» и «поле притяженья»? Ну повтори! Однако шиш! Споткнулась и лежишь? Дитя, мечтавшее стать взрослой… А притяженье это тебя спасло бы, подняло с земли, когда б не я, а он сейчас был рядом? Как думаешь? Уже никак не думаешь? Метаморфоза! Отсюда неизбежно вытекает, что притяжение земное сильнее притяжения любви, о, мон ами. Увы, мой друг, увы… (Достав из правой кулисы черное шелковое покрывало и всхлипнув, вытерев ею слезы, высморкавшись, накрыл Эвридику.)
Из левой кулисы в бешенстве врывается ФАНТОМ А. Но это только лишь игра.
ФАНТОМ А. Спектакль не кончен! Ах! Злодейство совершилось.
Б. Ее не я, змея ужалила, змея!
А. Отставить!
Б. Все по слову!.. Пожалуйста. (Достал из кармана свиток, ищет место.) Вот. «Как страшно быть одной! Ах, что со мной?» Упала без сознанья». А это было что? Змея! Укус змеи. Вот. Маленькая змейка. (Подняв с земли черную с зеленым узором змейку, разглядывает ее. Отбросил в сторону.)
А (зрителям). Случайный сбой программы, не волнуйтесь. (Коллеге.) Тут нарушенье всех законов сцены! Где кульминация, а главное – развязка? Все только началось, вдруг бац – финал! Ну что это? Какое безобразье.
Б. А что вы мне? Вы это ей, змее, скажите.
А (достал из своей кулисы рапиру). Защищайтесь, сударь!.. По слову, все по слову!
Б. О, с наслажденьем, сударь! (Достал рапиру из своей кулисы.)
А. Кто победит, тот и решит судьбу спектакля. Не так ли?
Б. Воистину! Она уж решена! На! (Выпад.)
А (отразил удар). Пока что нет. (Зрителям.) О, не волнуйтесь… Ну? Смелее!
Б. Ха! Вам надо быть смелее!
А. Ждешь?
Б. Ну?
А. Так вот тебе!
Б. Ха-ха! (Отразил удар.)
А. Вот! Вот!.. А так?.. А так?.. Что?.. Получай!
Фехтуют.
Как звездный луч пронзает тьму,
призыв к восстанию тюрьму,
так, мой клинок, врага пронзи,
ему ты сердце порази!
Налетел на врага, оба упали, покатились по пляжу. Это пародийно-театральный балаган, не более.
(Встал.) Ну? Что?
Б. Друзья мои, прощайте, у…мираю. (Откинул голову.)
А. Ура, я победил! Победи-ло!.. Ну все. (Отряхивается.) Ну хватит балаганить. (Тормошит коллегу ногой.) Эй, встать!
Б. Что за манеры, сударь? (Встал, отряхивается.) Диктуйте! Весь вниманье! (Как недавно Орфей перед Эвридикой, принимает позу официанта, «записывает».)
А. Убрать случайности.
Б. Случайно-сти…
А. Судьбой чтоб правил рок…
Б. …чтоб правил… Кто, простите?
А. Рок! Вот родилась любовь, дала росток… Чтоб все отсюда, из зерна, понятно?.. Змею убрать! Чтоб не было… (Топает ногами.) Чтоб не было змеи!!!
Б. И! И! Потише, сэр, вы истеричны.
А. Вам ясно, нет?!
Б. Я что, дебил?! Все ясно и давно! (Наколол змейку шпагой.) Ты моя киса...
А. Туда ее, подальше, за кулису!
Б (отбросил змею направо). Брысь! Там растворись!.. (Коллеге.) А дальше что, сеньор?
А. А дальше – жить! (Подцепив шпагой черное покрывало, отбросил его. Широкие театральные жесты.) Любить! Цари, любовь! Свой стяг над сценой взвей! Над нею взвейся, как воздушный змей! Нет, нет… Как шар воздушный, взвейся!
Б. Не лопнул бы.
А. Что ж, поживем – увидим.
Б. Умрем – увидим, что ж.
С церемонными поклонами, книксенами, реверансами уходят каждый в свою кулису.
ЭВРИДИКА (встает; голос ее слаб). Ах, что со мной?.. Орфей! Орфей!.. На солнце перегрелась? Пойти принять настойку мандрагоры. (Уходит в грот.)
Смеркается. Багровый свет заходящего солнца ложится на скалы. Прошел день. Вдалеке поет скрипка. Входит Орфей, его шатает.
ОРФЕЙ. Ха. Моя страна, империя Орфея. Была – импери-я! Теперь Союз Орфея – Эвридики. Не «я», а «мы». Мычим! Какая революция, однако! Республика! Орфей женился? Ха, ребята, сон… Ясон, Тесей, какая новость! Эгейское! Эй, море!.. А думал ли об этом, а мечтал – тогда, когда «моряк сошел на берег»? Тогда одно твердил: «Лишь я и моя скрипка». И вот – какой немыслимый аккорд... Что ж, все как у людей! Чтоб утром уходить, а вечером… (Трясет нагруженным мешком.) с добычей возвращаться! А с музыкой побыть наедине? Вот в чем вопрос...
А женщин себе на ночь искать – не нужно время, бабочек ночных? Языком молоть им: «ля-ля-ля»? Теперь – не надо!
«А с музыкой побыть наедине»… Но если с стороны другой зайти? О чем с ней «быть», коль в сердце нет любви? Играть – лишь по заказу тех, кто платит? На вечеринках? Праздниках? Поминках? Тогда один, выходит, идол есть на свете: лишь деньги, деньги, деньги, деньги, деньги!!! А музыка… лишь средство... и всхлипы сердца после этих вечеринок…
Типун мне на язык, придурок пьяный! Какие могут быть сомненья, разно-мненья, когда девчонка, ангел-солнце – Эвридика – средь мордобоя, курева и пива, как роза чайная средь нечистот, возникла! Одна, одна такая, и – моя!
Эгейское, а тело у нее… Когда она в тебе купалась, ты ничего не чувствовало, нет? Какое ж ты бесчувственное, море…
(Подошел к гроту.) Эй! Птичка Эвридичка здесь живет? Ку-ку! Эй, Эвридика, муж пришел!
ЭВРИДИКА (выбежала). Владыка, господин, мой властелин, мой муж! (Повисла на нем.) Фу, пахнешь куревом и пивом.
Ночь. Огромные звезды на небе. То ли цикады, то ли, сонная, поет скрипка. Из грота доносятся шепот, смех. Появившись каждый из своей кулисы, Фантомы, фосфоресцируя, порхают, как бабочки, сближаясь, отдаляясь, пародируя некий любовный танец. Поют.
ФАНТОМ А.
Безумье сладкое любви,
когда с тобой мы ви-за-ви.
К тебе приду, зови меня иль не зови!
Б.
И пусть вершится ход планет,
счастливей нас на свете нет,
о, милый друг, когда с тобой мы тет-а-тет!
А.
Да, пусть вершится…
Б.
…ход планет…
А.
Счастливей нас…
Б.
…на свете нет…
ВМЕСТЕ.
Оляолю, парарарам, парарарам.
5.
Другая ночь. Все те же звезды на небе. ¬В скале у грота есть удобное место, там, как в шезлонге, сидит Эвридика. От врытого в песок столба к скале тянется веревка, на ней сушится белье.
ЭВРИДИКА. Два месяца почти уж притяженью двух душ, двух тел, как притяженью двух магнитов. А дальше что, а дальше? Как с вашей точки зренья, звезды? Ведь это ж – правда? – только в сказках детских кончается все поцелуем, свадьбой. А в жизни, в книге жизни, все только начинается со свадьбы!.. Конечно, дом построить. И чтобы в нем, внутри, как у людей все было, все, а как же? Кастрюльки, миски, сковородки там… и нож картофельный, дуршлаг. И печь чтоб не дымила, не коптила, и свет чтобы горел, и занавесочки на окнах. На светлом желтом мелкий розовый цветочек.
А дети будут – сколько всего надо? Не заболели чтоб, не простудились. И обучить всему-всему. К труду привычка чтоб была, а как же? Характер – чтоб никто их не обидел. И столько надо, столько всяких «над»! Как злые волки у дороги, лежат, к земле прижавшись, эти «нады», нас дожидаются и зубы скалят…
В музыке он главный. Как звезды в космосе. Он вам подобен, звезды! А в жизни ежедневной –пришелец будто, странник, иностранец. Понятно: звездам на земле что делать? Они тут гаснут. Вот было б классно – правда, звезды? – когда б, как сказка, жизнь кончалась свадьбой. Покуда гады «нады» не поднялись. Чтоб не до точки жить, до многоточья! А там додумывайте сами – вы, кто читает книгу жизни нашей, – что было б дальше. Как смотрите? Как с вашей точки зренья?..
Входит пьяный Орфей.
Пришел. Как в шторм, его шатает.
ОРФЕЙ (запутался в белье). Развесили, черт… (Срывает белье, расшвыривает.) Ха, белое белье, отрада черни. (Швырнул мешок в сторону, сел у воды.) Привет, Эгейское. Эгей! Эге-ге-гей! (Бросает камешки вдоль поверхности воды, чтобы они прыгали.) Пардон, не получилось. (Бросил еще один.) Тьфу! И тут не получается, и в этом. Черт, черт возьми! Эгейское… Memento mori*. Муэрте! Ты подобно смерти, безбрежное, как смерть. На игры наши на берегу ты с равнодушием взираешь, полусонно, своих глубин
покой оберегая…
Мне что-то стало сильно не везти. Ты понимаешь, да? Эгейское, эге? Играю им на площади Согласья. Стою. Идут. Все мимо, мимо, мимо! Глаза
Кто опускает, кто отводит. И моряки, и граждане, и шлюхи. Скажи – я, что,
Им сильно надоел? Я надоел вам, да?! Как горький… этот… перец? Иль музыка не стоит ничего? Вчера ведь стоила? Иль жизнь подорожала?.. Да нет, что жизнь? Ее цена известна. Мелодии рождаться перестали, вот в чем
причина, в чем вся загвоздка. А люди, они чуют, как собаки, где нота свежая, а где горбушка свежести вчерашней. Мелодии рождаться перестали! Сам чувствую: не то, не то, не то! Подделка, кукла, копия, муляж. Фальшивка,
липа, лажа, перепевы! Не в невезеньи дело иль в везеньи. Мелодии рождаться перестали! Придет везенье, если ты… в вязаньи жизни не напутал. (Бросает камешки.) Эгейское… Тогда мелодии родятся сразу – как отзвук сердца, пусть хоть по заказу.
ЭВРИДИКА (едва слышно). А ты напутал?
ОРФЕЙ (к морю). Моя душа подобна камертону. Она созвучна жизни, понимаешь? И музыка свободно льется, сочно, покуда жизнь течет свободно, куда хочет. Да, вот в чем суть: нет, не в везеньи, а… чтобы распутать сети эти…
ЭВРИДИКА (кричит). А ты – напутал?!
ОРФЕЙ (смотрит на нее; в панике). Нет! Нет, что ты. Просто… я устал сегодня.
ЭВРИДИКА. Так значит, ты…
ОРФЕЙ. Нет, говорю же, нет!!! Мне что-то не везет – уже неделю… Нет, я сказал!!! Пока тебя не вижу, лишь пока… (Стучит себя по голове.) Там что-то крутится… А ты меня не отпускай! Ты слышишь? От себя не отпускай. Чтоб не крутилось ничего там, не вертелось.
ЭВРИДИКА. Но ты уходишь, у тебя работа.
ОРФЕЙ. Черт с ними, черт – с делами и с деньгами! Ведь все равно, ты видишь, не везет… меня Фортуны колесо в оазис рая.
ЭВРИДИКА. Ты пьян, Орфей.
ОРФЕЙ. А ты меня не отпускай! Поймала в сеть – смотри, не отпускай! (Тянется к ней.) Черт с ними, черт, коль ангел Эвридика… Где я еще найду и шейки девичьей изгиб, и этот пух на шейке, и… губок удивление немое, как будто произносят букву «о». «О-рфей»
сказать ты хочешь, да?
------------------------------
*Помни о смерти (лат.)
ЭВРИДИКА. О-рфей… скажи… Нет, ты скажи, скажи!
ОРФЕЙ. Что? Что?
ЭВРИДИКА. А ты меня не бросишь?
ОРФЕЙ. А ты меня не отпускай.
ЭВРИДИКА. Нет, ты скажи, скажи, скажи, скажи!!!
ОРФЕЙ. Бросают женщин, что игру свою бросают. Ты поняла, что это значит, поняла?
ЭВРИДИКА. Игру? Да, поняла, мне кажется…
Уходят в грот. Печальная, поет скрипка.
6.
Пространство темноты, по нему лихорадочно мечутся руки, его и ее, не находя друг друга. Шепоты, стоны. А потом, после долгой тишины, – их голоса.
ЭВРИДИКА. Спи, миленький.
ОРФЕЙ. Ты не сердишься?.. Да? Правда, нет?
ЭВРИДИКА. Спи, я мешать не буду. Я только буду тихо-тихо дышать и плакать. Так, ни о чем. Я просто, без причин. Ты спишь?
Молчание.
Орфей! Орфей! Ты меня бросишь? Когда? Мне надо точно знать, вплоть до минут, секунд. Зачем? Хоть за секунду до того, как бросишь, самой чтоб бросить – все!
Мы разные с тобой? Что ж, может, так и надо, так и должно быть – разные, Орфей? Мужчины, женщины… мы друг для друга словно иностранцы, без перевода нам друг друга не понять. И имя переводчику – Любовь! Как будто б мы свалились с разных лун. Тебе нужна событий череда, их новизна, а мне – чтобы они все те же было, но с каждым днем все более мои. Понимаешь? Ты плаваешь туда, потом сюда, налево и направо. Как будто чтоб узнать, какая где вода. А я в одном и том же месте – в глубину. Однажды, знаешь, так вот занырну, вглубь занырну и стану жить там, в самой глубине – на дне. Орфей! Орфей! Ты спишь?..
7.
Утреннее солнце. Вход в грот увит цветными лентами, бамбуком. Попытки хозяев украсить свой быт.
Из своей, левой, кулисы вышел ФАНТОМ А.
ФАНТОМ А (простирая руки). Орфей! Орфей! Остановись! О, горе! Тому царю, смотрю, ты стал подобен, что думал, отрекается от трона, а он – от жизни! Друг, остановись!
Из правой кулисы выходит ФАНТОМ Б.
ФАНТОМ Б (пародируя коллегу, который тоже пародировал – классическую трагедию). «О! О!» Меня вы за ужимки осуждали, а сами что? «О!..» Проходит все. Все мертвенно и тленно и, в том числе, безумие любви. Лишь времени река струится неизменно. Законы жанра таковы! Увы, мой друг, увы.
Фантом А горестно развел руками. Удаляется в свою кулису, Фантом Б с саркастической улыбкой – в свою. Играет скрипка.
Из грота, сжав кулаки, выбегает Орфей.
ОРФЕЙ. Все, к черту, надоело, достаточно. Достали уж, достали! «Как все» чтоб, «как у всех»! И жить, как все, и пить, и… Убожество, у-у! Не жизнь, убожество, убиться лучше. Чтоб дом, и в нем – печь в изразцах, и стол дубовый, табуреты, как слоны, и – чтоб подушки пирамидой на кровати, кружавчики, кружавчики по краю. И на подушках, и на покрывале – кружавчики, кружавчики! А под кроватью чтоб – ночная ваза, и там чтоб – как у всех! Ха-ха! И все на этом, точка, круг замкнулся. Кружавчики…И все это у них зовется жизнь. Скажи, о, море?
Забыл, чего хотел! Вернее, от чего отрекся. От своры, стада, стаи! Чтобы себя не потерять – души своей! Ни в партии, ни в банды не вступать, ни обязательств на себя не брать и никому не подавать надежд – хотел. А бабы – что ж… Но пусть с приходом дня уходят! Жить с женщиной при свете дня – не для меня! Так думал. А что сделал? Эгейское! Ах, что я, что я сделал... Ясон, Тесей и все-все-все, товарищи мои… Вас от сирен спасая, сам в лапы к ним попал. Вот отпечатки пальцев – вот, на коже, на одежде! Их не стереть, не смыть, а только с кожей снять, как – вот! – снимаю тряпки эти… (Сняв одежду, он входит в воду, в зал. Плывет под журчание музыки, и это похоже на магический танец.)
Ты сеть серебряная, клетка золотая, любовь, любовь, а женщины – сирены. Их голосок – ах, как он нежен, тонок! И детские гримаски на лице. «Меня нельзя обидеть, я ребенок!» Вгляделся, вслушался, и все, ты на крючке, ты клюнул – все! – на эти глазки, губки, ты попал в их сети. Ах, море, почему всегда-всегда, что начиналось так легко и нежно, – нематерьяльно! – с дрожания ресниц, с улыбки ангельской, жемчужной, так грубо превращается в гримасы жизни, быта: в белье дырявое, в вонь, в грязную посуду – как верный ученик в Иуду? Как родниковая вода – в мочу! Всегда-всегда… Молчишь? И я молчу.
(Выйдя из воды, стоит, подставив себя солнцу.) В растворе жизни я не растворяюсь, в растворе вашей жизни. Как соль, на дно сосуда выпадаю… К родным местам рвануть поближе? Быть может, там, в подножии Олимпа, я растворюсь – в нирване, в вечном?
В последний раз сменяю музыку на деньги… Я ухожу! Пойду играть на площади Восстанья. Пойду и принесу тебе еды! Эй, Эвридика! (Со смехом.) Твое имя происходит… Сказать? От «эври дэй»! Что означает – «создание на каждый день»! «Орфей»? О, это происходит от «арфы». Я лишь для музыки, для праздников рожден. Так я устроен. (Уходит.)
Из грота появляется Эвридика, бледная, глаза огромные, под ними черные полукружья.
ЭВРИДИКА. Иди, Орфей, и принеси что хочешь. В последний раз? Да он уже был, последний… Орфей! Орфей! Когда ты к нам сходил, в таверну – как ангел в скверну – и колокольчик, тронут дверью, звякнул, я знала, ангелы в аду гостят недолго. И – молнией рожденные средь нас, рожденных женщиной… Ведь чудеса, как легкий пар, летучи, за землю уцепиться им, нет, нечем! Они всегда-всегда уходят в небо. А жизнь, напротив, тяжела, как сволочь, и к земле стремится, как – вот – к земле стремятся тряпки эти. (Снимает одежду, бросает.) Чтоб чудо к ней навеки прилепилось, бывает, но – лишь только в сказках детских.
(Входит в воду, плывет.) Любовь – болезнь? И я болею ею. Пройдет? Ну да. Как все проходит, да? Ах, мне бы вашу мудрость, господа. Но знаете, есть мнение иное: когда диагноз правильно поставлен и это впрямь любовь, болезнь сия несовместима с жизнью! (Уплывает все дальше.) Любовь, ты сон? С фантастикою звездной. Где времени прервался нудный ход. Где, сбросив тело, как скафандр тяжелый, душа к другой летит навстречу. И в месте заплани… нет, вымечтанной встречи вдруг видит: нет тут никого, тут – ни души, лишь глупый-глупый воздух. И в воздухе пустом душа твоя растает быстро-быстро. Как дым, как пар. И все тогда, конец. Конец…
Эвридики больше нет нигде. Тишина. Лишь тени ветра и круги от рыб по воде.
8.
Смеркается. Одежда Эвридики лежит на песке. Входит Орфей. Он пил, но не смог изгнать из души чувство вины.
ОРФЕЙ. Эй, Эвридика, посмотри, что я принес! (Развязал мешок.) Ну, с голоду теперь мы не помрем. Нога баранья!.. Креветки – эй! – твои любимые. Пирожные миндальные просили?.. А вот, смотри, показываю фокус. (Подошел к гроту, демонстрирует руки.) Нет ничего, да? Пусто? И-и!.. (В руке его – алая гвоздика.) Бери, ну? Ну?.. Нет, ты иди сюда! (Поодаль от грота воткнул гвоздику в песок. Отойдя, скрестил руки, созерцает цветок.) Шедевр, скажи? Вот совершенство, не прибавить, не отнять…
Теперь о главном. Иди сюда, не дуйся, эй! Когда обратно шел… там казино есть – знаешь? –«Бинго Габриэлла». Как будто кто толкнул меня: «Зайди». Вошел. Монетку опустил… Эй, Эвридика! Мы раз… мы два… мы… опа! (Встал на руки.) Разбогатели! Ха, я выиграл! Бо-ольшую кучу денег! (Ходит на руках.) Все будет, как ты хочешь, – дом построим! Из кирпича, что цвета спелой вишни! В нем будет все: тарелки, ложки, вилки. Покуда нищи были, о душе пеклись? Теперь подумаем о теле. Разбогатели!.. Чтоб все, как у людей? Что ж! Я утром буду уходить, а вечером обратно… (Опустился на колени перед одеждой Эвридики.) воз-вра-щать-ся…
(Кинулся к гроту, заглянул.) Что?.. (Бегает по пляжу, ищет, заглядывает во все расщелины.) Эвридика! Ты здесь? Ты где? А тут? А может, там? О, Эвридика, маленькая, где ты?!. (Бегает по пляжу.) Как, нет ее? Нигде?! Вы что-о?! (Снова заглянул в грот.) Я это, я накликал, я злодей! В чем обвинял? За что любил, в том обвинял, дурак! Что – женщина! На каждый день! Всего лишь!.. Любимая с тобою каждый день! Дурак! Дурак! Тебе, что, мало?! (Стоит у воды.) Пожалуйста…
Напевы тонкие моей волшебной скрипки в сирен вселяли панику, в пучину их загоняли. Тут сложней задача: не ведьму в смерть загнать, а ангела отнять у смерти. Сумею ли? Не знаю… (Достал из футляра скрипку, играет.) Пожалуйста, услышь. О, рок… О, Эвридика, маленькая, где ты? Ты мне источник света – была. Раста-я-ла… Из набегающей волны вдруг вынырни. Ты мне себя, пожалуйста, верни!
Завернулась, как в ковер, в волну? Что ж, как ковер, я море, разверну! (Идет в воду.)
9.
Эвридика, недвижимая, лежит на песке. На грудь ей Орфей положил красную гвоздику, а сам стоит над ней, играет на скрипке.
ОРФЕЙ. Все, что могу. А что еще? Со спящею душою говорить бандита иль бомжа – с такими говорил, таких будил не раз. Но сон твой так глубок! Сумею ли? Не знаю… (Играет.) Ты – счастье жизни, жизни воплощенье, какой ей надо быть! Проснись, наполни лепетом и визгом весь мир и этот пляж, и мою душу! Тебя я больше не обижу никогда! Клянусь, и эту клятву не нарушу! Вновь засмеясь по-Эвридичьи, так жемчужно, скажи: «Что, испугался?»
Мне рок твердит: «Ты молнией рожден. Ты к музыке навеки пригвожден…» Но! Когда плывешь, а берега не видно, от ужаса, от безнадеги сводит ноги – неизбежно . Так музыканту душу сводит средь музыки безбрежной. Любовь, ты челн, ты мост для возвращения на берег. Пропал, кто за собою сжег все шлюпки и мосты. И вот я сжег. И вот пропал, пропал…
Все о себе, о музыке своей. Будь проклята, умолкни хоть навеки! (Отбросил скрипку, смычок в разные стороны.) Лишь Эвридику мне, о, рок, верни!
Скажи, что ты простила!.. Нет! Не говори. И не прощай. И дуйся сколько хочешь. Ты только, о, пожалуйста, проснись… Ты, зайчик солнечный, воробушек пугливый, ты, перламутровая маленькая рыбка! Проснись, проснись и будь какой угодно, как листик, облачко, узор в калейдоскопе. (Играет с отчаянием долго-долго. Вдруг отбросил в разные стороны скрипку и смычок.)
Не хочет! Я перед ней и так, и сяк. Играю – скалы прослезятся, булыжник расцветет! Лежит, как мертвая. Последний раз сказал: глаза открой! Вставай, ну?! Я тебя заставлю. (Смеется.) Игра такая, да? Ты – куколка? Положишь – спит, поставь – глаза откроет. Сейчас поставлю… (Пытается сделать это.) Солдатик мой… Стой, говорю, не падай!
Из правой кулисы крадучись входит Фантом Б, с интересом наблюдает.
ФАНТОМ. Ты голову ей, голову держи!
ОРФЕЙ. Голову? (Эвридика снова лежит перед ним бездыханная.) Кто ты?
ФАНТОМ. Да так… Кто я? Не обращай вниманья. Никто, причуда автора, фантом.
ОРФЕЙ. Фантом?
ФАНТОМ. Мираж, виденье, приведенье, призрак.
ОРФЕЙ. Я с призраком беседую?
ФАНТОМ. Ну – эманация, хренация. Слов много, смысла мало!
ОРФЕЙ. Я, что, сошел с ума?
ФАНТОМ. Еще бы нет. Раз с призраком беседуешь!.. Все, все. Иди, дружок, иди. Мы справимся тут сами. Да, моя звездочка? Да, маленькая рыбка? (Кокетничает с мертвой Эвридикой.)
ОРФЕЙ. Идти куда? Куда – теперь – идти?..
ФАНТОМ. Не знаешь? Есть специальные дома для утешенья: таверна, казино, дома терпимости. Там все терпимы – о-о! – там очень все терпимы! Притон опийно-кокаинового рая!
ОРФЕЙ. Бред, бред.
ФАНТОМ (с театральными жестами). Иди, где смех! И грех! Где вход горит огнем! И даже днем!.. Уйдешь ты, черт возьми, подонок, сволочь, сука?!! Хотел ты куклу на ноги поставить? Смотри, как это делать надо. (Отойдя в сторону, достал из кармана дудку, играет.) Восстань, о мой народ, подъем! Встаем, дружок, встаем.
Эвридика медленно поднимается, огромные глаза ее смотрят в никуда. Фантом подхватил ее, танцует с ней вальс.
Парам-парам-парам.
Что за шухер, галдеж, тарарам?
Парам-парам-парам,
ляолю, не люблю мелодрам.
Парам-парам, парам,
все лишь сон, это он, это он.
Вернисаж, эпатаж, антураж, такелаж.
А плакать во сне – моветон.
(В танце уводит Эвридику в свою, правую, кулису.)
ОРФЕЙ. О, рок, как я убил ее, меня убей. Абсурд нелепый, дикий: нет Эвридики, есть Орфей…
10.
Еще день. Орфей сидит у моря, бросает камешки вдоль поверхности воды, и они прыгают. В стороне лежит футляр со скрипкой.
ОРФЕЙ (считает). Шесть. О, как надо. (Бросил камешек.) Нет, не считается. Смотри. О! Три, четыре, пять, шесть… восемь… Десять! Кто, я вру?! Было, было десять! Эгейское, скажи, ведь было?.. А где ж оно теперь?.. Разгладилась вода и вновь зеркальной стала…
Жить… жили… и живем… живьем… и будем жить… «Живут же люди». А зачем – «жить, жить»? Чтоб выжить. А выжить? Чтобы жить. Ха, карусель, круговорот в природе. Как птичка – да? – чирикать, певчая: «Жить, жить!» Но это – «выжить, чтобы жить» лишь в голове застряло. А, скажем, ноги ты спросила, голова? Они ведь не хотят – жить, жить, ходить. Скажите, ноги? А руки? Что-то брать, сжимать... И отвечали руки: «Не хо-тим». (Достал из кармана маленький мешочек, развязал.) Вот… что в руки брать… (Нюхает белый порошок.) А-а. И карусель в башке остановилась. И кончились «зачем» и «почему». Да? (Подмигнул морю.) Эгейское, эгей! (Нюхает еще, затем улегся поудобней. Как новую одежду, он примеряет на себя манеру эдакого эйфорического словоизлияния.)
О, вы, страдальцы и дельцы, слепцы, вы, жалкие убожества, ублюдки! Сказать, в чем жизни самый кайф? Пишите! Не погружаться глубоко ни в горе, ни в море, ни в праздном разговоре в проблемы бытия, а, эдак по поверхности скользя, слегка, слегка – «касаясь до всего слегка»*, снимать все пенки. Записали? В себя втянуть всю сладость бытия! Она всегда ведь на поверхности – сметана, пенки, сливки… (Хохочет.) Как и говно, как, впрочем, и оно! Вот – противоположностей слиянье…
Я погубил ее? Да? Погубил?.. Ну что ж, с кем не бывает? Ну, погубил. «Не знаешь ты, как женщин губят?»
О, где вы, братья, спутники мои? Я поплыву, друзья, я догоню вас. Я чаек, расспрошу: «Корабль, над мачтой – парус золотой, под розою ветров там вязью греческой «Арго» написано – вы не видали?.. По-гречески не знаете? А зря, зря, птички славные…» По запаху найду. Мочи, мужского пота! И первое, что вам скажу… Сказать, что вам скажу?.. «Вы были правы, парни. Жить надо не любовью, а… надеждой. Чтоб я пропал, как сука! На что? На все! На праздничную сладость бытия! И верою: все по мечтам нам будет. Недаром ветер рвет наш парус золотой и флаг полощет!»
А помнишь, ты повел меня к гетерам? Моей невинности
хрустальнейший сосуд – Геракл! Геракл! – ты расколол, смеясь. Меня же била
дрожь, как в лихорадке, когда обратно шли, ты помнишь? И я назад смотрел. «А завтра мы пойдем? А завтра?» Ты хохотал, обняв меня за плечи. «В любом
порту, – ты говорил, – не хуже будут!» А мне так жалко ее было, понимаешь? Смотрела вслед, глазенками моргая… Так жалобно они нам в спину смотрят, когда от них уходим! Не оборачиваться, да? Ты думаешь? Что ж, может, ты и прав… Не погружаться глубоко ни в горе, ни в море, в нее лишь, да, –в нирвану эту... Физиология над миром правит! От рыб произошли, а не от звезд!
«Чего хотим? – тебя спросил я, помнишь? – От них?» Ты хохотал: «Любви!» «Лишь на ночь? Лишь фи-зи-о-ло-ги-че-ской любви? Но, в сущности, физиология у всех одна. Зачем нам их так много?» Ты хохотал, ткнув кулаком мне в ребра: «То в сущности, а дело все – в деталях!» Ты прав, ты прав был, Кроха. Всегда правей, кто меньше рассуждает... Что сущности искать? Их – словно пальцев на руке. Искать подробности! Им несть числа, как камешкам на пляже. (Бросает камешки. Потом потянулся за скрипкой. Играет.)
(Вскочив вдруг, Орфей закружился в безумном танце Фантома.) Парам-парам-парам… Как-то там. Я не помню, как-то там… Парам-парам-парам…
(Сел на скале у грота, как в шезлонге.) Ты тут сидеть любила? Теперь я, можно, посижу? (Устроился поудобней.) О, как, шикарно... (Закрыл глаза, на лице улыбка.) Пора, м? А теперь пора?.. Пора, не пора – я иду со двора. (Растопырив руки, идет искать. Зашел в грот, вышел.) От нас не спрячешься, нет!
Из левой кулисы вышел ФАНТОМ А, с интересом наблюдает.
(Ходит по пляжу, заглядывает в расщелины скал.) Хитрющая… Иль в небо упорхнула? Спрошу у чаек. Эй вы, чайки! Вы мою девочку не видели случайно?.. Как выглядит? Такая… вся зыбкая, как свечка на ветру. Такая вся: «Обидите – умру. Погасну». Вот – я обидел, и она погасла… А в лице ее, ты знаешь, чайка… нет, не в лице, а в лике! – иконописное такое что-то, чего нельзя забыть, а можно только плакать и молиться… Нет? Не видала? Ну прости, лети, лети…
Во, спряталась, хитрющая! Но я найду, ведь я такой – находчивый! (С закрытыми глазами, растопырив руки, ищет. Наткнулся на Фантома.)
ФАНТОМ. Ура, нашел!
ОРФЕЙ (отойдя от него, смотрит в море – в зал). Где солнце прячется, за линией вон той... Сама как солнышко. Ну погоди, сейчас тебя достану… (Идет в море.)
ФАНТОМ. Вернись, о, друг! Я знаю, где она.
ОРФЕЙ. Никто не знает на земле, в воде и в небе.
ФАНТОМ. Никто, один лишь я – сказал он скромно!
ОРФЕЙ. Лишь ты?
ФАНТОМ (смеется). Давай, давай, спроси меня: «Ты, что ль, тут самый умный?» «Ну
да, – отвечу, – я – ну самый умный!»
--------------------------
*Александр Пушкин, «Евгений Онегин».
ОРФЕЙ. Фантом… Здорово, плод ума больного.
ФАНТОМ. Иди ко мне. Иди же! Ближе, ну? Цып-цып!
ОРФЕЙ. Иду к тебе, с ума сойду… Я уж везде искал, и среди скал… Здесь нет ее, красотки Эвридики!
ФАНТОМ. О, несомненно. Иначе разве б я пришел?
ОРФЕЙ. Ты?.. Кто ты? Нежить, заумь, плод безумья.
ФАНТОМ. Весь вниманье!
ОРФЕЙ. Я должен там, где быть она, ты понял?!. Слова все перепутались. Там должен я, где быть… (Вдруг подобрал валявшийся на песке нож, нацелил себе в грудь.)
ФАНТОМ. Стой, дурачок! Так значит, ты достаточно безумен?
ОРФЕЙ. Ну раз с тобою говорю...
ФАНТОМ. Тогда – за мной! Вперед!
ОРФЕЙ. Куда?
ФАНТОМ. Искать пропавшую, красотку Эвридику.
ОРФЕЙ. Я уж везде искал – на суше… На дне ее нашел, среди ракушек. И это значит: потерял навеки.
ФАНТОМ. Естествен… Но! А в зазеркалье не искал? А в закулисье? Что, впрочем, тождество. Тождествен-но! Там не искал?! Нет, если ты достаточно безумен!
ОРФЕЙ. Вполне достаточно. В зеркалье? В закулисье? Так что ж, пойдем! Веди меня, Фантом! В кулисье, в зазеркалье, захребетье! Хоть к черту в задницу – веди меня, Фантом!!!
ФАНТОМ. Брось нож!
Орфей бросил.
Дай руку, друг.
ОРФЕЙ (взял его руку). Холодная, как мрамор в склепе.
ФАНТОМ. Мир вывернем, как платье, наизнанку, тряхнем – и там, с изнанки, из подкладки, быть может, выпадет искомое? А вдруг? А кто сказал, что – нет, не может быть? (Повесил Орфею на плечо футляр со скрипкой.) Ну? Ты готов, о, друг?
ОРФЕЙ. Веди меня, Фантом.
ФАНТОМ. Идем. (Ведет его налево.) Ах, нет, пардон, сюда.
Уходят в правую кулису.
11.
Сырая мгла закулисья. Тусклые звезды на небе с трудом пронизывают ее. Потом, когда что-то можно будет увидеть, станут видны декорации пляжа, но теперь мы видим их с обратной стороны, поэтому то, что было слева, стало справа, то, что было выпуклым, вогнулось.
Слева входят Фантом А с тусклым фонарем в руке и Орфей со скрипичным футляром за спиной.
ОРФЕЙ (озирается). Изнанка? Закулисье?..
ФАНТОМ. Нет ада, рая, есть лишь закулисье. Ну, если нами взято за основу, что мир – театр. Гипотеза, конечно!.. Как, впрочем, вс;, все наши – ваши! – умозаключенья.
ОРФЕЙ. Театр – в каком, простите, смысле?
ФАНТОМ. В буквальном, сэр, в буквальном! «Весь мир – театр, а люди в нем…»
ОРФЕЙ. Актеры?
ФАНТОМ. Возможно, это значит: лицемеры. Похоже, это мэтр имел в виду. (Смеется.) Хорошенькое мненье у драматурга об актерах, а? А говорят, он был и сам актер. Знал по себе! Но в нашем смысле ближе – персонажи. Или актеры – пусть – на раз, на роль у каждого на жизнь – одна!.. Да, мир – театр, в нем жизнь твоя – спектакль!
ОРФЕЙ. Должны быть зрители, коль мир – театр?
ФАНТОМ. А как же? Мы в Древней Греции, у нас все есть! Лишь в самые интимные моменты от них вы прятались.
ОРФЕЙ. Мы?
ФАНТОМ. Кто ж еще? Ты ей сказал: «На нас здесь смотрят» и в грот увел, не помнишь?
ОРФЕЙ. Звезды?.. Зрители спектакля?
ФАНТОМ. Как, впрочем, и других одновременно. И прежде чем продлить наш путь безумный, не грех и помолиться – им, зрителям! – за наш успех.
ОРФЕЙ. Готов.
ФАНТОМ. Так повторяй за мной.
Опустились на колени.
О, зрители, узрите ли униженность мою?
Конечный смысл даете вы Театра бытию.
Пусть наша жизнь не жизнь для вас, лишь отблески, мираж,
но сопереживаете вы с нами жребий наш.
И, зная вашу искренность и неприятье лжи,
живут по правде истинной в Театре миражи!
Порою в дебри дикие заводит нас сюжет.
В своей святой обители нас не покиньте, зрители,
вздохнувши: «Что за бред?»
Пусть бред, он лишь блуждание, мерцание ума.
В пучинах тьмы так зреет свет, хоть непроглядна тьма!
Ваш взгляд лучистый – радость нам, и мы глаза свои
к вам устремляем в тяжкий миг безумия любви!
Пока не спущен занавес и нам не пробил час,
о, звезды, наши зрители, вы наших душ спасители, –
не покидайте нас!..
Встань. Теперь идем.
ОРФЕЙ (он полон раздумий). Нет, погоди… «Безумие любви», ты говоришь? Не от любви сошел с ума я – наоборот, вы него вошел, в безумье? Да? Ты не смейся, разница тут есть. Сама любовь – безумье, да? Скажи!!!
ФАНТОМ. Обычный человек без видимых причин, как то: чудес иль наущенья свыше вдруг – добровольно – стал обожествлять другого, ему аналогичного. Практически. И молит милости у своего кумира!.. Так как мы это назовем?
ОРФЕЙ. Со мною раньше не было такого. Любовная игра – была, но лишь игра! Да нет, игры-то не было – самозабвенной, как на скрипке... Игра на результат, вот было что. Цинично? Но ведь они сдавались, хоть знали, что – игра. Сдавались! Откликнувшись… на что, на голос тела? Нет, вот… мне кажется… Фантом, они сдавались в игре в любовь услышав зов Любви! Хоть знали, что обман, а – обманулись! Хотели обмануться потому что. А почему хотели? Потому что… Любовь – безумье, говоришь? Возможно, но – святое!.. Нет, врешь ты, врешь ты, врешь ты, врешь! Мозги тут вовсе ни при чем! Тут лишь душа, ты понял, нежить, призрак жизни, бред собачий?! Жизнь – песня о душе, а не о теле…
ФАНТОМ. Идем?
ОРФЕЙ. Когда она пришла в Приют Орфея, я услыхал его – зов, зов Любви. Хотя и… начиналось все с игры. Ты не поверишь, там, в таверне… Ее лица не разглядел я, вот в чем дело. Лишь контур тела. Я ей сказал: «Пойдем!» Не так. «Пойдем?» Скорее тут вопрос был, не приказ. Я лишь спросил, клянусь тебе! «Пойдем?» И – развязала фартук, бросила.
ФАНТОМ. Она была одна на свете, способная вот так, чтоб разом, сердца глазом, увидеть твою душу и – принять. В свою. Чтобы сразу навсегда. Так не бывает, скажешь? Видишь – было.
ОРФЕЙ (рыдая, упал). Ты... Фантом... мне душу… как ножом…
ФАНТОМ. Как у Орфея абсолютный слух, у Эвридики абсолютный взгляд! Души! Ну? Ты идешь, о, друг?
ОРФЕЙ. Иду…
12.
Та же мгла закулисья, те же тусклые звезды на небе. Слева входят Фантом А с фонариком и Орфей со скрипичным футляром за спиной. И снова Орфей встал в угрюмой задумчивости.
ФАНТОМ. Ну? Ты идешь?
ОРФЕЙ. Идешь, идешь, идешь, идешь!!! (Смотрит под ноги.) Труха костей и черепов. Хрустят, как высохшие листья. И гниль под ними… Куда ведешь? Где носит нас, шатает?
ФАНТОМ. Все там же, в зазеркалье, в закулисье.
ОРФЕЙ. Уж тыщу лет… не лет, а тыщу жизней бреду дорогой бреда. И проводник мой – призрак. И в свете фонаря путей не вижу. В ботинках жижа хлюпает, и дням уж счет потерян. Куда идем?!
ФАНТОМ. Дням счет потерян? Неудивительно – где ни ночей, ни дней. Да и вопрос «куда» тут некорректен. Тут нет «куда», как равно нет «откуда».
ОРФЕЙ. Дай! (Вырвал фонарик. Прибавив яркости, он светит вокруг, но видит все то же: гнилье под ногами и сырую мглу вокруг.) И пахнет вечным тленом…
ФАНТОМ. Неизменным.
ОРФЕЙ. Черт! Черт! (Ногой расшвыривает труху.)
ФАНТОМ (забрал фонарь, переключил на тусклый свет). Будем экономить, ибо источник света имеет свой срок службы, источник тьмы, напротив, служит вечно – без подзарядки! Ну? Ты идешь, о друг?
ОРФЕЙ. Слизь мерзкая, поганая, дурная, как эта жижа! Чтоб ты пропало, подлое виденье, чтобы растворилось! Как испарение твоих болот вонючих!
ФАНТОМ. Ругается. Что на вопросы нет ответа? Се человек! Хотя… «куда идем» – тут есть ответ. Идем направо! М? Вернее, вы идете. Направо, все направо.
ОРФЕЙ. Опять ты врешь. Налево иль направо… ведь это только с чьей-то точки зрения – кто видит нас! А в этом зазеркалье, захребетье нет никого. Мгла! Кости с черепами под ногами! И значит, ни налево, ни направо, ни вниз, ни вверх, ни по диагонали мы не идем, а топчемся на месте.
ФАНТОМ. О зрителях забыл. (Смеется.) «На нас здесь смотрят» – ты забыл?
ОРФЕЙ. Забыл… Так это с точки зренья звезд – направо?
ФАНТОМ. А с чьей же, милый, с чьей же? Могильный камень вспомни. Там – имя и фамилия, а ниже? Две даты. Пункты – отправленья, назначенья! «Из пункта А в пункт Б…» Направо слева, м?.. По черточке, тире, как по дороге.
ОРФЕЙ. Из пункта А в пункт Б... А после что? Там снова путь начнется? И буква Б, согласная… на смерть, вдруг станет гласной – А-а! – как первый крик младенца?
ФАНТОМ. Всему свой срок. То знает только рок. Но это будет пьеса уж другая… Ну? Ты идешь, о, друг?
Идут в молчании.
ОРФЕЙ. Скажи…
ФАНТОМ. Иди за мной, зануда, и молчи!
ОРФЕЙ. А мы найдем ее?
ФАНТОМ. Здесь все находится – но! – то, что здесь находится. Закон природы зазеркалья, закулисья… Ты ТАМ искал? И не нашел? Так, значит, ЗДЕСЬ! А где ж еще?
ОРФЕЙ. Я есть хочу! Сто тысяч лет не ел! Забыл уж запах пищи.
ФАНТОМ. Привал? Как скажет господин! (Достал из своего глубокого кармана простыню, расстелил.) Вот здесь посуше… Прошу! Услужливы, однако, миражи, скажи?.. Фонарик не разбей. Мираж тебе еды добудет. Да будет – так!
ОРФЕЙ. Черт! Черт! Иди уже, иди!
ФАНТОМ. Удаляюсь, сударь. (Уходит налево.)
Орфей сел на простыню, достал из футляра скрипку, играет горестную мелодию любви.
ОРФЕЙ. Как утренней росой с цветочных лепестков умытая, сама еще цветок, раскрывшийся едва-едва, не женщина, не солнце жгучее в двенадцать дня, а – солнышко прохладное рассвета, ты, красоты неповторимый образ, Эвридика, что и значит: образ красоты, – исчезла, растворилась в пространствах вечности. И – без меня, одна! А, помнишь, – это было вместе? «ЛЮБОВЬ, ОГРОМНЫЙ ШАР ВОЗДУШНЫЙ! НАС УНЕСИ ТУДА, ПРЕВЫШЕ ЗВЕЗД, В ПРОСТРАНСТВА ВЕЧНОСТИ, ГДЕ СЛАДОСТЬ ВЕЧНОСТИ! НЕ Я И Я, РАСТАЮТ Я И Я – В ТУМАНАХ ВЕЧНОСТИ, ТАМ БУДЕМ – МЫ! ОДНО!» И он нас уносил, наш шар воздушный. Потом обратно возвращались. И, глаза раскрыв, вновь узнавали свои маленькие вещи, которые, как верные собачки, притихнув, дожидались нас, пока в пространствах вечности мы пили эту сладость… Нет, нет… Ночной полет? Не только это. Нет, это только часть. А мне нужна вся жизнь с тобою рядом. Чтобы вокруг тебя вращаться! Ты мне нужна, ты слышишь, Эвридика? С закрытыми глазами – ночью и с улыбкою жемчужной – днем! С вопросом детским: «А потом что? А потом?» И с капелькою пота – тут, под носом. И с той мольбой в глазах: «Орфей! Орфей!» Что в переводе с сонного – «спасите». О, где ты, моя маленькая, где ты? О, дай тебя увидеть, посмотреть… в твои глаза газельи, Эвридичьи. Хоть миг один!..
О, зрители, о, звезды! Услышьте голос мой – не голос, вой! – тоски глухонемой, по-волчьи одинокий, беспредельный. (Мечется в темной сырости закулисья.) Эвридика! Мир не слыхал, ни тот, ни этот, страшнее крика. Эвридика-а-а!!! О, рок! Ты брось играть со мной в такие игры! Иль твой Театр с тряпьем вонючим декораций, с машинерией ржавою я подниму и брошу! Пусть катится, гремя, к чертям, проклятый, старый.
В глубине тьмы возникает неясное вначале световое пятно. Затем становится видно зарешеченное окно и в нем – Эвридика. На неком ткацком станке она ткет черное, уходящее во тьму полотно. Глаза ее такие же немигающие, невидящие, с какими она покинула сцену.
Эвридика…
ЭВРИДИКА.
Ткись, ткись, тьма.
Ни памяти, ни ума,
вопросов «зачем?», «почему?»
не надо, чтоб ткать тьму,
ни пауз на сон и еду,
ни спрашивать: «Можно, завтра я не приду?»
«Нельзя, сиди, никуда не уйдешь. И никто у тебя не болеет, не ври. Потому что некому здесь болеть. Закулисье – фабрика тьмы.
Мы
навеки ее работники.
Что воскресники нам, что субботники?
Все листки календаря хоть сто раз переверни –
нету красных, лишь черные дни.
Ткем, ткем тьму.
Материальчик к лицу – хоть кому!»
ОРФЕЙ. Эвридика… (Светит фонарем, но луч теряется во тьме.)
ЭВРИДИКА.
Тку тьму, тку.
Моему тьмы лоскутку –
приращению тьмы – будет рада
великая тьма. Чтоб надежней была преграда
любопытному уху и глазу,
чтоб за вечность ни разу, ни разу
ни один сюда не проник
шепот, крик,
ни один света блик.
ОРФЕЙ. Эвридика, я здесь! А-а-а!!! (Кинулся к ней, но налетел на невидимую стену, расшибся, упал.)
ЭВРИДИКА.
Ткать тьму, ткать,
иголкой ткань протыкать.
Коли свет тебе режет глаза, погоди-ка, за-
навесит их тьма беспросветная,
безрассветная.
Если тебя нет на свете,
значит, ржавые, тканые сети
тебя утащили во тьму, туда, где черна вода,
где ты будешь всегда-всегда
ткать тьму, ткать,
иголкой ткань протыкать.
Ох, занятие увлекать…
тельное!
ОРФЕЙ. Я к тебе! Я!.. (Бьется о невидимую стену, лихорадочно ощупывает ее, ища лазейку.)
ЭВРИДИКА.
Тки тьму, тки.
Твои тканые лоскутки
пойдут тьме на запла-тки.
Проверим потом все потертости, складки,
ни в какие чтоб дыры и щели
оттуда сюда заглянуть не сумели,
в безвозвратную тьму закулис.
Ткись, тьма, ткись.
За спиной Эвридики возник ФАНТОМ Б, наблюдает ее работу.
ФАНТОМ. Плотнее, строчку веди! Еще плотнее! А то щас как дам по шее! (Ударил Эвридику длинной гибкой линейкой.)
ЭВРИДИКА. Чего бьете-то?
ФАНТОМ. Я сказа-ло!
ЭВРИДИКА. Я и так!..
ФАНТОМ. Еще плотнее! Ты, что, спишь?!
ЭВРИДИКА. Кто спит? Ткем! Не спим ни ночью, ни днем! Потому что – ни ночи, ни дня на фабрике тьмы!
ФАНТОМ. Тихо! (Гладит по голове работницу.) Ткачиха моя, ударница закулись-я…
Эвридика работает, шмыгая носом.
ЭВРИДИКА. Думаете, я всегда тут буду? За мной придут!
ФАНТОМ. Да-а? И это кто ж это за тобой, интересно, вдруг «придут»? Вот так вот возьмут и придут, да?
ОРФЕЙ. Да! Я пришел! За тобой! Эвридика! (Стучит в стену.)
ФАНТОМ. Ну кто, кто, скажи, а, «придут»?.. (Закатился смехом.) Ой, не могу! И главное, все так говорят: «За мной придут». А кто придут-то, кто?! (Бьет ее линейкой.) Как хоть зовут хоть, помнишь? Я спрашиваю!!!
ЭВРИДИКА. Ма… ма…
ФАНТОМ (хохочет). Нет, вы слыхали? За ней мама придут! А кто это – мама? Отвечай, когда тебя спрашивают!!!
ЭВРИДИКА. Он добрый, красивый… Пальцы длинные...
ФАНТОМ. Нет, вы слыхали? У ее мамы – пальцы длинные!
ОРФЕЙ. Откройте. Это я…
ФАНТОМ. Просто удивляюсь я, на вас глядя, честное слово. Ни за кем еще никогда не придут… не пришли, ты поняла или нет?!
ОРФЕЙ (стучит в стену). Я! За ней!
ЭВРИДИКА (вспоминает). Арфо…
ФАНТОМ. Заткнись!
ЭВРИДИКА. Орфо…
ФАНТОМ. Заткнись, заткнись, заткнись! (Бьет ее линейкой.)
ЭВРИДИКА. Ткись, ткись, тьма…
ФАНТОМ. Ни памяти, ни ума…
ЭВРИДИКА. …не надо, чтоб ткать тьму.
ФАНТОМ. Му-у! Нет выхода никому.
Орфей шарит лучом фонаря во тьме, но видение и невидимая стена исчезли, как мираж.
ОРФЕЙ. Эвридика…
Слева входит ФАНТОМ А. В руках у него на подносе большая пицца и напиток в картонном стакане.
ФАНТОМ. Заждались, мистер? Вот! Кушать подано, как говорят у нас в Театре!
ОРФЕЙ. Что?
ФАНТОМ. Пицца. Чтобы подкрепиться. А это что-то вроде лимонада.
ОРФЕЙ. Ничего не надо.
ФАНТОМ. Ну здрасьте. Я, как страус, бегаю, ищу ему жратву! Ты думаешь, легко? Ты есть хотел!
ОРФЕЙ. Фантом, я ее видел!
ФАНТОМ. Чего?.. И что ж, что видел?
ОРФЕЙ. Ее! Сейчас!
ФАНТОМ. «Ничего не надо». Нет, вы слыхали? Я – как мустанг! Устал, весь в пене!..
ОРФЕЙ. Она здесь где-то. Скажи, куда идти?!
ФАНТОМ. Он видел! А я там, знаешь, чего видел? Дома – до облаков! И самолеты по небу летают. Ракеты «земля – воздух» и прочее, и прочее! На, хоть попробуй!
ОРФЕЙ. Не надо мне… ни самолетов, компьютеров, ни ваших интернетов. Ни музыки. Мне надо только взгляда Эвридичьего, по-детски хитрого. И тут чтобы две маленьких ямки…
А зубки у нее, ты знаешь, нежить, – два жемчужных ожерелья! И вся она в глазах моих стоит, как ангел осиянный. И в свете – когда солнце сзади – нежный пух на ушках светится… Нет, мне не жить без этого, не жить, ты, нежить!!!
Уж лучше тут без памяти ткать тьму, холстины тьмы,
по краешку, по краю – из черной шелковой тесьмы,
дабы не растрепалась сволочь-тьма,
вовеки чтоб была весьма-весьма
прочна, кант пришивать. Хоть нет его, конечно, края тьмы. Край света есть, а края тьмы – нет, нету.
ФАНТОМ. О, это да! (Публике.) Что скажете? Достойный ученик!
ОРФЕЙ. Ты слышишь, тварь бесчувственная, нежить? Мне ничего не надо больше. (Ударил Фантома по рукам, поднос, тарелка с пиццей, стакан с напитком летят в сторону.) Всю будущую вереницу воплощений отдам… Эй, вы, Фантомы, тьмы князья и властелины света! Отдам все, что желаете!
ФАНТОМ. Все?
ОРФЕЙ. Все! Душой бессмертною клянусь! (Эвридике во тьму.) Вот, видишь, как я клясться научился?
ФАНТОМ. Идем. (Взял фонарь.)
Идут направо.
13.
Орфей с фонарем в руке, скрипичным футляром за спиной идет направо, за ним – Фантом Б, не тот, что был, а его коллега. Орфей, однако, не заметил эту замену в ходе игры.
ОРФЕЙ (решив примерить на себя роль Фантома). Ну? Ты идешь? Эй, шевелись, о, друг!
ФАНТОМ. Куда ведешь меня, Вергилий? (Достал из глубочайшего кармана дудку, играет, поет, топчась, пританцовывая вокруг Орфея.)
Что вам, парни, деньги, слава?
Все равно идем направо.
Так, тик-так, тик-так заведено.
Ты играешь в море света
роль царя или поэта,
а за сценой гнилью пахнет, мокро и темно.
Припев! Все дружно! (Яростно притоптывая ногой.)
Тырда-тырда, тач-тач, тырда-тырда, тач-тач.
А за сценой мокро и темно. Е-е!..
Что нам море, что канава?
Все равно идем направо.
Кто ты – врач, убийца, все равно.
Жить на свалке иль в усадьбе,
пить на тризне иль на свадьбе –
то на сцене, а за сценой мокро и темно.
Все вместе! Еще дружнее!
Тырда-тырда, тач-тач,тырда-тырда, тач-тач.
А за сценой мокро и темно.
Еще раз!
Тырда-тырда, тач-тач, ширли-мырли, тач-тач,
мэри-шмэри, вери-вери вэл!
ОРФЕЙ (в задумчивости). И мне все было р;вно, все равн;, и, как без звука скрипка, жизнь без смысла – пока ее не встретил. Как лес трухи минувших лет опавших листьев, прошлогодних, трухи минувших дней полна людская жизнь – когда в ней нет любви! И жижа гнили, черной гнили под ногами. Мир что-то значит… мы что-то значим, лишь покуда любим. И пусть ничто не вечно, ну и что ж? А ты, Фантом, не значишь ничего в вонючей, затхлой вечности своей.
ФАНТОМ. Увы, нам не дано любви и наслажденья. Страданья, впрочем, тоже не дано…
ОРФЕЙ. (вглядываясь в него). Кто ты?
ФАНТОМ. Ты прав, о, друг, я вечен, я – никто! Вот вечности цена на рынке жизни: стать хочешь вечным – стань никем! И, между прочим, мы пришли, о, друг.
ОРФЕЙ (озирается). Куда?..
ФАНТОМ. Куда? Куда и шли!
ОРФЕЙ. Скажи мне!
ФАНТОМ. (хохочет.) В никуда!!!
Вдруг феерическим светом вспыхнул большой прямоугольный объем воздуха, в центре закулисья, и в этом светящемся кубе, на самом верху, на троне, к которому ведет лестница, важно восседает Фантом А. Впрочем, трон этот – явная бутафория, он в пятнах, обшарпанный, как и покрывающая лестницу ковровая дорожка.
ФАНТОМ А (с царским величием). Приблизься, друг!
Орфей и Фантом Б вошли в свет.
Я жду, ну? Говори же!
ОРФЕЙ. Что, что сказать? (Посмотрел на провожатого.)
ФАНТОМ А. Какая неотвязная нужда тебя сюда к нам привела, в тьму закулисья?
ФАНТОМ Б (Орфею). Видал, повадка лисья? (Коллеге.) Вам, сударь, ведь доподлинно известно…
А. Простите, сударь, я не с вами говорю.
Б. Что ж, тогда и я не с вами. (Взбежав по ступенькам, пытается сесть рядом с коллегой, тот не пускает его, толкаются.)
А. В чем дело? Что такое?
Б. В том, что…
А. Нет, вы себя ведете, сударь…
Б. Себя! Веду! Ну в точности как вы!
А. Я не себя веду, а вот его привел!
Б. Какая наглость! Это я! (Орфею.) Скажи нам, кто тебя привел?
А. О, друг?
ОРФЕЙ (смотрит на них). Вы… Нет, вы… Не знаю. Вы так похожи…
Б. Как два никто? Как два никта!
ОРФЕЙ. Как близнецы – однояйцовые.
А. О, слово найдено, мы – близнецы!
Б. Рождение и смерть...
А. …в едином миге...
Б. …точке...
А. …времени...
Б. …пространства...
А. …сошедшиеся! Да?
ОРФЕЙ. Величества! Владыки! В ваш мир предвечный зазеркалья, закулисья я, музыкант… быть может, и великий – так говорят, ну что ж, так говорят, – пришел молить униженно, нижайше. (Встал на колени, нет, мало, распластался на земле.) Молю, верните мне сокровище мое, богатство, Эвридику мне верните. Кожурку бархатную, грудки, голосок и смех ее, что словно колокольчик, тысячекратно он звончей того в таверне, висящего над дверью… Ее извечное, как гимн: «Орфей! Орфей!» Верните! Я вам отдам, клянусь, что захотите. Все сделаю, о, призраки, Фантомы. Скажите только.
А. Все-все? Ну да?
ОРФЕЙ. Все.
А. Даже стойку на руках?!
Б. Да. Можешь – стойку на руках?
Мгновенно встав на руки, Орфей ходит на них у подножия лестницы. Фантомы переглядываются, чмокая языками.
А. Надо ж.
Б. Однако.
А. Мы такого не видали! (Коллеге.) Скажи?
Б. Орфей, сыграй!
А. Сыграй для нас!
ОРФЕЙ (встав на ноги, достал скрипку из футляра). Все, что хотите. Тему дайте.
Б. Последнюю мелодию сыграй?
ОРФЕЙ. Какую?.. Как последнюю?
А. Ну да. Чтоб дальше – тишина, как сказано у мэтра.
Б. Прощанье с музыкой – сыграй?
ОРФЕЙ. Как… как прощанье?..
А. Не хочешь, не играй.
ОРФЕЙ. Сейчас… Ну что ж…
Играет. Закрыл глаза, весь отдавшись мелодии беспредельной тоски, это длится долго. Открыв глаза, он видит: в кубе света наверху стоит Эвридика, ослепительно прекрасная, и –смеется.
ЭВРИДИКА. Орфей! Орфей!.. (Спускается по ступенькам.)
ОРФЕЙ. И Эвридика… Божественнее лика нет, не может быть…
Замерли в объятии.
14.
Дом. Там, где был пляж, – огороды. На веревке сушится детское белье – пеленки, распашонки. Орфей сидит в задумчивости у края поля, бросает в него камешки, как когда-то в море. Он постарел, на щеках давно не бритая щетина. В стороне лежит футляр со скрипкой.
ОРФЕЙ. Друзья, товарищи, Геракл, Ясон, Тесей и все-все-все… Я помню вас, а как же? Ну как, далось оно вам в руки, удалось вам разделить руно златое или все рыщете по берегам Колхиды? Ну а найдете – что? И что, и что? Сказать, что ищете? Не золото, ах, что вы, не деньги, нет, а то же, что мы все. Удачу? Счастье? Ищем – что – мы все?.. Нет, это лишь мгновенья – удача, счастье, кои сохранить, как запах розы, как ночной полет продлить… Нет, ищем мы покоя, лишь у-ми-ро-тво-ре-ния души. Сознания, что все тип-топ, что все у нас нормально. И где найдем искомое – в халупе ли бомжа иль во дворце банкира, еще вопрос, друзья, еще большой вопрос!..
Еще вопрос – однажды, о, Геракл, найдя руно, с его куском в кармане, не будешь ли в заблеванной таверне ты на захватанной груди потрепанной гетеры – не будешь ли ты, как ребенок, плакать о жизни, что растрачена напрасно, а то, о чем мечталось, не свершилось? Еще вопрос, еще большой-большой! В конце которого – смертельный знак вопроса, как кобра пред прыжком, что и убьет тебя, а не Антей с Аидом…
Любовь одна снимает все вопросы. И чтобы было так, ты в руки все возьмешь – пилу, топор, сапожный нож. Чтоб – дом, и в нем все было, все, а как же? (Бросает камешки. Потянулся за скрипичным футляром, достал скрипку, смычок, пытается играть, но скрипка издает лишь шипенье.) У-мер-ла. (Бросил смычок, щиплет струны, они резиновые – тянутся, хлопают. Отбросил скрипку.) Твою мать…
Из дома выходит ЭВРИДИКА.
ЭВРИДИКА. Орфей!
ОРФЕЙ. Эгей.
ЭВРИДИКА. Малышка спит. Иди обедать.
ОРФЕЙ. Да, иду.
ЭВРИДИКА. Иди. Готово все!
ОРФЕЙ. К чему?
ЭВРИДИКА (тревога в голосе). Орфей! Орфей!
ОРФЕЙ. Да-да... Да все нормально, что ты?
ЭВРИДИКА. Нормально?
ОРФЕЙ. Сейчас приду, любимая.
Она, с застывшим ужасом в глазах оборачиваясь, уходит, он стоит, с упорством маньяка бросая в поле камешки. Слева и справа ходят Фантомы, у каждого в руках свой свиток, текст пьесы. Читают по ним.
ФАНТОМ А. «Эвридика (тревога в голосе): Орфей! Орфей! Орфей: Да-да... Да все нормально, что ты?»
Б. «Нормально?»
А. «Сейчас приду, любимая».
А. «Она с застывшим ужасом в глазах, оборачиваясь, уходит, он стоит…»
Б. «…с упорством маньяка бросая в поле камешки».
ОРФЕЙ (шепчет). Сейчас приду… в узду… (Уходит в дом.)
Фантомы посмотрели, что дальше, в свитках, выбросили их каждый в свою кулису.
А. Как говорят, Бог есть любовь.
Б. Как говорится, дьявол скрыт в деталях.
А. Мы дали вам «Подробности любви».
Б. Каков спектакль? Не нам судить.
А. А нас!
Б. В последний раз – всю прелесть декораций оцените.
А. Покуда шелковые нити тьмы в ткань не сплелись.
Фантом А созерцает картинку, горестно прикрыл рукой глаза, плечи его затряслись – явный наигрыш – уходит в свою кулису. Фантом Б трижды хлопает в ладоши. Рабочие сцены, выбежав, разбирают декорации, быстро превратив их в исходную бессмысленную груду обломков. Так же быстро исчезают.
Б. На том – гуд бай, адьё, спектакль окончен.
А (выглянул из-за кулисы). Спокойной ночи!
Тьма. Лишь сонные звезды равнодушно мигают на небе.
(2002, 2011 г.г.)